– Кто это? – кивнула на нее графиня.
– Ведьма… – понизил голос староста, осторожно покосившись ту. – И дочь ведьмы! Мать ее святые отцы сожгли декад пять назад, а надо было и дочку с нею жечь. Такая же лютая! И не подойди. Сын мой старшой к ней пошел, в полюбовницы взять хотел, так стерва его едва не зарезала! Это где ж видано?!
– Вот как? – приподнялись брови Джессики, она с еще большим интересом взглянула на девушку.
Неужели повезло найти нужного человека в первый же день? Хорошо бы. Но надо присмотреться к ней. Графиня подошла к черноволосой и остановилась перед ней. Та поклонилась, хотя в ее взгляде мелькнула обреченность.
– Мне надо с тобой поговорить, – негромко сказала графиня. – Отойдем.
Ничего не ответив, девушка последовала за ней.
– Мне сказали, что ты ведьма, – продолжила Джессика, отойдя шагов на сто. Телохранительницы стали поодаль и не давали никому приблизиться. – Это так?
– Мама их лечила, а они ее ведьмой объявили, инквизиторам донесли… – на глазах девушки появились слезы. – За что ее сожгли?! А теперь и я ведьма? Потому что похотливой погани покорно не отдалась? Меня теперь тоже сожгут?!
Ее руки тряслись, лицо дергалось.
– Все, как всегда… – тяжело вздохнула графиня, не в первый раз селяне доносили на знахарок, боясь всего необычного. – Пойдешь ко мне служить?
– К вам? – растерялась дочь знахарки. – Пойду, госпожа. Куда угодно пойду, только бы отсюда! Меня здесь все ненавидят. А податься некуда…
– Только спросить хочу, – прищурилась Джессика.
– Что?
– Коли настоящую магию увидишь, не побежишь в инквизицию доносить?
– Я?! – оскорбленно отшатнулась девушка. – Да никогда! Я бы этих тварей своими руками передушила…
– Не побоишься? – Джессика с любопытством смотрела на нее.
– Чего? Всем известно, что Его высочество – колдун знатный. Замок часто ночами светится, и поет там кто-то. Красиво так… А уж что вчера ночью творилось!
– И святой отец молчит? – удивилась графиня.
– Наоборот, в проповеди заявил, что сила Его высочества – от Бога. Но народ его все равно побаивается, хотя ваш муж, госпожа, и готов любому помочь.
– Я рада, что ты согласна, – улыбнулась Джессика. – Страшно мне в замке одной. Хоть одну живую душу рядом иметь…
– А эти? – покосилась на телохранительниц девушка.
– Неживые они, – вздохнула графиня. – Големы какие-то, никак не разберу, что они такое. Что прикажешь – делают, а говорить с ними толку нет. Как тебя зовут хоть?
– Ирена.
– А мое имя – Джессика. Собирайся, пойдешь со мной в замок. Его высочество разрешил мне нанять служанку. Не бойся, не обижу, я не злая.
– Я вижу, – поклонилась Ирена, пряча улыбку. – Благодарю вас, госпожа Джессика! Давно мечтала отсюда вырваться.
– Ты часом, не грамотная ли? – поинтересовалась графиня.
– Нет, что вы, госпожа! – побледнела девушка, в ее глазах появилось затравленное выражение. – Как можно!
– Жаль… – огорчилась Джессика. – Если грамотная – не скрывай, это хорошо, по моему мнению. В замке, кроме как читать, делать больше и нечего. Так что? Умеешь ведь?
– Мама научила… – едва слышно призналась Ирена, пребывая в тихой панике – госпоже достаточно сообщить о ее признании священнику, чтобы нарушившую заветы отцов Церкви спровадили в страшный монастырь Семи Сестер. В монастыре грешниц ждало столь суровое покаяние, что смерти ждали, как избавления. Лучше уж в ад живой или на костер, чем туда. Слышала как-то рассказы паломников.
– Не надо бояться, – попросила Джессика, мысленно поздравляя себя с удачной находкой. – Я сама заядлая книжница, без книг жить не могу.
Она ободряюще улыбнулась Ирене, и та немного успокоилась, бросившись в оставшийся от мамы убогий домишко собираться. Не верилось, что больше никто не станет злобно шипеть в спину: «Ведьма проклятая!», и бросать комки грязи, а то и камни.
Осмотр деревни много времени не занял. Джессика передала семьям Эркольтов, Дарингов и Заргеров шелковые кошельки с приданым для дочерей, захваченные из замка по просьбе мужа. Благодарности селян не было предела, они долго низко кланялись, графине даже стало неудобно – ее-то заслуги здесь никакой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Староста успокоенно кивал – госпожа, похоже, тоже не слишком строгая. Не придирается, деньги вон передала, только приказала проследить, чтобы их не пропили. Ну, уж это он сделает, а то старому Заргеру только брагу и подавай, совсем спился. Зато жена его – бой-баба, не даст муженьку счастье дочери по ветру пустить. Не раз видеть доводилось, как Заргериха гоняла благоверного по деревне, размахивая оглоблей, которую не всякий мужик поднимет.
Одно только расстроило – госпожа почему-то взяла в служанки наглую дочь ведьмы, на которую он уже собирался доносить в инквизицию. Староста предпочел бы пристроить в замок свою младшенькую – девка расторопная, ядреная, любая работа в руках горит, да и господину ложе охотно согреет, коли госпожа занеможет. Но Ее высочество сказала, что хочет дочь ведьмы, знать, надо выполнять.
Вернувшись в замок, Джессика поселила Ирену в одной из спален своих покоев, познакомила ее с искином и ушла искать мужа, посмеиваясь при мысли о виде девушки после знакомства с бесплотным духом. Да и возникшие из воздуха прозрачные кувшины с холодными напитками поразили Ирену до онемения.
Графиня долго бродила по замку, удивляясь его величине, пока не спросила искина, где искать Ариана. Он нашелся в какой-то странно выглядящей комнате, стоял спиной к двери и смотрел на портрет Ирики. Увидев в зеркале напротив его наполненные тоской глаза, Джессика остановилась в дверях и неслышно вздохнула. Принц не заметил ее, он гладил портрет, что-то тихо шепча, и столько боли было в этом шепоте, что девушка вздрогнула. А затем Ариан взял гитару, стоявшую у стены, и тронул струны. Тихая мелодия накатывалась волнами, заставив Джессику замереть. Не сразу она заметила, что вступил голос, не сразу вслушалась в слова, а вслушавшись, не сдержала всхлипа:
Здесь лапы у елей дрожат на весу, Здесь птицы щебечут тревожно – Живешь в заколдованном диком лесу, Откуда уйти невозможно. Пусть черемухи сохнут бельем на ветру, Пусть дождем опадают сирени, – Все равно я отсюда тебя заберу Во дворец, где играют свирели![15]
Голос ширился, захватывал собой все вокруг, заставлял забывать обо всем и слушать, слушать, слушать. Да не может человек так петь! Не дано ему это! Но он же не человек… Джессика хватала ртом воздух, пытаясь хоть как-то прийти в себя, как-то опомниться от наваждения, но не могла. Принц пел на одном из языков, которым обучил жену после завтрака, всего лишь положив ей руку на затылок. Этот, кажется, звался русским…
В какой день недели, в котором часу Ты выйдешь ко мне осторожно, Когда я тебя на руках унесу Туда, где найти невозможно? Украду, если кража тебе по душе, – Зря ли я столько сил разбазарил?! Соглашайся хотя бы на рай в шалаше, Если терем с дворцом кто-то занял!
Ариан замолчал, выронив гитару. Джессика держалась за горло, сдерживая рыдания из последних сил, ее трясло… Она осторожно отошла от двери и бросилась куда-то бежать. Куда – девушка не знала, просто неслась по коридорам замка сломя голову, пока не наткнулась на что-то и не упала. Усевшись прямо на пол, она уткнулась лицом в колени и заплакала. Тихо и безнадежно.
«Украду, если кража тебе по душе… – билось в голове, и Джессика снова захлебывалась от слез. – Украду…»
Не ей были сказаны эти слова. Не ей… И никогда не будут сказаны ей. От этого понимания почему-то было так больно, что она едва могла дышать. Перед глазами стоял Ариан, с нежностью касающийся портрета мертвой женщины. Да, ей он такого не скажет… Не скажет…