Читать интересную книгу Румбо - Георгий Злобо

Он поглядел на себя. Вид неважнецкий: абсолютно все волосы выпали; торс покрывает восковая бледность — и змеится кривыми стежками шов от вскрытия.

— Нажать, что ли, кнопки… — сплюнул крошево запавших зубов Румбо.

Чего тут думать? На пульте их всего две: черная и белая. На черной половине — белая кнопка, на белой — черная: круглый пульт раскрашен под монаду «инь-ян».

Рассудив, что лифты перемещаются в вертикальной плоскости, Румбо предположил, что кнопки означают соответствующие направления. Ехать вниз по понятным причинам не хочется. Что ж… над потолком кабина продолжения не имеет… значит ли это, что выше, чем он сейчас, кабина подняться не может? Что, если находящаяся под полом стальная опора будет выдвигать её выше: не даром здесь крыша прозрачная… К чёрту: мешкать можно до бесконечности… Румбо почесал мошонку, зажмурился и нащупал кнопку.

Сразу открыл глаза.

Ничего не произошло.

— Не работает? — Румбо надавил сильнее, стал по очереди нажимать обе.

Вдруг он осознал, что при нажатии на белую кнопку сиреневое поле вокруг как бы становится красным, а при нажатии на черную — явно синеет. Эта игра цвета напоминала мигание осветительных прожекторов.

Он давил и давил кнопки, и мир вокруг него переливался всеми цветами радуги. Глаза давно замутило сиреневым, так что вскоре Румбо вообще перестал различать цвета, и не был уверен даже, является ли чёрное белым, а белое — чёрным.

Голова раскалывалась, горькая рвота подступила к горлу. Он уже оставил в покое кнопки, но окружающее пространство продолжало мерцать всё ярче, и мерцание это сопровождалось ритмичным неистовым гулом, шедшим из глубины.

— Бежать отсюда! Помоги мне, прабабушка-рысь! — вскрикнул Румбо и, собрав с прокисшего мозга последние капли воли, подхватил лестницу и бросился вон.

Он забыл, что Сиреневая Пыль засасывает.

И чудо: только забыв об этом, он обрел под ногами твердость!

Сначала, опьянев от этой новой свободы, он помчался не разбирая пути, но потом решил передохнуть, чтобы осмотреться и сориентироваться.

Лишь успев краем глаза заметить, что временное убежище провалилось в пучину, тотчас обнаружил страшное: его начинало засасывать при замедлении темпа, а решив остановиться, он едва не ушел в пыль по пояс.

Румбо метнулся вперёд что есть мочи, не до конца осознав еще смертельную опасность: бежать в таком темпе сил хватит еще не долее минуты, а затем он упадет замертво, и пыль поглотит его.

Инстинктивно отбросил лестницу, и тот час заметил: она не тонет!

Сделав резкий крюк, подбежал к лестнице и, прыгнув, вцепился в неё руками. Пыль накрыла с головой: он завизжал и единой судорогой исторг из заднего прохода собственные перегнившие внутренности.

Но лестница держала: вытолкнула Румбо на поверхность и, подобно надувному матрацу, заскользила по течению.

— В который раз выручаешь меня, милая! — толком не отдышавшись, он покрыл плоть лестницы неистовыми поцелуями.

Аккуратно вытянув тело наверх, распластался на животе вдоль дюралевых реек; отдыхал, отвернув лицо в сторону, сморкаясь и вычищая веки от мерзкого порошка.

Но что это?! Не может быть…

Удача!! Вероятно, течение развернуло его, и теперь прямо по курсу Румбо ясно видел бетонный выступ, с которого он — теперь, кажется, вечность назад — не к месту спустился.

Попробовал грести в пыли, и у него получилось (правда, пыль мгновенно набилась в легкие, вызвав приступ раздирающего кашля). К тому же онемели вдруг руки, и страшно зачесались вены.

Но Румбо забыл об усталости.

Вот она цель: уже близко.

Кто это сидит, свесив ноги, там, справа? Неужели…

— 3о-оя!! — изодранной глоткой выхрипел Румбо, — 3оя! 3оя! Помоги мне!!

Она приподнялась и медленно прошлась вдоль кромки:

— А, это ты… опять тонешь, и хочешь, чтобы я опять спасла тебя? — прежняя теплота исчезла из голоса.

— 3оя!! Прошу тебя!! — Румбо натужено вытянул шею.

Она оценивающе оглядела его сверху, жуя рыгли-сперминт.

— Ладно, хер с тобой… давай сюда свою лестницу, — 3оя присела над обрывом на корточки, — я подхвачу и буду держать, а ты подтягивайся!

Он соскользнул в пыль и стал барахтаться, пытаясь поднять лестницу над головой.

Она стала безмерно тяжелая. Пыль то и дело относила его в сторону, и всякий раз Румбо вынужден был начинать заново, поскольку 3оя не двигалась с места. Предел был близок.

— Иди ко мне, сука!! — просипел из-под выступа Румбо, и 3оя пошла, но с такой медлительностью, что едва ли позволяла ему восстановить дыхание.

Он решил собрать силы для последнего отчаянного рывка.

Легко это сказать: собрать силы. Для последнего. Отчаянного.

А как быть, если силы эти, по всему видно, кончились?

…Почти теряя сознание, Румбо ткнул лестницу ей под ноги.

— Ай, урод… оцарапал! — девушка на мгновенье скривилась, но затем проворно ухватила ступеньку, впившись в неё руками.

И с такой же неистовой силой впился острый край в её пальцы.

— Лезь, блядь, быстрее… руки больно! — заорала 3оя, обильно потея.

Но Румбо мог лишь висеть: на большее не оставалось мóчи.

Бессильно рыча, он вцепился в дюралевую планку зубами, позабыв, что зубов давно нет.

Но десна не соскользнули.

Не может быть! У него растут новые зубы?

Как бы там ни было, челюсти держат, словно шурупами вкручены.

Так, закусив ступеньку, Румбо расслаблял трясущиеся от напруги руки. Вот когда пригодились бы занятия с гирей, на которые подбивал его Митя! Но Румбо не слушал Митю, ибо, как и любой в этом возрасте, наивно полагал, что вся жизнь впереди.

Как бы не так.

— Румбец! Лезь, а то я щас брошу! — стиснув зубы, прорычала 3оя.

Он подлез, вцепился в неё руками, брыкаясь, подтягиваясь, сбивая кожу о бетонный бордюр — и вот вылез, наконец, повалился наземь, хрипя искореженным ртом.

— Бляха-муха… а она не тонет! — девушка с интересом посмотрела на лестницу, которая, будучи приставлена к краю, стояла, как вкопанная, словно приглашая обратно.

— Эта лесенка жизнь мне спасла… — подползая, едва не прослезился Румбо.

— Да брось ты, жизнь спасла… вон она стоит тут как тут… Кто-нибудь увидит и решит спуститься… и писец ему тогда! — 3оя хулигански хохотнула.

— Но ты же предупредишь его? — поднял голову Румбо.

— А что толку? Я и тебя предупреждала, однако же, ты не послушал… так отчего ты решил, что другой послушает?

— Ты? Ты меня предупреждала?! Когда это?

— Забыл, как я говорила: давай лучше останемся в Красной Комнате — неизвестно, что ждет за дверью.

— А если теперь… я передумал?

— Чего передумал?

— Если я хочу вернуться к тебе?

— Хех… теперь уж поздно. Ты можешь вернуться в Красную Комнату, только если кто-то вывел тебя оттуда: как это сделал со мною ты. Поэтому я — могу вернуться. А тому, кто вышел по собственной воле, назад дороги нет.

— Но ты… так до сих пор и не вернулась туда?

— Почему не вернулась? Вернулась. Я же объясняла тебе: Красная Комната не кончается за порогом. Она всегда с тобой. Как любовь. Но ты от любви моей отказался: кого же винить теперь в этом?

— Прости…

— За что прощать? Пока ты барахтался в Сиреневой Пыли, очередной воздыхатель уже успел вынести меня на руках к обрыву…

— Врешь!

— Падлой буду. Вот буквально только что.

— И где же он?

— Где… в Караганде… — она многозначительно посмотрела вниз, отряхнулась и, покачивая бедрами, скрылась за дверью.

Эта «Караганда» так неприятно покоробила Румбо, что он какое-то время тупо смотрел перед собой, даже не задумываясь о том, что снова остался один. Наконец, осознав это, побрел к двери.

По дороге взгляд упал на собственную грудь и обнаружил новую отметину: шов от вскрытия пересекали теперь вдавленные полосы узоров, впечатавшиеся в плоть, когда прижимался он к лестнице, желая обрести опору.

А вот и дверь.

Когда он ногой распахнул её, вынося на спине женщину, дверь подалась как картонная. Теперь, при ближайшем осмотре, она оказалась стальной, и зловеще тяжелой на вид.

Что если попытаться снова открыть её?

Красная Комната ведь никуда не делась: она была там!

Румбо подналег на дверь, отворил и вошел.

Он очутился в продолговатом помещении без мебели с тусклой лампой и маленьким окном под потолком. Стекла в окне не было, но частая решетка почти полностью перекрывала видимость. Под окном спиной к Румбо стоял человек в мундире. При появлении Румбо, он развернулся. Сухощав, приземист. Землистое лицо с парой узко поставленных, словно выцветших глаз. Ботинки какие-то странные… копыта, что ли?

— Документики ваши попрошу! — явственно вымолвило копытное, приближаясь и протягивая словно для подаяния мозолистую длань.