Но когда до окончания школы оставалось совсем немного, пришло с южной границы известие о том, что в схватке с бандитами, пытавшимися перейти границу, погиб брат Владимир.
До конца июля Вероника прожила с родными, старалась, как могла, приглушить их боль. А потом услышала в городском комитете комсомола о наборе в специальную школу, узнала, что там и девушки нужны, «которые не робкого десятка».
«А я, кроме того, физкультурница и радиодело изучала, попрошусь на курсы радисток, примут, сделаю все, чтобы приняли», — сказала себе Вероника. Когда писала заявление, не знала, где находится школа. Оказалось, под Баку.
Баку поразил Веронику виноградом «саргиля» и «шааны», слаще которого, как говорили, нигде нет; нордом ужасающей силы, способным дуть несколько дней подряд, портить настроение и взвинчивать и без того экспансивных апшеронцев; добротой и лаской, сквозившими во взаимоотношениях между самыми разными людьми; неуклюжим и веселым пароходом «Демосфен» с огромными колесами по бокам, совершавшим рейсы на Зых с его инжирными садами и на диво чистым песчаным пляжем; да мало ли чем может поразить многоликий, норовистый, степенный и дружелюбный город девчонку, выросшую в тихом селе на Среднерусской возвышенности.
В школе, при которой существовали курсы радисток, занимались юноши интеллигентного вида, не любившие много разговаривать. Они казались на первых порах отшельниками — изучают языки, философию и разные специальные предметы, которые не изучают в других школах, техникумах и вузах, не считают себя вправе отвлекаться на разные приятности, существующие в подлунном мире. Но так казалось на первых порах. Познакомилась с двумя товарищами, Пантелеевым и Песковским, и поняла вскоре, какие это свойские и простые ребята, и прилепилась к ним душой и проводила с ними нечастые свободные часы; ходили в кино и Бакинский рабочий театр, старались не пропустить ни одного спектакля. Шли в том сезоне «Невеста огня» — романтическая историческая трагедия Джафара Джабарлы, «Маскарад», «Чудесный сплав», «Сентиментальный вальс». Не было спектакля, на который имели бы одинаковый взгляд Станислав и Евграф. Случалось, спорили и на следующий день. Лишь однажды сошлись: обоим, как и Веронике, понравилась пьеса «Сентиментальный вальс». Но через день в центральной газете появилась разгромная рецензия на нее. Все трое ничего не поняли. На ближайший спектакль билет достать было невозможно. Они все же достали, еще раз посмотрели пьесу и навек невзлюбили желчного рецензента.
Ранней весной открывалась старая городская купальня; раскрепощенные мусульманки, загоравшие на крыше, дивились на Веронику, прыгавшую в море с верхотуры (дело не только в прыжке: вода — плюс восемнадцать; ни один уважающий себя бакинец в такую стылость не полезет). Внизу ждали выплывавшие с другой стороны купальни Слава и Граня, все трое неспешно плыли в сторону новой пятидесятиметровой парашютной вышки, считавшейся чудом высотностроительной техники. Отдохнув немного на песке, пускались в обратный путь, одевались, возвращались пешком к вышке и каждый делал по два прыжка. По старой привычке не уступать братьям, Вероника старалась не отставать и от новых знакомых. Как ни страшно было прыгать первый раз, прыгнула без долгого колебания, не догадываясь еще, сколько раз и в каких краях и с каких высот придется ей спускаться на парашюте.
Видела Вероника, как тесно связаны Песковский и Пантелеев, как помогают друг другу, и чувствовала неназойливое внимание к себе и не знала... пришлось бы выбирать, кому бы отдала предпочтение.
...Занятия приближались к концу, все чаще поговаривали о близком распределении, все чаще по вечерам грустила Вероника, живя предстоящим расставанием, но когда до выпуска неделя осталась, пригласили к начальнику школы и объявили, что предлагают ей место преподавателя. Покраснела, не смогла скрыть радости, а выйдя из кабинета, быстрым шагом направилась к мужскому общежитию, попросила вызвать Песковского, сама не знала, почему Песковского, а не Пантелеева, а не обоих сразу, и сказала счастливо:
— Я остаюсь здесь. С вами. Буду работать. Знаешь, я очень рада. Мне было бы тяжело расставаться с то... с вами.
— Поздравляю, — ответил Евграф. — Очень рад.
«А собственно, чему ты рад? — спросил себя Евграф. — Тебя-то ведь не оставят... Да ладно, что загадывать далеко наперед...»
*
«Когда-то я участвовал в школьной художественной самодеятельности и имел неосторожность вспомнить об этом в разговоре с Шагеном Мнацаканяном. Он посмотрел на меня скептически, чуть приподнял кончиками пальцев мой подбородок, отошел на шаг в сторону, смерил меня взглядом с ног до головы и неожиданно заключил:
— Сгодишься... на крайний случай.
Шаген был вторым режиссером нашего драматического коллектива и все последние дни изображал из себя «творческую личность», с головой ушедшую в поиск исполнителей для новой постановки.
Через три дня меня вызвал начальник клуба и сказал, что...
Одним словом, самодеятельность готовила спектакль по пьесе «Старый знакомый Полины Н.», и мне предлагали роль, которую, насколько я мог догадаться, никто из моих товарищей брать не хотел. Я сразу же резко запротестовал. Дело в том, что незадолго до закрытия занавеса «старый знакомый» убивает Полину, сотрудницу конструкторского бюро. Играла Полину Струнцова, а мне не хотелось омрачать отношений с ней даже на сцене. Вероника сидела тут же, в кабинете начальника, вместе с другими «артистами» и ласково говорила мне:
— По-моему, роль интересная и может заключать в себе гораздо больше, чем думал драматург. Ведь этот «старый знакомый» на первый взгляд — приятный современный молодой человек, спортсмен, любитель оперы... Но он живет двойной жизнью, ненавидит наш строй, наши порядки... Роль совсем не простая. Полина не девочка, значит, есть в нем что-то такое, что заставило ее ответить на любовь. И только когда она узнает, что это за человек на самом деле... Ну что тут долго сомневаться, Евграф? Мне кажется, должно получиться. Да и Шаген тоже считает, что ты справишься.
Шаген покровительственно кивнул головой и не произнес ни слова.
Мы провели несколько репетиций, мне начали шить летний чесучовый костюм, а незадолго до премьеры дали справку и доверенность и попросили съездить в город за стартовым пистолетом. Это была новинка, раньше старты на всех известных мне легкоатлетических соревнованиях давались с помощью красного флажка.
Директор динамовского магазина, внимательно изучив мои документы, распорядился продать один из двух имевшихся у него пистолетов и долго объяснял, как его заряжать, как им пользоваться и как хранить. После этого вынул из ящика пачку пистонов, заложил один из них в пистолет, тот оглушительно бабахнул.