Герцог де Сора был одет в бархатный плащ бирюзового цвета и круглую шляпу с пером, он был высокого роста, прекрасно сложен, с правильными чертами лица, выражавшего холодный цинизм, и большими черными глазами навыкате. Рядом с ним стоял его лейтенант, мужчина лет пятидесяти, со свирепой, отталкивающей наружностью, серыми волосами, стоящими как щетина, и мутными глазами самого холодного и бесчувственного злодея. Его мускулистое тело было обтянуто черной бархатной туникой; за поясом торчали два пистолета. Звали его дон Марио Сфорца. Его обязанностью было охранять провинции от бандитов, ибо Марио Сфорца сам был первоклассным разбойником и убивал, грабил, насиловал мирных провинциалов во имя закона. От каждого бандита жители провинций могли ожидать хоть какого-нибудь снисхождения, но от этого страшного злодея никому не было пощады. С Марио Сфорца мог сравниться по грабежу и разбою только Просперо Колонна. Народ не звал их обоих иначе, как убийцы (ammazzatori).
Третий субъект был тот самый предатель, который постучал в окно, когда был вызван несчастный муж красавицы Виктории, и потом принимавший непосредственное участие в убийстве молодого человека. Остальные двое исполняли обязанности палачей. Имя обвиняемого было Греко, его папские сбиры арестовали в ночь убийства. Греко, конечно, нисколько не беспокоился, надеясь на заступничество всемогущего герцога Браччиано, но злодей, как увидим ниже, ошибся. Введенный двумя палачами в зал пытки и увидав все эти страшные орудия, Греко невольно сделал шаг назад и задрожал всем телом, холодный пот выступил на его лице. Но, вспомнив, что за все мучения его щедро наградит герцог Браччиано, он несколько оправился. Марио Сфорца, кончив совещание с герцогом, дал знак палачам подвести ближе обвиняемого.
— Тебя зовут Греко? — спросил он.
— Точно так, — отвечал последний.
— Ты слуга синьора Франциска Перетти?
Греко и на этот вопрос отвечал утвердительно.
— Ты обвиняешься в соучастии в убийстве твоего господина.
— Я невиновен. Чтобы я принимал участие в убийстве моего господина? Да Бог меня сохрани, я бы сам сто раз позволил себя убить, защищая его моей грудью.
Марио Сфорца посмотрел на Джиакомо и улыбнулся.
— Говорят, — продолжал лейтенант, — что ты знаешь убийц и можешь назвать их по именам.
— Великий Боже! Да когда бы я мог это сделать? Ночь была темная, в двух шагах ничего нельзя было рассмотреть, затем страх…
— Впрочем, мы даром теряем время, — нетерпеливо сказал Марио. — Гей, помощники, заставьте петь этого зяблика!
Двое палачей подхватили Греко, скрутили ему руки назад, привязали к блоку и мигом вздернули к потолку. Эта пытка была одна из самых мучительных, все мускулы вытягивались и нестерпимо болели. Несчастный кричал душераздирающим голосом и клялся отвечать на все вопросы. Лейтенант дал знак, пытаемого опустили на землю.
— Пусть придет канцелярист и записывает мои показания, скажу всю правду.
— Не надо записывать, мы и так будем помнить, — холодно улыбаясь, сказал Марио.
Греко не понял всей иронии этих слов.
— Я должен сказать вам, — показывал обвиняемый, — что я узнал убийцу. За несколько дней перед несчастьем мой покойный господин на улице Юлия встретил кавалера Пеллетьери. Между ними завязалась ссора, и мой господин стал грозить смертью кавалеру Пеллетьери…
— Перетти грозил смертью такому храбрецу, как Пеллетьери! Греко, пытка, очевидно, тебе не развязала язык.
— Я, господин, показываю сущую правду, — отвечал обвиняемый, — в ночь преступления я видел господина Перетти, окруженного синьорами, среди которых я отлично рассмотрел высокую фигуру кавалера Пеллетьери…
— Как же ты мог рассмотреть кавалера Пеллетьери… если, как ты сам говоришь, ночь была страшно темна?
— Иногда блестела молния.
— Ах, молния!
Проговорив эти слова, Марио отошел в сторону и начал шептаться с герцогом де Сора. Потом опять приблизился к Греко и бросил на него взгляд, от которого у несчастного замерла душа.
— Итак, — обратился он снова к обвиняемому, — ты уверен, что убил Перетти кавалер Пеллетьери?
— Вполне уверен, ваше превосходительство, я видел его своими собственными глазами.
— Странно, как это так могло случиться, — сказал лейтенант. — Пеллетьери, вероятно, предвидя твой оговор, давным-давно уехал из Рима и до сих пор никто не знает, где он находится, а ты знаешь, даже видишь его собственными глазами. Странно!
Эти слова произвели эффект чрезвычайный. Греко сконфузился и не знал, что сказать. Марио продолжал:
— Но о герцоге Браччиано ты ничего не можешь сообщить? Не принимал ли он прямого или косвенного участия в убийстве Франциска Перетти?
— Герцог Браччиано! — пробормотал обвиняемый. — Я не понимаю, что тут может быть общего? Ваше превосходительство изволит шутить?
— Ничуть. Я очень серьезно еще раз повторяю мой вопрос и прошу отвечать на него без всяких уверток: принимал ли участие герцог Браччиано в убийстве Франциска Перетти?
— Пресвятая Дева! Да какое же я мог иметь отношение к герцогу Браччиано? Я находился на службе у синьора Франциска Перетти.
— Подумай-ка хорошенько, а быть может, ты что-нибудь и знаешь?
— Ничего я не знаю.
— Решительно ничего?
— Решительно ничего.
— Ну, делать нечего, надо прибегнуть к более серьезным мерам, иначе мы не добьемся правды от этого упрямого осла, — сказал Марио. — Гей, помощники! Огонь и масло!
Палачи взяли Греко, повалили его на скамейку, прикрутили к ней веревками и сняли обувь.
— Начинай! — скомандовал лейтенант.
Один из палачей намазал маслом ступни Греко и приложил к ним докрасна раскаленные щипцы. Несчастный закричал не своим голосом. По комнате пошел смрад жженого мяса.
— Желаешь ли сказать правду: — спрашивал лейтенант.
— Ой, я сказал все, что знал, ой, я не могу, мне больно! — вопил Греко.
— Намажь больше, — опять скомандовал Марио.
Палач гуще вымазал маслом ступни и приложил к ним почти докрасна накаленное железо. Сначала послышалось шипение, потом оно смолкло; огонь уничтожил мускулы и дошел до кости. Раздирающие душу вопли вылетали из груди мученика.
— Ну, а теперь ты будешь говорить правду? — спрашивал Марио.
— Ой, буду! Буду! Освободите, нет моей мочи! — кричал Греко.
Лейтенант сделал знак палачу. Тонио взял тряпку, напитал ее какой-то жидкостью и приложил к черным обуглившимся костям; ступней уже не было и следа, они сгорели. Обвиняемого развязали и посадили на скамейку.
— Ну, говори же, да короче, кто был руководителем убийства Франциска Перетти?
— Марчелло Аккорамбони, брат синьоры Виктории, жены убитого.