Читать интересную книгу Ледяной ад - Юрис Юрьевикс

Хэнли углубилась в чтение глянцевого проспекта: «Феликс Маккензи, член правления канадского Королевского комитета по исследованию Арктики. Профессор океановедения, Университет Дэлхаузи, Галифакс. Член-корреспондент Института физики Земли, Париж. Почетный лектор Института Северной Америки».

— Да уж, теперь нечасто ему случается читать лекции, — заметила Ди. — Мак почти не покидает станцию, разве что время от времени берет положенный ему тридцатидневный отпуск. Более молодые сотрудники взяли на себя повседневное руководство станцией, и все же «Трюдо» — по-прежнему его излюбленное детище.

Отложив проспект в сторону, Хэнли продолжила бродить по кабинету. «Меморандум и устав Ассоциации», — прочла она название документа, висящего в рамке на стене.

Рядом помещалась изумительная по композиции черно-белая фотография охотника-эскимоса в теплых меховых одеждах, лежащего на льду рядом с тюленем: рука человека перекинута через тело животного, и губы их едва не соприкасаются. Поцелуй? Вызывающий недоумение, поразительный снимок.

— Вы, должно быть, доктор Хэнли? — Голос был мягким, а рукопожатие оказалось жестким. Из-под копны седых волос дружелюбно смотрели бледно-голубые, с прищуром, глаза. Прошу прощения за то, что вынуждаю вас приступить к работе немедленно. Надеюсь, вы войдете в наше положение. Уйма людей с содроганием ожидают вашего вердикта. Даже в такой час у нас, пожалуй, наберется полный зал желающих вас послушать.

Хэнли улыбнулась в ответ:

— Никаких проблем.

Маккензи жестом пригласил Хэнли и Ди сесть на банкетку, а сам устроился за письменным столом.

— Черника, — гордо объявил директор, взяв чашку, — раньше, до перемены климата на острове сто лет назад, росла здесь повсюду. А теперь мы ее выращиваем в теплице. — Он отхлебнул чаю. — Жаль, что вы не собираетесь задержаться надолго. Весна и лето здесь чертовски хороши. Одно лишь зрелище птичьих миграций чего стоит! Краснозобые гагары, арктические гуси, гаги, моевки, крачки… Ну и, разумеется, чистики.

— Как же они здесь выживают? Разве тут можно прокормиться? — удивилась Хэнли.

— Конечно, нет. Лед никогда не тает совсем, и даже летом земля смерзшаяся, как камень. На наше счастье, примерно в четырнадцати милях к северу есть полынья с каменистым островком, где они находят приют.

— Полынья?

— Так русские называют большие незамерзающие отверстия во льду. Наша полынья мала и в этом году еще сократилась в диаметре, но по-прежнему не замерзает. Летом полыньи позволяют птицам и животным добраться до богатого пищей моря. Киты, морские львы, медведи — всех к ней манит.

Водрузив чашку на стол, Маккензи переплел пальцы.

— Я совершенно солидарен с птицами. Первыми — где-то в начале мая — прилетают старейшие. Я непременно выхожу с ними поздороваться.

Молча вошел какой-то человек и сел позади Хэнли и Ди, уткнувшись в блокнот.

— Как бы то ни было, — сказал Маккензи, взмахом руки поприветствовав пришедшего, — сможете полюбоваться нашими зимними обитателями: лисами, зайцами-беляками и одним-двумя забредшими полярными медведями.

Сын будет просить меня привезти домой по экземпляру каждого зверя.

— Не вопрос! — воскликнул Маккензи. — Сколько ему лет?

Скоро будет одиннадцать. — Хэнли указала в сторону двух висящих на стене копий местной работы. — А наконечники стрел и вправду из копыт парнокопытных?

— Да, этим копьям двадцать веков. Они здесь на долгосрочной экспозиции, — объяснил Маккензи. — Мне их передал наш главный антрополог — это часть самой первой находки при раскопках на южной оконечности острова. Именно там ученые обнаружили свидетельства раннего человеческого поселения. Потомки древних людей ушли с острова Курлак лишь в конце девятнадцатого века вследствие череды особенно суровых зим — своего рода маленького ледникового периода, что ознаменовал окончательное возвращение чрезвычайно холодного климата.

— Такие резкие колебания температур за столь короткое время? — удивилась Хэнли.

— Да, — кивнул Маккензи. — Сейчас ежегодная температура воздуха повышается. Могу сказать, что за последние двадцать лет ледяная масса потеряла сорок процентов своего объема. Когда я проводил измерения впервые, толщина слоя равнялась десяти футам шести дюймам. А теперь летом на полюсе открываются участки воды. Перемены колоссальные; я и не думал, что когда-нибудь доживу до них.

Извинившись, Маккензи встал из-за стола и отошел поприветствовать новых посетителей, а Хэнли принялась разглядывать полки. Рядом с копьями висела связка костяных рыболовных крючков. На небольшой полочке сидела покрытая татуировками кукла, изображающая эскимосскую женщину; там же были разложены предметы, подозрительно напоминающие ножи для сдирания кожи, и удивительно искусно выполненная каменная чаша с резными ручками в виде волчьих голов.

— На чаше изображен русский? — спросила Хэнли.

— Алеут. Письменность появилась у них после встречи с русскими. Они стали передавать алеутские звуки с помощью кириллицы.

Оказавшись рядом с Хэнли, секретарь Маккензи прошептал:

— Вскоре здесь останутся только стоячие места.

ГЛАВА 15

Прежде чем вернуться на борт «Руси», Орловский опустил в пустую переднюю ракетную шахту веревочную сумку; оттуда ее выудил и лично доставил в каюту адмирала старший помощник.

Руденко извлек желтый водонепроницаемый ящик, книгу кодов, бортовой журнал. Журнал оказался слишком мокрым, чтобы листать. К обложке была приклеена записка на клочке бумаги. Бережно отлепив, адмирал перенес листочек на полупрозрачный абажур и включил лампу.

Чернила расплылись, однако старомодное перо автора оставило достаточно четкие следы, и Руденко увидел два набора цифр и слово «rendezvous». Мгновенно распознав в цифрах координаты, адмирал переписал их в настольный блокнот. Затем — в нарушение приказа — вскрыл желтый контейнер. Там было четыре мокрых листка бумаги. Он осторожно развернул их. Отчет Таракановой. Чернавин разочаруется — большая часть печатного текста абсолютно нечитабельна, разобрать можно только несколько слов. Значение одного из них адмирал не понял. Руденко переписал слово в блокнот, бережно сложил листы и опустил в неглубокий пластмассовый таз с водой из фьорда, чтобы они не высохли, уничтожив остатки текста. Туда же он поместил бортовой журнал и книгу кодов и захлопнул контейнер.

Адмирал обратился к выписанному слову: «Что это значит?» Вдруг его осенило. Буквы были не русские, а латинские: «ВасотЬ» или, возможно, «Bascomb».

Палубный офицер позвал его наверх, и Руденко отправился на пост, чтобы следить за происходящим в компрессионной барокамере по мониторам внутренней телесети.

Водолазы натягивали тяжелые резиновые костюмы, помогая друг другу надеть жесткие пластиковые шлемы, проверяя показатели давления и шланги и просматривая огромную груду оборудования: специальные капроновые шнуры, гидравлические прессы, сабельную пилу, бур, взрывчатку.

Заряды взрывчатки заложат по всей длине «Владивостока» вдоль киля, тщательно заминируют траулер, потом, уже на самом выходе из фьорда, с помощью радиосигнала произведут взрыв. Цель — полное уничтожение.

Водолазы тянули жребий на игральных картах, кому закладывать взрывчатку внутри судна. Выругавшись, самый молодой швырнул на пол туз пик.

Руденко не давала покоя ужасающая мысль о том, что придется уничтожить погибших моряков. Флот обязан передавать тела для захоронения семьям, однако теперь родственникам навечно будет отказано в этом исконном праве. Сейчас адмирал ненавидел Чернавина. Нельзя даже соблюсти традицию: превратить лодку в гробницу, предав мертвых морской пучине. Нет, его обязали обратить «Владивосток» и его экипаж в ничто! Лодка прекратит свое существование, а самопожертвование ее команды останется безвестным. Таков приказ Чернавина.

Водолазы пошли к ракетному люку.

Семисотметровая толща воды поглотит звук взрыва. Если повезет, никто наверху не заметит ни пузырьков воздуха, ни вспенивания. Приборы, конечно, уловят сотрясение дна, но «Руси» и след простынет, когда норвежцы с союзниками приплывут, чтобы разобраться в происшедшем.

Водолазы покинули корабль.

Подперев ладонью щеку, Руденко наблюдал за приготовлениями Немерова к отплытию из фьорда. Командир выглядел подавленным: поисково-спасательная операция оказалась на поверку поиском с целью уничтожения.

По мере того как водолазы рапортовали о продвижении, лейтенант отсчитывал время и количество закладываемой взрывчатки. Слышался нервный лепет паренька, вытянувшего несчастливый жребий и теперь лавирующего между телами членов экипажа «Владивостока».

Руденко подошел к столу с морскими картами и привычным жестом приподнял те, что использовались сейчас, чтобы свериться с общей, лежащей внизу. Большим и указательным пальцами он определил точку пересечения координат, указанных в отчете Таракановой. Точка подтверждала его предположение: место находилось посреди Северного Ледовитого океана.