Бржевнов (Břevnov) – во времена Швейка самостоятельный населенный пункт сразу за западной границей Градчани. С 1921 года район Праги. Знаменит своим древним монастырем. Городок вновь упоминается в ч. 1, гл. 9, с. 106.
А монастырь не только упоминается, но и посещается Швейком в ч. 1, гл. 11, с. 156.
В Вршовицах есть одна повивальная бабка
См. комм., ч. 1, гл. 5, с. 62.
— Мне вывихнули ногу за пятерку, — раздался голос с постели у окна, — За пять крон наличными и за три кружки пива в придачу.
В оригинале:
“Já mám vymknutou nohu za pětku,” ozvalo se z řady postelí u okna, “za pětku a tři piva”.
И здесь пятерка (pětka) – не крон, а золотых. Если в кронах, то речь о десятке – 10 крон наличными. Когда Гашек имеет в виду пять крон, он так и пишет – pětikorun, см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 286.
См. комм, о денежной системе ч. 1, гл. 6, с. 74.
— Мне моя болезнь стоит уже больше двухсот крон, — заявил его сосед, высохший, как жердь. — Назовите мне хоть один яд, которого бы я не испробовал, – не найдете. Я живой склад всяких ядов. Я пил сулему, вдыхал ртутные пары, грыз мышьяк, курил опиум, пил настойку опия, посыпал хлеб морфием, глотал стрихнин, пил раствор фосфора в сероуглероде и пикриновую кислоту. Я испортил себе печень, легкие, почки, желчный пузырь, мозг, сердце и кишки. Никто не может понять, чем я болен.
Несколько прекрасных комментариев к этому фрагменты прислала врач и блогер coldwindto:
«Большая медицинская энциклопедия сообщает, что пикриновая кислота, она же 2-4-6 тринитрофенол, которую в числе прочей дряни глотал высохший, как жердь, сосед Швейка по палате, целенаправленно употреблялась новобранцами для симуляции желтухи…»
«Отравление ртутными парами в основном проявляется дыхательной симптоматикой, вплоть до развития пневмонии. Но поскольку дядя пил еще и сулему, то у него приключился еще и кровавый понос и рвота, а также затрудненное мочеиспускание и кровь в моче.
Симптомы отравления мышьяком напоминают симптоматику холеры, что, по-видимому, и пытался этот алхимик изобразить.
Раствор фосфора в сероуглероде при приеме внутрь вызывает целую кучу симптомов – это и слюнотечение, и понос, и желтуха, и головная боль, и целый пакет неврологических жалоб (тремор, преходящие параличи, сужение зрачков, бессонница, спутанность сознания и т. д.). Кроме того, сероуглерод вызывает перепады артериального давления, аритмию и красные пятна на коже.
Что же касается опиума и морфия, то бедняга, скорее всего, принимал их, чтобы унять боль и сохранить остатки здравого смысла.
В общем, он говорит совершенно правильно: Я испортил себе печень, легкие, почки, желчный пузырь, мозг, сердце и кишки. Только к этому надо еще добавить желудок и кожу…»
«Да, стрихнин забыла – в основном неврологическая симптоматика, параличи, судороги, вплоть до состояния, напоминающего столбняк. При отравлениях меньшими дозами можно принять за эпилепсию».
С. 91
Наш полковник вообще запретил солдатам читать даже «Пражскую официальную газету».
См. комм., ч. 1, гл. 7, с. 83.
С. 93
В мирное время прыгает, бедняга, как козленок, а разразится война
В оригинале: V době míru běhá takový chudák jako kůzlátko, ale jak vypukne vojna. Vojna (война) – в русском смысле понятное чехам, но очень редко употребляемое слово. Архаизм. Положено говорить válka, как в чешском названии романа «Osudy dobrého vojáka Švejka za světové války». Vojna же в стандартном употреблении – армия, армейская служба. Но Гашеку нравится именно такой праславянский, по-русски звучащий вариант, и он его часто использует. Можно вспомнить ч. 1, гл. 1 – рассуждения Швейка в господе «У Калиха»: Vojna S Turky musí být.
См. предположение о возможных корнях этого в комм., ч. 1, гл. 5, с. 62.
С. 94
Выздоровеете у нас скорее, чем в Пештянах
Пештяны (Piešťany) – город-куророт в Словакии, знаменитый своими горячими источниками, воды которых считаются целебными в первую очередь для ревматиков и людей, страдающих атеросклерозом. В период юношеского бродяжничества 1901–1902 гг. Ярослав Гашек неоднократно оказывался один или с братом Богуславом в этих самых Пештянах.
Я уже ночью заметил, что у меня прошла одышка.
В оригинале já už v noci pozoroval, že mne záducha přešla. Záducha – вполне конкретная астма, а не одышка вообще.
— Коваржик. Осмелюсь доложить, мне был прописан клистир,
— Хорошо, клистир вам еще поставят на дорогу, — распорядился доктор Грюнштейн.
И далее:
Каждый получил предписанную ему солидную порцию. Некоторые пытались воздействовать на исполнителя докторского приказания просьбами или угрозами: дескать, они сами запишутся в санитары, и, может, когда-нибудь нынешние санитары попадут к ним в руки.
Что касается Швейка, то он держался геройски.
— Не щади меня, — подбадривал он палача, ставившего ему клистир. — Помни о присяге. Даже если бы здесь лежал твой отец или родной брат, поставь ему клистир – и никаких. Помни, на этих клистирах держится Австрия. Мы победим!
Фрагмент отсылает к повести, где при выписке Швейка из сумасшедшего дома в связи с призывом всех психов и просто ненормальных на военную службу, бывшему пациенту, бравому солдату также прописывают на дорогу клистир и он принимает его стоически.
Před odjezdem na vojnu, buď omylem, nebo snad aby úplně uvedli jejich duševní stav do pořádku, předepsal jim lékař ústavu klystýr. Když mu jej dával opatrovník, tu řekl důstojně dobrý voják Švejk: «Nešetři mne, jdu bojovat, nelekám se ani děl, a nebojím se ani tvého klystýru. Rakouský voják se nesmí bát ničeho!».
Перед отьездом в части, может быть по ошибке, а может быть для того, чтобы окончательно привести их рассудок в порядок, доктор всем прописал клистир. Когда пришла и его очередь, то Швейк со всем возможным достоинством велел санитару:
— Не щади меня, еду на фронт, пушек не боюсь, и уж твоего клистира тем более. Австрийский солдат не смеет чего-либо бояться!
С. 95
Сам Сократ не пил свою чашу с ядом так спокойно, как Швейк
В оригинале все очень четко: Ani Sokrates nepil svou číši bolehlavu. To есть «чашу с цикутой» (болиголовом).
В это время вдова генерала-от-инфантерии, баронесса фон Боценгейм, прилагала неимоверные усилия для того, чтобы разыскать того солдата
Образ аристократки, благодетельствующей австрийским солдатам, по всей видимости, навеян собственными впечатлениями Гашека от посещения Тоцкого лагеря австрийских военнопленных (см. комм., ч. 1, гл. 11, с. 153 и ч. 1, гл. 14, с. 197) делегацией австрийского красного креста в начале весны 1916 года. Главой миссии была графиня РевереттаБалтхари (hraběnka Reveretta-Bálthary), которая одаривала пленных бельем и деньгами. Другая участница миссии, также графиня Каллиш-Альтенхов (hraběnka Kallisch-Altenhof), раздавала библии, советуя там черпать силы в ожидании победы сил Тройственной коалиции – bibli s poznámkou, že nám ji Rakousko posílá, abychom s důvěrou hleděli na konec války a čerpali z ní sílu. См. фельетон «Из королевской библии» («Z bible kralické» – «Čechoslovan», 1917).
o котором недавно газета «Богемия» писала
См. комм., ч. 1, гл. 7, с. 83.
С. 96
— Даже самые простые свиные шкварки можно есть, покуда они теплые.
Здесь ошибка переводчика, искажающая смысл. В оригинале: I ty sprosté lojové škvarky se dají jíst. Lojové škvarky (вообще, lůj) – как раз не свиной, а любой другой животный жир, говяжий или бараний. Соответственно, такая гадость, которую, в отличие от вкусненьких свиных шкварок, не то что в рот брать, смотреть на них тошно. Буквально несчастный, изголодавшийся человек говорит следующее:
— Даже самые простые шкварки из бараньего сала есть можно, покуда они теплые.
— Полегче насчет гусиных шкварок, — сказал больной «раком желудка», — нет ничего лучше гусиных шкварок!
Самое время, наверное, отметить, что сам Гашек не только любил готовить, но и поесть. Очень гордился своим всегдашним раблезианским аппетитом и совершенно упал духом, когда уже в Липницах, незадолго до кончины, это неизменное свойство его организма стало предательски угасать.
Сесил Пэррот пишет (CP 1983), что пищу Гашек любил самую простецкую. И приводит в подтверждение раскавыченную цитату из книги Радко Пытлика (RP 1998). Вот она в оригинальном виде:
Neměl jíst ostrá jídla, ale měl hrozně rád okurky a lák z nich chodil tajně pít к Invaldovům do špíže. Jejich kuchařka Rézinka Špinarová mu musela připravovat jeho oblíbené jídlo, pro které vymyslel název ”kočičí tanec”. Byl to směs nakrájených vařených brambor, pokrytých opečenými kolečky vuřtů a zalitých rozšlehanými vejci. К tomuto jídlu si natočil pivo a byl spokojený.