со страхом и удивлением в глазах смогли отыскать эпицентр того самого смеха, и все как один скрестили свои взгляды на голове гидры.
Эта часть тела монстра, словно насмехаясь над всеми, резко дёрнулась, заставляя отшатнуться от себя всех столпов. В ту же секунду череп твари еще раз нервно дёрнулся, и все, затаив дыхание отпрянули еще дальше, вот только вместо того, чтобы напасть и восстать, верхняя челюсть бедствия медленно начала приподниматься вверх, а секунду спустя оттуда раздался радостный и невероятно веселый голос.
‒ Сучья кровь! Вашу ж мать! Вы поможете, наконец, чтоб вас порождения Катаклизма драли?! Какого причиндала вы там стоите? Я устал как пёс шелудивый! Сил нет… ‒ вдруг рявкнул сожранный недавно, продолжая свою борьбу с челюстью гидры.
Глаза уникумов в любой момент готовы были вывалиться из орбит, а рты раскрылись самопроизвольно.
‒ Захар… ты? ‒ вдруг хрипло прошептал с неверием Пожарский, переглянувшись с остальными и делая робкие шаги вперед. ‒ Ты живой? Тебя ведь сожрали?
‒ Во имя материнской любви и что с того, что сожрали! Да и кто еще здесь может быть?! ‒ прорычал вновь знакомый тембр. ‒ Нет, чтоб я сдох! Это Давыдов с того света вернулся. Да помогайте вы уже, какого хрена стоите?!
В третий раз князю повторять не пришлось, общими усилиями рванувшая к месту четверка мужчин смогла приподнять верхнюю челюсть, и из глотки твари тотчас вывалился полуголый Лазарев, который использовал своё громовое копьё как костыль, ведь одна нога до самого колена у него отсутствовала.
Доспех столпа превратился в обноски. Во множестве мест его опалили, словно серной кислотой. Аналогично выглядела и кожа человека почти повсюду. Множественные язвы по всему телу доходили до самого мяса. Половина лица была обезображена и кое-где в волосах были явные проплешины. Вот только сам Захар этого будто не замечал и с широкой улыбкой взирал на ошарашенных уникумов. Правда, оглянувшись по сторонам, усмешка его вдруг увяла, и тот свирепо взглянул на шокированного Долгорукого.
‒ Где Романов и остальные?
‒ Он… он с Настей… а остальные мертвы… ‒ хрипло прошептал Алексей, а улыбка Лазарева после его слов вновь стала шире некуда. ‒ Ты сам просил так сделать. А это ты… её так? Изнутри?.. ‒ нелепо спросил княжич, дрожащей рукой указывая на бедствие.
‒ Молодец! Хвалю! Вы все молодцы. Порадовали, ‒ кивнул Захар и, развеяв своё копьё, повалился прямо на снег и от удовольствия зажмурил глаза. Но почти сразу их открыл, спокойно взглянул на выживших и со старческим кряхтением принял сидячее положение. ‒ Во-первых, кому-то сейчас придется отправляться следом за нашими альвами и останавливать их шествие. Во-вторых, да, это я прикончил эту дрянь. Она откусила мою ногу и видать… подавилась! ‒ вдруг хохотнул истерично тот, довольный собственной шуткой. ‒ Поэтому ни слова моим невестам о случившемся. В-третьих, ‒ затихающим тоном изрёк князь, глаза его стали закатываться от усталости, а сам вновь повалился на спину. ‒ У кого-то осталось, что-нибудь целебное? А то что-то мне нехорошо…
Глава 8. После боя и конец пути...
Снежная стигма.
Бескрайная ледяная пустошь.
Несколько минут спустя…
Как ни странно, но в неравном сражении против гидры Пожарский в отличие от других столпов пострадал меньше остальных. Его правая обугленная нога и напрочь обгорелая шевелюра были не в счёт. Так что именно Артём оказался нашим посланником и гонцом. Поэтому после часа отдыха, княжич на всем ходу устремился в нужную сторону вслед за альвами и минут через десять его светло-пурпурный след силы духа полностью растворился среди бесконечных барханов снежной пустоши.
‒ Надеюсь, твари в округе еще не пришли в себя, ‒ тихо отозвался Долгорукий, глядя в сторону, где только что исчез силуэт уникума.
‒ Не переживай, ‒ прокряхтел успокаивающе я, ворочаясь на снегу, как на неудобной постели. ‒ Прошло не так много времени, и аура этой дохлой дряни всё еще ощущается. Он справится. Не маленький.
Если честно после безумной битвы и всех путешествий по внутреннему миру бедствия Алларма в душе теплилось желание отрубиться и хорошенечко проспать так пару-тройку суток, а раскрыв глаза чудесным образом оказаться дома в тёплой постели с Алиной, либо Прасковьей под боком. Вот только в данный момент желание это было невыполнимо. Отключаться организм наотрез отказывался, и виной тому были бесчинствующие и бодрствующие крохи эфира во вместилище. Поэтому мой взгляд то и дело возвращался к громадной туше чудовища, а широкая и надменная улыбка, пересиливая все телесные страдания, беспрерывно блуждала на израненном и самодовольном лице. Да и уцелевшие ампулы Корецкого более-менее привели самочувствие в норму, хоть после битвы я вместе с остальными уникумами на протяжении целого часа просто валялся трупом на снегу и набирался сил. Даже Огинская смогла прийти в себя и за ней в данный момент всячески присматривал Долгорукий.
Несколько часов погодя произошло чудо и когда эфир всё-таки изволил угомониться, сознание стало медленно затухать, но увы, столь желанный сон так и не пришел, потому как на границе сознания забрезжили знакомые ауры, а затем не прошло и десяти минут, как все присутствующие смогли разглядеть среди поутихшей вьюги около двух десятков мчавшихся в нашу сторону снежных ирбисов. Впереди же стигмы всей на двух животных во всю прыть скакали сразу четыре человека и два альва. Романов, Пожарский, Морозова и Голицын. Управляли же зверями Охарз и Рострик. А я так и остался валяться на снегу, прикрыв устало веки и лишь периодически отслеживая весьма насыщенный эмоциональный фон прибывших и весело ухмыляясь от происходящего.
Удивление перед увиденным от Охарза и Голицына. Шок из-за случившегося от Рострика, неверие и переживание от Романова и Морозовой. А также смесь всех этих чувств вперемешку с крупицами страха и трепета перед неизведанным от порядка трёх десятков неизвестных мне изгоев и альвов, которые не могли отвести взгляда от огромного тела гидры. Я даже сейчас слышал довольное сопение Рострика, Голицына и Охарза.
Вот только никто кроме одного человека ко мне так и не приблизился. Снег рядом со мной несколько раз приятно захрустел и со всего маху тот самый индивид принял лежачее положение.
‒