Хотя бывший разбойник и занялся мирным ремеслом, но народу он продолжал внушать страх. Всем было известно, что Форконе продолжает иметь сношения с всемогущим герцогом Браччиано. Супруга знаменитого трактирщика Гертруда была как раз под стать ему, высокая, толстая брюнетка, обладавшая страшной физической силой. Единственный человек, которого боялась трактирщица, был ее муж Григорий. В базарные дни остерия с самого утра была полна народа. Монахи, сбиры, солдаты, студенты, иностранцы со всех концов Европы наполняли остерию, и, казалось бы, могли вполне удовлетворить жадность каждого трактирщика. Но Форконе не был доволен. Два обстоятельства были причиной дурного расположения духа экс-бандита: одно из них было чисто политического свойства, другое коммерческого, касалось остерии. К первому относилось падение всемогущего дома Орсини, не знавшего границ своему произволу при всех папах, и уничтоженного окончательно монахом, называемым Сикстом V. Недавно папские сбиры проникли во дворец Орсини и арестовали бандита. В прежнее время такая дерзость им всем стоила бы жизни, а теперь, напротив, сам Виргинио Орсини и все домочадцы помогали, аресту. Глава банды Людвиг Орсини, который никогда никого не боялся и делал все, что хотел, вынужден был бежать в Венецию. Наконец, сам герцог Браччиано, Паоло Джиордано Орсини, союзник и равный испанскому королю, вынужден был также бежать из Рима. Укрывшись в своем укрепленном замке Браччиано, окруженный многочисленным отрядом, герцог, тем не менее, дрожит каждую минуту, что его потребуют в Рим для суда по приказанию папы Сикста V. Григорий Форконе чувствовал себя в полной безопасности под защитой всемогущего Орсини, а теперь все это уничтожил новый папа. Дома Орсини не существует.
Другая причина, как замечено выше, чисто коммерческого свойства, также весьма беспокоила Григория. По приказанию римского губернатора все трактиры были обязаны продавать бедному народу самую небольшую меру вина, как, например, полбутылки. При папе Григории XIII был тот же закон относительно продажи вина, но на него никто не обращал внимания. Тот же Форконе публично кричал, что если кто-нибудь предъявит ему подобную нелепость, то он, Форконе, убьет его без разговоров. Но Григорий XIII умер; новый римский губернатор подтвердил старый закон, и никто не смел ему противиться. Лишь Григорий Форконе, экс-бандит всемогущего Орсини, ворчал, как зверь, и всеми средствами избегал исполнения приказания губернатора. В то утро, о котором идет речь, остерия была полна народа. Вино лилось рекой, посетители требовали не полбутылки, а целые фиаски. В это самое время в зал вошли два человека: солдат и монах.
— Ты точно на иголках, — говорил старый монах своему товарищу-воину, — кто бы мог подумать, видя тебя в настоящую минуту, что ты один из храбрейших капитанов Европы.
— Я боюсь не за себя, вы это хорошо знаете, — отвечал воин. — Что будет, если нас узнают?
— Ровно ничего. Я убежден, что народ, напротив, станет меня приветствовать, я сделал для него все, что было можно.
— Да, но не забывайте, что здесь мы окружены сторонниками Орсини.
Монах только что хотел ответить, как его внимание было привлечено страшным шумом, раздавшимся в противоположном конце остерии. Произошла самая обыкновенная история. Двое сбиров или бандитов играли в кости и поссорились. Сначала послышалась брань, потом началась драка, наконец, пошли в ход ножи. Жена Григория, увидев, что дело может кончиться плохо, выбежала из-за стойки и стала разнимать драчунов.
— Остановитесь, несчастные! — кричала толстая Гертруда. — Если вы и не сделаете вреда друг другу ножами — и тогда вы не спасетесь от виселицы. Помните, что царствует Сикст V (Bicordatevi che regna Sisto)!
Эти слова были самые страшные в ту эпоху. Бандиты опустили ножи и мигом присмирели. При виде столь быстрой перемены монах приятно улыбнулся и сказал:
— Ну что, Александр, ты все еще думаешь, что мы были бы в опасности, если бы нас узнали?
— Я думаю только то, что народ вас с триумфом вынес бы отсюда на своих плечах, — отвечал тот, которого монах называл Александром, — но, клянусь короной испанского короля, я бы расхохотался тому в лицо, кто бы сказал мне в прошедшем году, что в Риме я увижу что-либо подобное!
— Да, потому что никто не преклонялся перед законом, его попирали; а закон, как ты сам знаешь, есть фундамент власти, ибо он составляет благосостояние народа. Лишь угнетенные узнали, что закон не есть только мертвая буква, а строго охраняется властью, они подняли головы; а угнетатели, наоборот, склонили их.
Между тем трактирщик, давно наблюдавший за солдатом и монахом, занявшими лучшее место, наконец не вытерпел, подошел к ним и спросил, что им угодно?
— Принесите нам полбутылки вина, — сказал монах.
Форконе изобразил недовольную гримасу и сделал вид, будто плохо расслышал. Полбутылки вина на двоих посетителей, занявших лучшее место! Он повторил вопрос.
— Полбутылки вина, я уже говорил вам, — отвечал совершенно спокойно монах.
— Чтобы вы подохли с вашей полбутылкой! — заорал во всю глотку трактирщик. — Здесь не подают по полбутылки. Убирайтесь ко всем чертям!
Солдат невольно положил руку на пистолет, монах его удержал и продолжал:
— Однако синьор Григорий, римский губернатор, приказал всем трактирщикам продавать по полбутылки вино, для того чтобы бедный народ мог также…
— Тысячу чертей и тому, кто отдал такой дурацкий приказ, и тем, кто его исполняет! — вскричал рассвирепевший бандит. — Повторяю, здесь не подают по полбутылки, убирайтесь вон!
— Напрасно вы все это говорите, господин трактирщик, — отвечал монах, вставая, — вы можете горько раскаяться в ваших словах. Пойдем, брат, — обратился он к товарищу, — здесь нам не место.
Экс-бандит послал вслед уходившим страшное ругательство.
Монах и солдат почти во всех трактирах встречали то же самое. В одном месте на площади они натолкнулись на следующую сцену.
Бандит, у которого на рукаве была вышита монограмма, означавшая, что он принадлежит к знаменитому дому всемогущего синьора Колонны, подошел к продавщице яиц и спросил, сколько стоят лежащие на тарелке яйца.
Получив ответ, он взял яйца, завернул их в платок и сказал с иронией:
— Ладно. Ты получишь за них деньги, если потрудишься прийти во дворец синьора Колонны, где я живу.
— Я на это не согласна, — отвечала продавщица, — или плати деньги, или положи яйца на место.
— Уж не ты ли заставишь меня возвратить яйца? — нагло вскричал бандит.
— Конечно, я и все эти окружающие люди, — отвечала женщина. — Слава Богу, прошло то время, когда вы безнаказанно обижали бедный народ. Теперь царствует Сикст (Adesso regna Sisto).