В ярости я шлепнул раскрытой ладонью по длинному луку одного из стрелков. Короткая вспышка боли от ожога. Я отдернул руку от лука и, тряся ей, зашагал к подъемнику, ведущему на вершину Подковы. Из-за моей спины возбужденно донеслось:
– Лук-то как нагрелся! И что теперь, дядька Рикар? А?
– А теперь натянуть попробуй, – велел Рикар. – Ежели не сможешь – отдашь лук тому, кто сдюжит.
– Да я сдюжу! – возмутился молодой ломающийся голос. – Не из худших ведь я стрелков! Ну-ка…
– Господин Корне! Вверх? – крикнул мне вслед Рикар, заметив мой уход.
– Да. Огляжусь в очередной раз… толку нет, но все же… заодно и метатель немного укреплю.
– Это дело хорошее! – довольно пророкотал здоровяк, догоняя меня.
Тут он меня не перехваливал. Каждый день я поднимался наверх и укреплял при помощи своего магического дара древний имперский метатель, стоявший на скале над самым поселением. Укреплял частями. В первую очередь, обращая внимание на такие крепящие детали, как железные скрепы, шипы, гвозди, просмоленную веревку и края деревянных частей. Если по ущелью пойдут темные гоблины и нежить – я хочу суметь выпустить по ним столько снарядов, сколько пожелаю, а не столько, насколько хватит ресурса старой осадной машины. Видеть перед собой цель и не иметь возможности ее поразить – это ли не истинное горе?
А вот метательные снаряды я укреплять не стал – наоборот, потребовал у гнома, дежурящего на вершине скалы, у осадной машины, сделать все возможное, чтобы при ударе камни сразу же разлетались на мелкие куски. Мне не требуется проламывать стены вражеских укреплений. Мне требуется поражать живые силы врага. Мне нужна шрапнель! – еще одно новое словечко, пришедшее мне на ум. Жаль только, что дальше этого дело не пошло, в памяти смутно крутилось лишь непонятное изображение черной круглой и дымящейся дыры… печь? Зев? Не знаю. В голове вновь проснулась смутная головная боль, столь долго не посещавшая меня, и я прекратил пытаться вспомнить.
При удачном попадании хватит и каменных осколков. Они повредят не только живым гоблинам, шурдам и людям, но и той нежити, что имеет в своем теле хотя бы пару костей. Если костяному пауку перебить лапы – далеко он не убежит. Если ему размозжить череп – тут твари и конец.
Также я не переживал о том, что шурды не пойдут в ущелье. Некуда этим тварям деваться. Некуда!
Да, есть летающая нежить, поправшая все божеские законы и взмывшая в воздух. Но пусть таких птах будет даже с десяток, им не перенести всех воинов по воздуху. Шурдам и мертвякам придется топать по узкому ущелью, по единственной дороге, ведущей к нам. Еще они могут вскарабкаться по стенам – особенно если одна их подобных монструозных пташек, слепленных из гнилой плоти, доберется до вершины гранитной скалы и сбросит вниз толстую веревку или даже лестницу. Я подумал и о таком развитии событий. Потому что сам поступил бы именно так – зная, что поселение мало, я бы начал атаку сразу с нескольких направлений, дабы раздробить силы осажденных, дабы заставить их метаться, словно муравьев в подожженном со всех сторон муравейнике.
Платформа со скрипом и треском подняла нас наверх, я шагнул было в сторону стоящего под навесом метателя, когда пронзительный свист заставил меня вздрогнуть и обернуться. Еще до того как я сумел поймать взглядом человека, поднявшего тревогу, громкие крики и жесты стоящих на стене людей указали направление.
Над ущельем летела уже знакомая уродливая тварь, громко хлопая крыльями. Летела вровень с верхним краем одной из стен ущелья, и эта поганая тварь снова играла в охотника, преследующего кроликов! Причем в качестве кроликов выступали двое из моих людей, несущих стражу на дальнем посту, на вершине скалы где-то в четверти лиги от поселения.
Ужасная птица летела как бы с ленцой… так пастух вечером гонит скотину обратно в деревню… на бугристой спине нежити виднелись три прижавшихся друг к другу фигурки – не людей. Шурды… и сидели они смирненько, из луков не стреляли, из трубок не плевались…
Во всей этой картине было над чем задуматься, особенно над чем-то белым, зажатым в скрюченной руке сидящего впереди шурда…
Было над чем задуматься…
Вот только я задумываться не стал! Мне хватило увидеть, как двое моих людей убегают от смерти. Остальное мои глаза заметили, когда я уже мчался по сырому граниту навстречу беглецам и преследователю.
В миг, когда я с ними поравнялся, промчавшись между двумя воинами, словно стрела, до моих ушей донесся пораженный вскрик сорванным от бега голоса:
– Господин?!
В миг, когда я сделал еще пять огромных шагов, до моих ушей донесся яростный громовой рев Рикара:
– Господи-и-ин!
Тут-то я и заметил кусок грязной белой тряпки в руке одного из сидящих на твари шурдов, с костяным гребнем «поводыря» на сплющенном черепе. Но задуматься я уже не успевал – ноги распрямились, толкая меня вверх и в сторону. Мерзкая, гнусно воняющая тварь летела в локтях шести над кромкой одной из стен ущелья и чуть в стороне от нее. Под ее гнилым раздутым брюхом была пропасть, заканчивающаяся дном ущелья.
Потрясенный многоголосый крик донесся от вершины скалы, и от стены в тот же миг когда я совершил безумный яростный прыжок, не обратив внимания, что прыгаю прямо в пропасть…
Моя правая рука дотянулась и злобно сомкнулась на каком-то вздутии на теле огромной летающей нежити. Кулак второй руки в бешенстве ударил куда-то в район бесформенной шеи, пробив податливую мертвую холодную плоть и уйдя внутрь. Шурды визгливо завопили, один из них привстал и с воплем попытался ткнуть меня ногой в лицо. За что и поплатился – оставив левую руку глубоко в теле задергавшейся нежити, я выбросил вперед правую и, ухватившись за тощую ногу темного гоблина, рванул ее на себя.
– Мра-а-зь! – сорвалось с моих губ, кулак левой руки стиснулся еще сильнее, сжимая внутри туловища разлагающуюся плоть и обломки костей, из которых и была соткана испускающая зловоние птица.
С перепуганным воем пытавшийся пнуть меня шурд улетел вниз, суматошно размахивая руками, словно пытаясь взлететь. Сидящий впереди самый старый темный гоблин – с куском белой тряпки – дико заорал:
– Мы пришли с миром! Нас послал великий…
Тут через злобно стиснутые пальцы моей левой руки и пошла широким потоком жизненная сила… в меня вливалась бурлящая жизнь… я словно припал к живительному источнику…
Вот только из летающего чудовища жизнь уходила… заскрежетавшая тварь дернулась, завалилась на бок, захлопала крыльями, шурды дружно завопили, и мы ухнули вниз, в ущелье, беспорядочно снижаясь. Тяжелый удар, птица на полном ходу врезалась в отвесную гранитную стену, под вой гоблинов оторвалась от нее, перекувыркнулась, перед моими глазами круговоротом замелькали небо и земля. С тонким жалобным криком шурд-«парламентер» сорвался и куда-то улетел, а вместе с ним улетел и огромный кусок просто отпавшей гниющей плоти. Мертвая птица распадалась, к земле полетели куски мяса, обломки костей, полилась черная, дико воняющая жижа. Еще один кувырок, в сторону отлетает одно из крыльев, а мы врезаемся в противоположную стену ущелья. Нежить «умерла» еще до касания – я выпил ее досуха. В гранит со шлепком врезался просто большой безжизненный ком разлагающегося мяса. Мясной ком повисел пару мгновений и, медленно разваливаясь на части, упал вниз, на дно ущелья. Некоторые куски плоти сползали по скале, оставляя за собой густую слизь и дергающихся белесых червей.