в городах и местечках, причем внимание было посвящено отысканию мест, расположенных вблизи фабрик, работающих на оборону. Рабочие евреи выпускались рано утром из гетто, чтобы вернуться вечером усталыми и голодными домой, где их ждала истощенная семья со скудным ужином. Для гетто отводились перенаселенные еврейской беднотой кварталы, где санитарные условия были до крайности неудовлетворительными и изо дня в день ухудшались. Они стали очагами эпидемий, и, нередко, для борьбы с эпидемиями немцы прибегали к самому радикальному средству — сжиганию этих очагов, конечно, вместе с жертвами эпидемии. О продовольствии немцы не заботились, предоставляя это самим обитателям гетто. Но когда гонимые голодом смельчаки пытались перешагнуть запретную черту, — их ждала пуля в затылок. Трудоспособные евреи, не прикрепленные к фабрикам, работающим на оборону, посылались на самые опасные и тяжелые работы. Легкие работы, кроме плетения соломенной обуви, изготовление щеток и метелок для вывоза за пределы гетто, были запрещены.
Особой льготой, правда, более воображаемой, чем реальной, было право на самоуправление или вернее самоуничтожение. Ни в Белоруссии, ни в других частях Советской России самоуправление в гетто не проявляло той способности к организации, той настойчивости в борьбе за жизнь, за сохранение человеческого достоинства и культурных достижений, как это было в Литве.
Охрана границ гетто лежала на немецкой полиции. В сущности, гетто были центром не изолированной жизни, но местом, огражденным колючей проволокой, предназначенным для коллективной смерти от истощения, непосильного труда, систематического недоедания и эпидемий. Разница между гетто и тюрьмой состояла, главным образом, в том, что в тюрьме сторожа приносили заключенным три раза в день скудную пищу, а в гетто этого не было. Узники были оставлены на произвол судьбы, но им приходилось ждать не долго. Если они не умирали естественной смертью, на помощь приходили особые ударные отряды. Визу на «продление жизни» получали только работавшие на оборону, но срок визы был ограниченный и без права возобновления.
Однако, такое «продление жизни» еврейским рабочим пришлось по душе не всем нацистским вождям. Генеральный комиссар Белоруссии Кубэ писал своему начальнику Лоозе, государственному комиссару всех оккупированных восточных областей, что он предпочел бы покончить с евреями «одним ударом раз и на всегда». Однако, он должен был уступить требованиям военного командования, являющимся самым крупным потребителем еврейской рабочей силы. Кубэ считал, что «право на жизнь» евреев должно рассматриваться не с экономической, а с политической точки зрения. В подтверждение своих доводов, будто уменьшение количества еврейских рабочих не отражается на интересах армии, он указал на пример Минска, где в течение десяти недель из ста тысяч русских евреев осталось только 6 000. Однако, военная промышленность не ощущала недостатка в рабочих. Обескровление еврейства имеет гораздо большее политическое значение, чем их роль в военной промышленности. Активность партизан значительно уменьшилась с тех пор, как их сотрудничество с евреями прекратилось. Возражая против транспорта польских рабочих в Белоруссию, он подчеркивал их враждебное отношение к Германии, не отличающееся от враждебности их русских соплеменников. Политическая опасность от их присутствия превосходит ту пользу, которую они могли бы принести, как рабочая сила. Эта точка зрения увенчалась полным успехом. Розенберг, как представитель высшей государственной инстанции, разрешил спор. В секретном письме он уведомил спорящих, что при разрешении еврейского вопроса экономические соображения, как правило, должны быть оставлены без внимания.
НЕМЕЦКИЕ УБИЙСТВА И КОРЕННОЕ НАСЕЛЕНИЕ
Министерство Иностранных Дел, если и не принимало непосредственного участия в уничтожении евреев, то, во всяком случае, было очень заинтересовано в успешном ходе этой «операции».
В письме Хейдриха к Риббентропу, министру Иностранных Дел при Гитлере (от 23 апреля 1942 г.) Хейдрих сообщал, что большая часть Восточной России очищена от евреев, и что задачей его ведомства является теперь, главным образом, поимка беглецов-одиночек, или тех, кто отказывался носить желтый кружок на платье. Он подчеркивает, что коренное население «приветствовало» уничтожение евреев после того, как убедилось, что в еврейских домах находилось много продовольствия в то время, как в распределительных пунктах количество его было недостаточно. Однако Хейдрих спешит добавить, что работа ударных отрядов не ограничивалась только расправой с одиночками: ими предпринимались также операции в широком масштабе. Некоторые местности вполне очищены от евреев.
Заявления, будто коренное население «приветствовало» расстрелы, несколько преувеличены. Нет сомнения, что, в общем, население было недружелюбно к евреям, но расстрелы и публичные казни пугали жителей, которые боялись, что и их очередь скоро наступит.
Антисемитская пропаганда распространяла заведомо ложные утверждения, будто евреи уклоняются под тем, или иным предлогом от военной службы, в особенности от посылки на фронт. Между тем, говорили антисемиты, война эта чисто еврейская. Гитлер не враг России, а враг советских евреев, которые все являются коммунистами. Между тем, эта война, по существу, начатая против евреев, ведется за счет жизни коренного великорусского, украинского и белорусского населения.
Вина в развитии народного антисемитизма лежит, в некоторой доле, на советском правительстве, которое в печати замалчивало немецкие жестокости в отношении евреев в Германии и в Польше. Это замалчивание, перешедшее после заключения договора Молотова и Риббентропа в полное молчание, продолжалось и во все время войны. В правительственных заявлениях слово «еврей» не фигурировало, и это продолжалось даже тогда, когда число погибших евреев перешагнуло миллион. Скрывая жестокости немцев в отношении евреев, Советы усыпляли бдительность евреев, не знавших ни о трагедии евреев в Германии, ни о Варшавском гетто, ни о судьбе других евреев под сапогом нацизма. Сами немцы, цинично-откровенные в своих рапортах по начальству, удивляются количеству евреев, оставшихся на местах, в твердой уверенности, что при их лояльном отношении и трудолюбии, они могут быть спокойны за свою судьбу.
Советы, за малым исключением, своевременно не эвакуировали евреев, оставляя их в военной полосе до последней минуты, когда все сроки истекли, и железнодорожный состав был использован только для эвакуации правительственных учреждений. Между тем еврейские юноши тысячами шли в Советскую армию сражаться против немцев в надежде, что их родители, сестры, жены и дети будут защищены. Из гражданского населения Советы эвакуировали только тех, кто мог быть им полезен, как рабочая сила. Их не трогала судьба стариков, женщин, детей. Так в годы оккупации евреи оказались между молотом советского антисемитизма и наковальней немецких зверств.
ТЕХНИКА УБИЙСТВ
Следуя за армией, «боевые отряды» занимали последовательно все города и местечки, в которых жили евреи. Белоруссия и Украина входили в черту еврейской оседлости, и немцы не сомневались, что там их ждет обильная жатва. Командиры отрядов и их меньших делений, так называемых «Коммандо», знали возложенную на них задачу. Им