способ властвования пришелся боярству по вкусу, и развитие политической системы республики пошло в том же направлении. Следующий этап установления боярской олигархии приходится на начало xv в.: в 1410-х гг. число посадников увеличилось до 18. Реакцией на новые порядки и стало «восстание Степанки», когда «черные люди» били уже не только указанных им «чужих» бояр, а всех представителей правившей верхушки. Но выбор был сделан. К началу 1420-х гг. в Новгороде одновременно существовало уже 24 посадника и шесть тысяцких; к середине xv в. посадников стало 36, то есть практически каждый боярский клан имел своего представителя в этой властной структуре.
Новгород иногда не вполне корректно сравнивают с вольными западноевропейскими городами-коммунами. Точнее было бы его сопоставлять с близкой по типу аристократически-купеческой республикой Венецией. Но Венеция сумела стать одним из самых богатых государств Средневековья и сохранить свою независимость вплоть до конца xviii в. Новгород же этого сделать не смог, и не только по причине неравенства сил в поединке с Москвой.
B 1171 году Венеция была разделена на шесть районов. Исходя из такого территориального деления был образован Большой совет: нобили каждого из шести сестьеров выбирали двоих представителей, каждый из которых, в свою очередь, назначал еще 40 человек. Большой совет состоял из 2500 членов – отпрысков патрицианских родов, из их числа рекрутировалось большинство должностных лиц республики. Основными институтами коммуны являлись сенат, возглавляемая дожем коллегия и кварантия – главный судебный орган по криминальным делам. Выбираемый тайным голосованием Большого совета дож становился пожизненным правителем республики, но его реальная власть ограничивалась сложной системой комиссий и советов, следивших за действиями дожа и друг за другом. С xiii века элита замкнулась, перестав принимать в свой круг новые, пусть даже весьма богатые фамилии.
Маленькая Венеция долго оставалась одной из сильнейших морских держав Средиземноморья: создала собственный торговый и военный флот, самую совершенную в Европе дипломатическую службу, сеть заморских торговых факторий, развернула собственное уникальное производство (знаменитого венецианского стекла и зеркал). Новгородское же боярство создавало свои богатства за счет экспорта природных богатств и вполне этим удовлетворялось.
Такая «сырьевая» эксплуатация обширных лесных колоний приносила колоссальные доходы боярству, но тормозила развитие передовых по тому времени отраслей. Новгородские молодцы-ушкуйники могли периодически устраивать дальние экспедиции на Север за пушниной да еще совершать лихие пиратские набеги на «низовые» города: «Проидоша из Новагорода Волгою из Великого полтораста ушкуев с разбойникы новогородскыми, и избиша по Волзе множество татар и бесермен и ормен… Новъгорад Нижний пограбиша… И поидоша в Каму, и проидоша до Болгар», где с успехом «полон христьянский весь попродаша». Однако новгородская торговля целиком зависела от более предприимчивых и технически оснащенных немецких купцов. Товары в Новгород и из него шли на немецких судах, поэтому новгородское купечество не могло соперничать и даже заключать равноправные договоры с ганзейцами, не говоря уж о морской торговой экспансии. Создание собственного флота было затруднено отсутствием морских гаваней.
Раннее участие в управлении облегчило новгородским боярам подчинение свободных смердов и горожан, а связи вотчин с городскими хозяйствами-усадьбами обеспечили боярству контроль за экономикой и политическое господство. Технический уровень новгородских мастеров был достаточно высоким, однако зависимость купцов и ремесленников (по раскопкам известно уже 150 таких «боярских» мастерских) мешала формированию профессиональных корпораций горожан – цехов, развивавшихся в западноевропейских городах. Эти обстоятельства, помноженные на общие причины слабости русского города, не дали возможности процветавшему и свободному Новгороду стать инновационным центром передовых технологий и форм производства на Руси.
Боярство смогло полностью подчинить своей воле как экономику, так и политические институты Новгорода. Но эта победа как раз и подрывала новгородскую самостоятельность. Еще в xiv в. черному люду было что защищать в республиканских порядках: сохранялось некоторое влияние горожан на «своих» бояр, а их зависимость от народной поддержки не позволяла резко усиливать налоговый гнет. Установление же после 1418 г. открытой олигархии объединило враждующие кланы, но фактически ликвидировало вечевой строй, а вместе с ним и желание «черных людей» защищать новгородские порядки. Социальная рознь ослабляла республику – как раз тогда, когда ей пришлось отстаивать независимость.
Конец республики
В отличие от тверских или нижегородских правителей новгородцы никогда не участвовали в борьбе за гегемонию на Руси. Новгородская элита, как правило, принимала к себе в князья того, кто становился великим князем Владимирским, что гарантировало от конфликта с Ордой. Власть любого, даже самого сильного князя была в новгородских владениях ограничена. Боярство получало огромные выгоды от сбыта мехов и транзитной торговли, и его мало интересовали политические события на «низу», если они не задевали новгородских интересов.
Случались порой и столкновения. В 1170 г. под стенами Новгорода стояли дружины владимирского «самовластца» Андрея Боголюбского; в 1387 г. на него двинулись силы почти всей русской земли во главе с Дмитрием Донским; в 1428 г. в новгородские пределы вторглось войско могущественного великого князя литовского Витовта. Но новгородцы держались стойко: «суздальцы» князя Андрея потерпели страшное поражение, запечатленное на новгородской иконе «Чудо от иконы Знамение». Когда же противник оказывался сильнее, северяне откупались: выплачивали «черный бор» (одноразовую дань) великому князю Московскому или его литовскому конкуренту.
Но к середине xv в. ситуация в Северо-Восточной Руси принципиально изменилась. Исчезли соперничавшие друг с другом и беспрерывно воевавшие княжества, всегда дававшие новгородцам возможность выбрать удобного партнера. Великое княжение владимирское прочно закрепили за собой московские князья. С окончанием междоусобной войны московских князей Новгород остался единственной политической структурой, претендовавшей на проведение независимой политики. Должна была настать и его очередь.
Зимой 1456 г. войска великого князя Василия ii (1425–1462) провели короткую победоносную кампанию – разгромили новгородское ополчение под Руссой; посадник Михаил Туча угодил в московский плен. В деревеньке Яжелбицы москвичи заключили договор с Новгородом: посадники пообещали признавать московского князя своим сувереном, выплатили ему немалую контрибуцию в 10 тыс. рублей. Но при этом новгородские представители упорно отстаивали «старину» – неприкосновенность боярских вотчин, особое республиканское устройство и невмешательство в него великого князя. Яжелбицкий мир повторил почти без изменений традиционные нормы «докончаний» между великим князем и новгородскими боярами: «Новгород держати вам в старине, по пошлине, без обиды; а нам, мужем ноугородцем, княжение ваше держати честно и грозно, без обиды. А пошлин ваших, князей великих, не таити, по целованию. А что волостей ноугородцких всех, вам не держати своими мужи, держати мужи ноугородцкими, и дар имати от тех волостей. А без посадника вам, князи, суда не судити, ни волостеи роздавати, ни грамот давати… А без вины вам, князи, мужа волости не лишити, ни грамот не посужати…»
Однако в договоре впервые было записано: «Вечным граматам не быти», то есть Москва впервые потребовала ликвидации высшего новгородского органа власти. Как восприняли это требование новгородские послы, неизвестно; однако сохранилось оно только в московском