Черниговский посадил в Новгороде князем своего сына Ростислава. Против черниговского князя и его ставленника – посадника Внезда Водовика – выступили сын бывшего посадника Степан Твердиславич и боярин Иванко Тимошинич, которых поддерживал владимиро-суздальский князь, соперник Михаила Черниговского Ярослав Всеволодович. После публичного столкновения (Степан и Иванко «распрелись» с посадником) Иванко был избит людьми посадника и на другой день созвал вече на Водовика. Последний в союзе с бывшим посадником Семеном Борисовичем сумел одержать верх. Прямо на вече был убит боярин Волос Блудкинич, обвиненный в попытке поджога посадничьего дома. Затем убили и бросили в Волхов Иванко Тимошинича, а их сторонник Яким убежал к князю Ярославу Всеволодовичу. Но уже в декабре 1230 г., после того как Водовик уехал с молодым князем в Торжок, «суздальская» группировка победила: новгородцы убили Семена Борисовича, разграбили двор и села Внезда Водовика и его сторонников и вручили посадничество Степану Твердиславичу. После такого «избрания» Степан Твердиславич пригласил на новгородский стол Ярослава Всеволодовича.
Цивилизованной смене власти пришлось долго учиться – посадников порой изгоняли, а то и убивали. Только в xiii в. республиканский строй утвердился окончательно. Отныне посадник стал избираться на год из числа пяти пожизненных кончанских посадников, а взаимоотношения Новгорода с князьями четко регулировались «типовыми» договорами.
В ведении второго лица – новгородского тысяцкого – находились организация ополчения, сбор налогов, торговый суд (нынешний арбитраж). С середины xii столетия в Новгороде избирали (по жребию из числа нескольких претендентов – игуменов окрестных монастырей) кандидата в архиепископы, который затем направлялся к митрополиту для посвящения в сан. Новгородский архиепископ вершил церковный суд, хранил государственную казну, во время конфликтов мирил враждовавшие стороны и нередко выполнял дипломатические поручения в отношениях с другими княжествами. Он же выступал в качестве своеобразного нотариуса по сделкам с недвижимостью – вотчинами. У каждого из перечисленных должностных лиц был свой аппарат, каждый из них обладал в рамках своих полномочий судебной властью. Их судебные права определялись особой Новгородской судной грамотой.
Республика никогда не жила без князя. В меру воинственный и удачливый князь должен был обеспечить независимость государства от покушений со стороны других Рюриковичей и свободу торговых путей из Новгорода на «низ» – в южнорусские земли. Богатая республика имела уязвимое место: лесистые и болотистые северные почвы были неплодородными, и Новгород постоянно нуждался в подвозе хлеба. В случае политических конфликтов князья-противники тут же перекрывали торговые пути, и тогда цены на новгородском рынке взмывали в 5–10, а иногда и в 30 раз. «Резаху люди живые и ядяху, а инии мертвая мяса и трупие обрезающе ядяху, а друзии конину, псину, кошкы, а ини же мох ядяху, сосну, кору липову и лист, кто что замысля; а инии пакы злии человеци почаша добрых людии домы зажигати, кде чюючи рожь…» – так описывал летописец голодную весну 1231 г. в богатом городе.
Поэтому на новгородском престоле мог находиться даже князь-ребенок или его представитель-наместник, обозначавший такой союз. В случае необходимости (но далеко не всегда) князь возглавлял объединенное войско новгородцев и своих дружинников. Повседневной же функцией князя в Новгороде был суд, судебные решения скреплялись княжеской печатью. Но судил князь вместе с посадником. Победа 1136 г. навсегда поставила князей под республиканский контроль. Стандартная формула новгородского «ряда» с князем выглядела так: «А без посадника ти, княже, суда не судити, ни волости раздавати, ни грамот даяти. А без вины мужа волости не лишати». За работу князь получал судебные пошлины и доход с определенной территории, но не становился ее владельцем.
В xiii в. договоры, определявшие отношения князей с Новгородом, имели уже вполне разработанный формуляр (первый из дошедших до нас относится к 1264 г.). При заключении «ряда» князь целовал крест «на всей воли новгородской», обязывался «держати… Новгород по пошлине» (то есть по старине).
Гарантией соблюдения договора был запрет князю и его слугам приобретать в новгородских владениях земли. К тому же новгородцы были «вольны во князьях», поэтому у них не было одной «законной» княжеской династии. Приглашенный князь ставился в положение высокооплачиваемого чиновника и мог быть в любое время сменен: в случае конфликта ему «указывали путь» из Новгорода. Небольшая княжеская дружина в 300–500 человек ничего не могла поделать с многочисленным городским ополчением и боярскими отрядами.
Истоки такого порядка уходят в глубокую древность, когда родоплеменная верхушка славянских и угро-финских племен возглавила эту «федерацию». Скорее всего, именно ее потомки превратились в наследственных бояр. В отличие от других земель, где боярином становился княжеский советник или дружинник, новгородским боярином нужно было родиться: лишь представители 40–50 родов носили это звание. Археологические раскопки показали, что каждому роду принадлежало по 8–10 городских усадеб (площадью около 2 тыс. м2), на протяжении столетий не менявших своих границ. Такие клановые владения представляли собой мощные комплексы с двухэтажными боярскими хоромами (с балконами, стеклянными окнами и цветными витражами) и хозяйственными постройками, запасами, ремесленными мастерскими, с челядью и прочими зависимыми людьми.
Усадьбы каждого рода группировались в определенном конце Новгорода и держали под контролем несколько кварталов с их обитателями. Они составляли городскую опору боярских родов, являвшихся настоящими хозяевами в городе и на подвластных ему территориях. В Неревском конце господствовали Мишиничи и их родичи: Онцифоровичи, Самсоновы, Борецкие; в Славенском – Лошинские, Селезневы, Грузовы, Офонасовы; на Прусской улице – потомки Михалки Степановича. Новгородские бояре не рассредоточивались по своим вотчинам, а сидели в Новгороде, иначе они утратили бы возможность участвовать в борьбе за власть.
В Киеве и прочих землях полюдье осуществляли князь с дружиной; в Новгороде сборщиками дани стали в x – xi вв. местные бояре. Древнейшие известные берестяные грамоты – это записи долгов горожан и крестьян-смердов, хранившиеся в боярских усадьбах. Так начиналось и укреплялось боярское влияние в Новгороде. С xii в. новгородские бояре превращаются в землевладельцев, а через двести лет 90 % новгородских земель стали боярскими вотчинами. «Есть в Новгороде знатные сеньоры, которых они называют бояре. Власть этих знатнейших горожан неимоверна, а богатства их неисчислимы: некоторые владеют земельными угодьями протяженностью в 200 лье», – такими увидел новгородских «граждан» французский рыцарь Жильбер де Ланнуа в начале xv в.
Только в центре, на давно освоенных землях, боярским фамилиям принадлежало около 80 тыс. гектаров. Там находилось примерно 20 тыс. крестьянских хозяйств – в среднем по 500 на каждого владельца. Знаменитой боярыне Марфе Борецкой принадлежало около 1200 дворов, то есть примерно 6–7 тыс. крестьян. Не менее богатыми стали новгородские монастыри: Хутынский, Юрьев, Аркажский. Самым богатым землевладельцем являлся «дом святой Софии» – архиепископская кафедра. Огромными были боярские владения на окраинах Новгорода, в его северных лесных колониях.
Вотчинное хозяйство (целые «погосты» в сотни квадратных километров с десятками деревень) и промыслы давали боярам возможность концентрировать в своих руках ценные экспортные товары. Из боярских владений поступали сотни пудов воска, десятки тысяч бобровых и