Читать интересную книгу Надрез - Марк Раабе

«Я знаю, чего тебе хочется, но об этом можешь забыть».

«Да возьми ты эту дрянь, черт! И забери обойму. Думаешь, полицейские хоть на секундочку задумаются, стрелять или нет?»

«Я ничего не могу с этим сделать. Так уж сложилось».

«Ох, чувак, вечно ты со своими дебильными страхами. Все могло быть так просто! Но нет, Счастливчик Люк[8] боится пушек».

Габриэль стискивает зубы. Отпустив горло Дресслера, он поспешно нагибается и поднимает черный матовый пистолет. Дрожащие пальцы сжимаются на шероховатой рукояти, в которой нет обоймы. От пистолета несет оружейной смазкой. Габриэлю кажется, что он сжимает в руке раскаленный кусок железа.

Полицейский смотрит на трясущиеся руки Габриэля, затем заглядывает ему в глаза. Челюсти вновь начинают нервно перемалывать жвачку, по лицу видно, как кривоногий думает. Обойма у него в кармане. Губы складываются в злорадную усмешку, и, неуклюже прыгнув вперед, он обрушивается на Габриэля. Тому даже не приходится особенно напрягаться. Один точный мощный удар в солнечное сплетение – и с губ полицейского срывается звук, словно кто-то открыл пивную банку. Тело кривоногого оседает на пол.

Дресслер сполз со стола и отпрянул к стене. Побелев, он смотрит на Габриэля. Тот делает два шага вперед и выволакивает психиатра в центр комнаты. Дресслер наталкивается на стол и бьется затылком о лампу. Та начинает раскачиваться из стороны в сторону. Свет в комнате дрожит, на стенах пляшут странные тени. Кажется, что Дресслер вот-вот потеряет сознание.

– Пиджак на стол.

Пошатываясь, Дресслер снимает пиджак и выполняет приказ Габриэля. Габриэль складывает пиджак, берет ключи Дресслера, затем хватает розовый галстук, перекручивает его назад, за спину психиатра, и наматывает на левую руку. Теперь Дресслер у него на поводке. Психиатр стонет, когда Габриэль с силой вдавливает дуло пистолета ему под ребра.

– А теперь обеими руками берите пиджак со стола и держите. Если опустите хотя бы одну руку, вам конец, – говорит Габриэль. – Пойдемте.

Его сердце выскакивает из груди.

В коридоре стоит усатый полицейский со своим коллегой. При виде Габриэля оба застывают соляными столбами.

– Помогите… – хрипит Дресслер. Затянутый галстук душит его, а «зиг зауэр», кажется, вот-вот пробьет дыру у него в спине. – Он блефует! У него пистолет не заряжен.

Полицейские смотрят на черное оружие в руках Габриэля, но ни один из них не решается пошевельнуться. Габриэль чувствует, как по его спине и груди стекает пот. Они с Дресслером проходят мимо полицейских. И вдруг Дресслер замедляет шаг. Габриэль бьет его по почкам, и Дресслер воет, как побитый пес.

– Заткнись и иди дальше. – Габриэль затягивает галстук еще туже. – А то шею сломаю.

Он поспешно толкает Дресслера вперед. Они минуют десяток дверей, поднимаются по лестнице и выходят из полицейского участка. Прохладный влажный ветерок овевает лицо Габриэля.

– Где твоя машина?

Дресслер указывает на дальний левый угол парковки. В ста метрах от входа в полицейский участок стоит черный «порше кайен». Массивный кроссовер на полметра выдается над другими автомобилями на парковке.

Из патрульной машины как раз выходят трое полицейских и удивленно смотрят в сторону Габриэля. Они в десяти метрах от входа. Один из полицейских рефлекторно достает табельное оружие. Габриэль подталкивает Дресслера, чтобы тот шел быстрее. Психиатр смотрит на полицейских.

– Стреляйте! – кричит он. – У него оружие не заряжено, там обоймы нет!

Полицейский берет пистолет наизготовку, в его взгляде читается неуверенность. Он молча наставляет на Габриэля дуло оружия, словно выцеливая мишень в тире. Из центрального входа полицейского участка выбегают люди в форме.

– Почему никто ничего не делает?! – вопит Дресслер. Его голос захлебывается. – Стреляйте же, проклятье! Сделайте что-нибудь! У него даже обоймы в пистолете нет. Я сам видел. Этот тип – сумасшедший!

Но никто не шевелится.

– Помогите! – визжит психиатр. – Почему никто не стреляет?

Никто не отвечает. Слышны шаги Габриэля и Дресслера по асфальтированной парковке, в остальном царит звенящая тишина.

– Открывай, – говорит Габриэль, когда они останавливаются перед «порше».

– И как я это сделаю? – спрашивает Дресслер. – Ключи-то у тебя.

Габриэль толкает психиатра к машине, ослабляя его галстук, достает связку ключей из кармана и открывает кроссовер. Затем он запихивает Дресслера на сиденье и закрепляет конец галстука на подголовнике. Один прицельный удар в живот – и психиатр пытается скорчиться, но его удерживает галстук. От боли глаза Дресслера закатываются.

Габриэль садится на сиденье водителя и кладет оружие в бардачок, прямо под носом у Дресслера. Психиатр, парализованный внезапным озарением, смотрит на лежащий перед ним предмет. В бардачке – вовсе не матовый черный пистолет марки «зиг зауэр», а микрофон из комнаты для допросов.

Восьмицилиндровый двигатель «порше» негромко взревывает. Пульс Габриэля зашкаливает. Он поддает газу и мчится мимо полицейских. Только теперь они начинают двигаться. В зеркале заднего вида Габриэль наблюдает, как они запрыгивают в патрульную машину. Под жалобный визг шин он вылетает с парковки и мчится на восток, в сторону выезда из Берлина, но на следующем же углу сворачивает налево, меняя направление. Неподалеку завывает сирена. Габриэль смотрит в зеркало заднего вида.

Но патрульных машин пока не видно.

Наверное, у полицейских ушло слишком много времени на то, чтобы запустить двигатель.

На следующем углу Габриэль опять сворачивает налево. Еще два поворота – и он движется на запад, к центру Берлина. Звук сирены утих. После очередного взгляда в зеркало заднего вида Габриэль немного успокаивается.

Дресслер молча сидит рядом. Седые волосы топорщатся. Он все еще не сводит глаз с бардачка. Похоже, мысль о том, что его похитили из полицейского участка с помощью микрофона, явно пришлась психиатру не по вкусу.

– Где… Где пистолет? – хрипит он пятнадцать минут спустя.

Габриэль молча указывает на пиджак, который психиатр до сих пор сжимает обеими руками, словно это его последняя опора в перевернувшемся с ног на голову мире. Дресслер прощупывает темно-синий сверток и стонет. Впервые в жизни его пальцы сжимаются на рукояти пистолета. Он уныло касается спускового крючка – видно, как бы ему хотелось, чтобы оружие было заряжено.

Габриэль молча едет дальше. Пульс немного замедлился, но присутствие Дресслера не дает ему успокоиться. Время, проведенное в «Конрадсхее», мнится ему густым туманом, заволакивающим черную всепоглощающую дыру, а Дресслер все еще пробуждает ощущение угрозы и беспомощности, словно психиатр до сих пор – и в любой момент – может надеть на него смирительную рубашку. Он тщетно пытается сосредоточиться на мысли о Лиз, спланировать дальнейшие действия, но, пока Дресслер рядом, у него ничего не получается.

Приняв решение, Габриэль резко выворачивает руль вправо и въезжает во двор. Центробежной силой Дресслера отбрасывает в сторону, и галстук пережимает ему горло. Габриэль выключает двигатель, выходит из автомобиля, открывает Дресслеру дверцу и отвязывает галстук.

Психиатр неуверенно смотрит на него и выбирается из «порше». Двор пуст, справа и слева тянутся двери гаражей.

– Раздевайся, – рявкает Габриэль.

– Что?

– Раздевайся. Догола.

Дресслер заливается краской, и даже кожа под его взъерошенными седыми волосами краснеет.

– Что… Что все это значит? Да что ты себе позволяешь?! – в ярости ревет он.

– Раздевайся, или я сломаю тебе шею, – шипит Габриэль. Его злость – как прогорклое масло, загустевшее масло, от которого давным-давно нужно было избавиться. – Или ты сомневаешься, что я на такое способен?

Дресслер открывает рот, но Габриэль не дает ему произнести ни слова.

– Что там указано в моей истории болезни? У меня паранойя? Я агрессивен? Если ты действительно так думаешь, стоит выполнять мои распоряжения.

Губы Дресслера дрожат от возмущения. Медленно, точно ребенок, который не хочет слушаться, хоть и знает, что сопротивление бесполезно, он начинает раздеваться до трусов. Кожа у него бледная, покрытая розовыми пятнами.

– Трусы и очки, – напоминает Габриэль.

Дресслер смотрит на него, и к возмущению примешивается отчаяние. В его взгляде читается мольба, словно психиатру хочется спросить, за что Габриэль так с ним поступает.

– Ты в точности знаешь, за что это, – говорит Габриэль.

– Я… – Дресслер отводит взгляд. – Я просто выполнял свою работу. Тогда все так делали. Я же не изобрел те методы лечения, я…

– Очки.

– Но… Без… без очков я плохо вижу, я…

– Очки и трусы!

Дресслер выпячивает подбородок. С упрямым видом он снимает очки и кладет их на кипу одежды, а затем, покраснев как свекла, снимает трусы. Обнаженный, он стоит перед Габриэлем. Член у него – как тонкая веточка, окруженная увядшей листвой лобковых волос. Старик дрожит на холодном сентябрьском ветру.