Читать интересную книгу Битва богов - Андрей Дмитрук

— Слава Единому, — сказала Аштор, вставая, и прохладно коснулась губами его щеки, — а я думала, в самом деле, плохие новости. А зачем приходила эта?.. Все, молчу, молчу. Я уже тут с ума схожу, мне каждую ночь снится землетрясение и что гора давит меня. Наверное, лучше всего будет надеть суконные брюки и сапоги на низком каблуке, да?

…В последние дни Вирайя тщательно, будто предчувствовал эту минуту, запаковывал свой старый любимый альбом в зеленом потертом плюше. Недавно архитектор вернулся к юношеской мечте о чудо-городе — вдруг на последних, незаполненных листах набросал подземный вариант лотоса, не насквозь открытого солнцу, как мыслилось раньше, а надежно спрятанного от возможных катастроф, Сестер Смерти… всего, чем могло быть чревато будущее. И тем не менее, город остался жильем для счастливых, равных, свободных, и в центре его сверкал, под защитой гор и энергетических полей, Дворец Сокровенной Мудрости… Сам, не доверяя рабам и Вестникам, сделал водонепроницаемый пакет, поверх него — чехол из грубой мешковины. Чувствовал: с этим нельзя расставаться.

…Вирайя собственноручно нес винтовку и патроны, донельзя пристыженный, и кем же — той, кого он считал своим «ребенком»! Домик у теплого моря и свобода не оказались блажью пресыщенной самки — изнеженная Аштор смело переступала через все удобства… И темный путь по разоренной планете внушал ей только азартную радость!

Бог-разрушитель, ущербный красноватый полудиск, тускло высвечивал ребра скал, им самим сброшенных с Меру и почти сплошь заваливших половину аэродрома; другая половина отломилась вместе с кряжем плато и канула в новорожденную пропасть. «Черная стрела», не нуждавшаяся, в отличие от грузового «змея», в разбеге для взлета, спесиво задрала носовую иглу над расчищенной площадкой. Диск на ее брюхе сиял под мощными фарами топливных автоцистерн. Очевидно, фары освещали еще что-то, лежавшее на земле, поскольку у высокого голенастого шасси сгрудились, наклоняясь и переговариваясь, человек пять; среди них блестела каска Вестника. Когда Вирайя и Аштор вышли из-за глыб, сопровождаемые другим Вестником с ручным фонарем, его собрат в зеркальной каске мгновенно отскочил и яростным жестом шуганул в темноту всю группу, состоявшую из рабов — механиков и заправщиков. Затем Вестник проворно оказался на одном колене. «Недолго же я побыл иерофантом», — подумалось Вирайе.

На покрытой инеем щебенке лежала, раскинув руки и уронив набок голову с открытыми глазами и ртом, почти голая изможденная женщина в шортах и завернувшемся клеенчатом фартуке. У нее были короткие волосы такого богатого огненного колера, что перед ним стушевалось даже крылатое солнце на брюхе «стрелы». Налет седины не убавил яркости этого пламени.

Когда подошел Бессмертный, Вестник вскочил и услужливо повернул ее голову носком сапога, чтобы лицо смотрело вверх.

И Вирайя вдруг вспомнил шершавые своды адской кухни, сухой металл столов, накаленный тысячесвечовыми лампами. Вспомнил путаницу белых червей в кювете, рвотный дух крови, гари и формалина — и два живых, отчаянных карих огня под краем уродливой клеенчатой шапочки. Да, это были те самые глаза, они не умерли; оторочка густых ресниц дрожала над их гаснущей гладью. В глубине пульсировали крошечные золотые диски.

Ахнув, гневно заговорила о чем-то Аштор, виновато-недоуменно пискнул в ответ юный Вестник — мало ли везде дохлых рабов валяется! Вирайя не слышал. Он жадно рассматривал стертые до мяса, едва зарубцевавшиеся маленькие ладони женщины, подогнутые пальцы со струпьями на кончиках… Неужели эти руки смогли взломать изнутри толпу Горы Единого? Как она сумела выжить — почти раздетая, среди мерзлых груд камнепада?

— …Рядом нашли, — оправдывался Вестник перед грозно подбоченившейся Аштор, — там у нее под камнем вроде гнезда из разных лохмотьев. Думали — мертвая, а она дышит!

— Дышит, — машинально повторил Вирайя, глядя на растерянного пухлогубого юнца. Не появись они с Аштор — попинал бы мальчик свою находку сапогом, убедился, что рабыня вставать не собирается, спокойно всадил пулю в рыжую голову и наказал бы тем же заправщикам свалить труп где-нибудь подальше, дабы не осквернять взоры Священных…

— Дышит, — еще раз сказал Вирайя — и добавил бесцветным, чуть ли не унылым тоном человека, не допускающего даже мысли о чужих возражениях (прилипло за год с лишним в Ордене):

— Женщину в самолет.

Аштор не сказала ничего, только одобрительно пожала локоть друга.

…Как раз три кресла оказалось в тесной, — четверть положенной Священному площади отхожего места, — душной кабине «стрелы», кроме того сидения, что было занято пилотом, ухитрившимся даже в этой тесноте приложиться к резиновому полу перед Бессмертным. Вестники уложили рыжую женщину, будто шарнирную куклу, застегнули на ней привязные ремни. Пилот выпучил глаза и быстро отвернулся от соблазна. Черно-зеркальные, топоча по трапу, слетали за чемоданами, лихо вскинули жезлы, прощаясь: последняя почесть Внутреннего Круга Избранных своему двадцатидевятилетнему иерофанту! Люк захлопнут и заперт. Над горами — холод, ночь, тишина и пол оспенного лица приблудившегося бога.

Проснулась, прочистила глотку сиплым рыком, вздрогнула «стрела». Пошли качаться, как маятники, свешенные с кресла руки рыжей. Изогнувшись, насколько позволяли ремни, Аштор схватила Вирайю за колено. Крик ее чуть слышен:

— Только бы сейчас нам… не по-ме-ша-ли!..

Он думает о том же. «Стрела», проклятая и благословенная, как сама жизнь, «черная стрела»! Когда-то с шахматной крыши столичного храма ты унесла меня в таинственную область Ордена. Кому же, как не тебе, суждено спасти меня сейчас?

Со скрежетом лопаются кандалы земной тяги. Не слишком ли громко? Томительные мгновения все более сильной тряски, горячечного рева машины, переходящего в головокружительный свист. Нет — туда, в бункеры, едва доносился даже голос каменного шторма! И все равно скорее, скорее…

Наконец, рывок: грузно отекает тело, чьи-то пальцы через уши ввинчиваются в мозг…

Взлет!

Глава XV

Острова над унылым послепотопным мелководьем, заваленные буреломом, когда-то были зелеными холмами у реки, а теперь торчали из мутного зеркала, бурые, словно туши буйволов. Воскресшая река, промыв чистую голубую полосу в серо-желтом супе, подтачивала рыхлый берег острова, увенчанного двухэтажным кубом штаба сектора Бхара. Видимые сквозь прозрачную воду, на дне сцепились разбухшие оголенные деревья.

Испуганно посмотрев на Индру, Варуна сказал тоном человека, догадавшегося о страшном коварстве:

— Наверное, они узнали, что Архипелага больше нет, и потому осмелели. — Он поднял указательный палец. — Но откуда? Неужели нашелся Избранный, который мог…

— Ничего они не узнали, — хмуро ответил стажер. Он стоял, сунув руки в карманы брюк, широко расставив ноги и внимательно, цепко рассматривал все детали открывшейся картины. Солдаты — пилот и механик — жались к борту «стрекозы», шептались, нехорошо подмигивали друг другу, — одним словом, только дисциплина удерживала их от позорного бегства обратно в воздух.

— Ничего они не могли узнать. Напали, считая, что защита ослабела после землетрясения и потопа. Ночью видел факелы?

Варуна кивнул. Вопрос о том, почему штаб сектора вот уже вторые сутки не отвечает на вызовы, решился сам собой.

У речного прибоя неряшливо обрывалась дорога. Ворота были выбиты, асфальтовый двор за стеной усыпан бумагами, горелыми сучьями и трупами. В молочном, бессолнечном свете туманного дня буднично чернели твердые, словно рог, босые подошвы. Копья судорожно зажаты в острых, сухих кулаках. Те, кто выламывал ворота, валом лежали в проеме, облепив колоду импровизированного тарана. Очевидно, они были заранее обречены на смерть, как и весь отряд, ворвавшийся во двор и лежавший теперь полукругом, головами к дому, с безобразными дырами на лопатках — предметом особого внимания мух и оводов.

Взглядом пригвоздив к месту солдат, Индра кивнул Варуне, и тот, брезгливо подтягивая брюки, вслед за стажером полез через месиво в воротах.

Кровавый кавардак в комнатах дал возможность легко восстановить события. Пока смертники, валясь под огнем пулемета, отвлекали внимание казармы, — главные силы, по-обезьяньи ловкие и беспощадные, обрушились на штаб с тыла.

В солдатской спальне не все проснулись от стрельбы. Надо полагать, с перепоя. Один так и застыл, подложив ладони под щеку, с горлом, разваленным до уха; зато другой сопротивлялся, разбросал постель. Он ушел не один — истыканный ножами белокурый великан. Его пальцы сдавили шею извернувшегося винтом, маленького шоколадного охотника.

В столовой чьи-то сапоги торчат из-под растрощенной мебели, видны попытки поджога. Канцелярию сжечь удалось. Уцелевшие бумаги, подхваченные жаром костра, вылетели в разбитые окна и шевелятся теперь на дворе.