Читать интересную книгу Секретный дневник доктора Уотсона - Фил Гровик

– Проход достаточно широкий. Четыре человека могут идти плечом к плечу.

– Да, – кивнул отец Сторожев. – И позвольте мне дать вам план, который в свое время вручили мне прихожане. На нем отмечено, как добраться до Ипатьевского дома. Если вы сможете спланировать побег царской семьи при помощи этой информации, это будет означать одно: наше дело имеет Божье благословение.

– Надеюсь, что сможем, святой отец, – кивнул сыщик, – но боюсь, что нам потребуется больше чем просто информация. Томас, те люди, которых упоминал Престон, все еще здесь?

– Думаю, да.

– Престон не сказал, сколько их?

– Думаю, около тридцати.

– Этого должно быть достаточно, – решил Холмс. – У вас оговорен какой-то сигнал? Как их собрать?

– Скорее всего, условный знак есть, но меня не посвящали в детали организации, – признался помощник консула.

– Это не имеет значения. Мы выясним детали у Престона по возвращении. А кто командует группой? Что это за человек?

– К сожалению, как мне кажется, предполагалось, что непосредственное командование должен взять на себя Релинский. Но, конечно, теперь это невозможно, – пожал плечами Артур Томас.

– Да, – согласился Холмс. – А в самой группе никого нет, кому вы доверили бы командование?

– Я не могу назвать подходящую кандидатуру. А как насчет вас, мистер Холмс?

– Нет, я не военный. Кроме того, я буду занят другими вещами, как и доктор Уотсон. Если бы нашелся кто-то еще, кому мы могли бы поручить командование вашими людьми, то у нас появилось бы гораздо больше надежд на успешное выполнение задачи.

Именно в тот момент мы услышали за нашими спинами хриплый голос с сильным русским акцентом:

– А как насчет меня, товарищи?

Мы с Холмсом стремительно повернулись и увидели лысую голову и улыбающееся лицо Стравицкого.

Лазарь

Мне показалось, что передо мной призрак, и я невольно отшатнулся, в ужасе воскликнув:

– Но вы же мертвы!

– Не говорите об этом моей семье, а то они волнуются, – ответил Стравицкий и рассмеялся.

– И вы говорите по-английски!

Не знаю, что поразило меня больше. Но тут я заметил, что Холмс пытается скрыть улыбку, хотя отец Сторожев и Томас в непонимании уставились на нашего гостя.

– Помните, что говорил полковник Релинский? – спросил Стравицкий, закрывая боковую дверь и приближаясь к нам. – Никому не доверяйте. Посмотрите на меня! Я говорю по-английски. И я жив!

Тут Холмс, не выдержав, расхохотался. Я пребывал в замешательстве, что-то бессвязно бормоча себе под нос. Стравицкий подошел ко мне и крепко обнял, а потом троекратно расцеловал, как принято у русских, хотя раньше никогда не демонстрировал ни симпатий, ни нежности. Да он даже вежливым никогда не был! Холмс продолжал смеяться, и я понял, что это не столько веселье, сколько чувство облегчения.

Наконец прославленный детектив, периодически продолжая посмеиваться, рассказал Томасу и отцу Сторожеву, откуда мы знаем Стравицкого. А тот в свою очередь объяснил Холмсу и мне, а заодно и двум другим присутствовавшим, как он здесь оказался:

– Значит, полковник сказал вам, что я не добрался до Кунгура. Что ж, он не соврал. Так и было. Когда началась атака, он велел мне взять коня и ехать обратно. Там царила такая неразбериха! Никто ничего не видел, никому ни до кого не было дела. Полковник был прав. Я должен был вернуться и посмотреть, что тут происходит. Следить за поездами, ЧК, солдатами. Мне потребовалось два дня, чтобы сюда добраться. Я видел, как большая группа белых направляется на юго-восток, а другие части двинулись на северо-запад. Думаю, белые собираются выступить вот так, – он сжал руки, изображая тиски. – Я приехал сюда ночью. Спал у заброшенной шахты. Никто не видел. Я посмотрел, что происходит в Екатеринбурге. Я сказал себе: полковник должен вскоре прибыть сюда с вами. Куда мне идти? Нужно место, где меня никто не будет искать. Все просто – церковь! Больше никто не ходит в церковь.

Томас переводил слова Стравицкого священнику. Отец Сторожев что-то сказал по-русски, и Стравицкий ответил ему, а потом снова повернулся к нам:

– Святой отец говорит, что это не так, что люди ходят в церковь. Я извинился. Священник – хороший человек. Он принял меня ночью. Я ему сказал, что я дезертир, сбежал от красных. Соврал ему. Он меня спрятал. Я ничего ему не рассказывал. Он сам пришел и рассказал, что произошло с моим полковником, с вами. Сейчас я слушал под дверью. Я все знаю. Теперь я буду помогать. Мой полковник – умный человек. Он знал, что может случиться что-то плохое. Он отправил меня сюда помочь. Я – туз в рукаве.

После этой фразы мы все рассмеялись.

– Да, вы определенно тот самый туз, – согласился Холмс. – И вы определенно поможете нам. Вы слышали все, что мы здесь говорили?

Стравицкий с готовностью кивнул.

– Отлично, – сказал Холмс. – Вот что я надеюсь сделать.

И с этими словами он начал описывать свой план.

Примерно четыре часа спустя, когда мы вернулись в консульство – конечно, без Стравицкого, – день уже клонился к вечеру.

В консульстве нас встретил Престон, рядом с ним стоял мужчина, который выглядел как сельскохозяйственный рабочий. Это в общем соответствовало действительности: он родился в крестьянской семье, но работал в шахте. Оказалось, что Михаил Габлинев – так звали нашего нового знакомого – был человеком-кротом: б́ольшую часть жизни он провел в шахтах, пока мировая война буквально не вытащила его из темной глубины и не смяла его тело и душу, подобно безумной машине из кошмарного сна. Когда из него выжали все соки, он оказался брошенным, как и те шахты, в которых он занимался рабским трудом.

Однако Габлинева и многих других ему подобных, которые дезертировали из армии и имели опыт участия в военных действиях, давно рекрутировал Престон, чтобы бороться во имя цели, которая была им близка, – за их живого бога, за царя.

Эти люди отказались сражаться в пародии на войну, в обреченной на провал битве против людей, которых они не знали, и под началом офицеров, которые относились к ним как к крепостным. Они вернулись к своим семьям, но все еще оставались верны своему крестьянскому пониманию царя. Для них он был богом. Они знали, что царя с семьей держат в качестве заложников в Ипатьевском доме. Престон сообщил им, что приедут люди, которые помогут им спасти царя, и теперь они ждали и следили за красными.

Екатеринбург был их городом. Они буквально знали его изнутри. Красногвардейцы и войска, расквартированные в городе, приехали из других районов, и местные считали их чужаками. Многие из новых охранников в Ипатьевском доме были набраны из латышей, и Габлинев с товарищами не испытывали никакой жалости к этим чужакам и не боялись их убить, хотя знали, что потом приедет еще больше чужаков, чтобы убить их самих.

Консул попросил Габлинева подождать нашего возвращения. Холмс был прав: Престон разбирался в военном деле. Когда Холмс закончил представление своего плана Престону, Габлинев ушел. Но до того как уйти, он сообщил нам, что знал про Стравицкого. Его люди рассказали ему про лысого мужчину на окраине города. Они посчитали его дезертиром, и для них не имело значения, с какой стороны он дезертировал. Вскоре им предстояло подчиняться приказам этого человека.

План великого сыщика был таким же, как его логический ум: многогранным, хитрым, решительным и, конечно, блестящим.

Отцу Сторожеву предстояло отправиться к Юровскому, чтобы получить разрешение на полуночный молебен, подобный тому, который он провел месяц назад. Если Юровский станет возражать – а он, конечно, станет, так как к нему обратятся в последний момент, – то священник скажет, что делает это по просьбе двух британских дипломатов. На Юровского такой мотив должен подействовать: он будет только благодарен за этот новый и несколько неортодоксальный – или, лучше сказать, ортодоксальный? – способ удовлетворить пожелание двух англичан и не дать им лезть в свои дела.

Когда отец Сторожев вместе с царской семьей спустится для отправления богослужения в подвал – туда, где это происходило в конце мая, – священник на самом деле проведет молебен. На первом молебне охранники не присутствовали, и сейчас они будут слышать из-за дверей только литургию и произносимые нараспев слова. Им также будет понятен долгий период молчания – люди ведь молятся и молча. Именно в этот момент, когда молитвы читают про себя, священник поведет царскую семью по тайному ходу к себе в церковь.

Даже во время молитвы, читаемой про себя, обычно слышится тихое бормотание. Оно должно по большей части исходить от женщин, в данном случае – царицы и великих княжон. Поэтому, кроме наших людей, которые будут ждать у входа в туннель из Ипатьевского дома, нам придется задействовать и монахинь. Пока царская семья пойдет по туннелю, монахини и несколько мужчин продолжат тихо молиться. Надо надеяться, что таким образом мы не вызовем беспокойство охранников. Если что-то пойдет не так, наши люди организуют отвлекающий маневр, пока Романовы не доберутся до церкви.