«Когда со мной страданьем…»
Когда со мной страданьемПоделятся друзья,Их лишним состраданьемНе обижаю я.
Я их лечу разлукойИ переменой мест,Лечу дорожной скукойИ сватовством невест.
Учу, как чай в жестянкеЗапаривать в пути,Как вдруг на полустанкеКрасавицу найти,
Чтоб не скучать по годуО той, что всех милей,Как разложить колодуИз дам и королей,
И назло той, упрямой,Наоборот, не в масть,Найдя в колоде даму,У короля украсть.
Но всю свою наукуЯ б продал за совет,Как самому мне рукуНе дать тебе в ответ,
Без губ твоих, без взглядаКак выжить мне полдня,Пока хоть раз пощадыЗапросишь у меня.
1941, май«Тринадцать лет. Кино в Рязани…»
Тринадцать лет. Кино в Рязани,Тапер с жестокою душой,И на заштопанном экранеСтраданья женщины чужой;
Погоня в Западной пустыне,Калифорнийская гроза,И погибавшей героиниНевероятные глаза.
Но в детстве можно все на свете,И за двугривенный в киноЯ мог, как могут только дети,Из зала прыгнуть в полотно.
Убить врага из пистолета,Догнать, спасти, прижать к груди.И счастье было рядом где-то,Там, за экраном, впереди.
Когда теперь я в темном залеУвижу вдруг твои глаза,В которых тайные печалиНе выдаст женская слеза,
Как я хочу придумать средство,Чтоб счастье было впереди,Чтоб хоть на час вернуться в детство,Догнать, спасти, прижать к груди…
1941, май«Если родилась красивой…»
Пускай она поплачет.Ей ничего не значит.
Лермонтов
Если родилась красивой,Значит, будешь век счастливой.
Бедная моя, судьбою горькой,Горем, смертью — никакою силойНе поспоришь с глупой поговоркой,Сколько б ни молила, ни просила!
Все, что сердцем взято будет,Красоте твоей присудят.
Будешь нежной, верной, терпеливой,В сердце все равно тебе откажут —Скажут: нету сердца у счастливой,У красивой нету сердца, — скажут.
Что любима ты, услышат —Красоте опять припишут.
Выйдешь замуж — по расчету, значит:Полюбить красивая не может.Все добро на зло переиначатИ тебе на плечи переложат.
Если будешь гордой мужем —Скажут: потому что нужен.
Как других, с ним разлучит могила —Всем простят, тебя возьмут в немилость.Позабудешь — скажут: не любила,Не забудешь — скажут: притворилась.
Скажут: пусть она поплачет,Ей ведь ничего не значит.
Если напоказ им не рыдала,Даже не заметят, как страдала,Как тебя недетские печалиНа холодной площади встречали.
Как бы горе ни ломало,Ей, красивой, горя мало.
Нет, я не сержусь, когда, не веряДаже мне, ты вдруг глядишь пытливо.Верить только горю да потерямВыпало красивой и счастливой.
Если б наперед все знала,В детстве бы дурнушкой стала.
Может, снова к счастью добредешь ты,Может, снова будет смерть и горе,Может, и меня переживешь ты,Поговорки злой не переспоря:
Если родилась красивой,Значит, будешь век счастливой…
1941, май«Я очень тоскую…»
Я очень тоскую,Я б выискать радДругую такую,Чем ехать назад.
Но где же мне рукиТакие же взять,Чтоб так же в разлукеБез них тосковать?
Где с тою же злостьюНайти мне глаза,Чтоб редкою гостьейБыла в них слеза?
Чтоб так же смеялсяИ пел ее рот,Чтоб век я боялся,Что вновь не придет.
Где взять мне такую,Чтоб все ей простить,Чтоб жить с ней, рискуяНедолго прожить?
Чтоб с каждым рассветом,Вставая без сна,Таким же отпетымБывать, как она.
Чтоб, встретясь с ней взглядомВ бессонной тиши,Любить в ней две рядомЖивущих души.
Не знать, что стрясетсяС утра дотемна,Какой обернетсяДушою она.
Я, с нею измучась,Не зная, как жить,Хотел свою участьС другой облегчить.
Но чтобы другоюЕе заменить,Вновь точно такоюДолжна она быть;
А злой и бесценной,Проклятой, — такойНет в целой вселеннойВторой под рукой.
1941«Я, верно, был упрямей всех…»
Я, верно, был упрямей всех,Не слушал клеветыИ не считал по пальцам тех,Кто звал тебя на «ты».
Я, верно, был честней других,Моложе, может быть,Я не хотел грехов твоихПрощать или судить.
Я девочкой тебя не звал,Не рвал с тобой цветы,В твоих глазах я не искалДевичьей чистоты.
Я не жалел, что ты во снеГодами не ждала,Что ты не девочкой ко мне,А женщиной пришла.
Я знал, честней бесстыдных слов,Лукавых слов честнейНас приютивший на ночь кров,Прямой язык страстей.
И если будет сужденоТебя мне удержать,Не потому, что не даноТебе других узнать.
Не потому, что я — пока,А лучше — не нашлось,Не потому, что ты робка,И так уж повелось…
Нет, если будет сужденоТебя мне удержать,Тебя не буду все равноЯ девочкою звать.
И встречусь я в твоих глазахНе с голубой, пустой,А с женской, в горе и страстяхРожденной чистотой.
Не с чистотой закрытых глаз,Неведеньем детей,А с чистотою женских ласк,Бессонницей ночей…
Будь хоть бедой в моей судьбе,Но кто б нас ни судил,Я сам пожизненно к тебеСебя приговорил.
1941, июнь«Ты говорила мне «люблю»…»
Ты говорила мне «люблю»,Но это по ночам, сквозь зубы.А утром горькое «терплю»Едва удерживали губы.
Я верил по ночам губам,Рукам лукавым и горячим,Но я не верил по ночамТвоим ночным словам незрячим.
Я знал тебя, ты не лгала,Ты полюбить меня хотела,Ты только ночью лгать могла,Когда душою правит тело.
По утром, в трезвый час, когдаДуша опять сильна, как прежде,Ты хоть бы раз сказала «да»Мне, ожидавшему в надежде.
И вдруг война, отъезд, перрон,Где и обняться-то нет места,И дачный клязьминский вагон,В котором ехать мне до Бреста.
Вдруг вечер без надежд на ночь,На счастье, на тепло постели.Как крик: ничем нельзя помочь! —Вкус поцелуя на шинели.
Чтоб с теми, в темноте, в хмелю,Не спутал с прежними словами,Ты вдруг сказала мне «люблю»Почти спокойными губами.
Такой я раньше не видалТебя, до этих слов разлуки:Люблю, люблю… ночной вокзал,Холодные от горя руки.
1941«Жди меня, и я вернусь…»