Читать интересную книгу Епитимья - Рид Рик Р.

Пока Ричард ехал на своем «шеви селебрити» в южную часть города, к униатской церкви на улице Голливуд, он обдумывал, что скажет группе сегодня. На прошлой неделе он признался в своей склонности к Джимми Фелзу, сказал о своем страхе, что это влечение может расцвести и стать «действием».

А теперь он это действие совершил. Что же сказать им? Он был не единственным священником, посещавшим собрания одержимых сексом, но при этом Ричард чувствовал: все прочие члены группы смотрят именно на него так, словно их спасение находится у него в руках, как у существа близкого к Богу. Было и еще одно обстоятельство. Когда в ходе собрания каждый сообщал, сколько времени насчитывает его или ее праведная жизнь, Ричард в прошлый раз сказал, что вел себя таким образом три месяца. На этих собраниях Ричард вообще-то еще острее чувствовал себя человеком конченым, обреченным, рабом собственной сексуальной извращенности — ведь он надеялся не столько на себя, на Господа, сколько на помощь этих сборищ. А многие, кто их посещал, страдали от сексуальных проблем столь серьезно, что кончали тюрьмой, гибли их семьи, разрушались карьеры. Некоторых заживо пожирали душевные болезни. Ричард думал о Гэри Мартине, парне, который больше не приходит на их собрания, потому что его поместили в клинику Зеллера в Пеории. Гэри Мартин мастурбировал голым... в час пик у края платформы надземки поблизости от поля Ригли.

Но, размышлял Ричард, уже самого искушения, борьбы с ним, если даже оно никогда не становилось «действием», вполне достаточно. (О, как легко испарялась не удерживаемая ничем в минуты слабости его трезвость.) И тогда — снова один на площади. Иногда это казалось почти непреодолимым.

И перед Ричардом возникало видение: он, закрывающий свой гараж и садящийся в машину с включенным мотором. Так он сидит до тех пор, пока исчезают все страдания и вся борьба.

Но он понимал, что самоубийство — не выход.

А что выход? Где он?

— Меня зовут Ричард, я прохожу цикл реабилитации в связи с сексуальной одержимостью.

— Привет, Ричард.

Ричард огляделся: пятеро мужчин и одна женщина сидят вокруг покрытого шрамами и царапинами деревянного стола, перед каждым легкая пластиковая чашка. Рядом с некоторыми пачки сигарет. Кое-кто положил руки на свои экземпляры книги «Надежда и возрождение», как если бы вся сила была именно в них. На лицах напряженное внимание: всегда легче проявлять сочувствие к несчастьям других, всегда проще наблюдать со стороны. Даже этим людям, искренне мучимым раскаянием.

— Я, — сказал Ричард со вздохом, — прожил последние два дня после нашей встречи в состоянии трезвости.

Он чувствовал, что язык отказал ему, волна стыда бросилась жаром в лицо. Подняв свою чашку с кофе, он нервно отхлебнул немного теплой сладковатой жидкости. Это давало ему иллюзию включенности в какое-то занятие, давало повод помолчать. Он снова чувствовал себя школьником, пойманным на месте преступления и краснеющим за свой поступок. Подняв глаза, он посмотрел на группу людей. Каждый из них понимал, что он чувствует в эту минуту, потому что они чувствовали то же. Но никто из них не был человеком Бога.

— На прошлой неделе я рассказывал о Джимми Фелзе, мальчике, живущем по соседству. После нашей встречи я снова увидел его, беспомощно лежащего на тротуаре на Кенмор-стрит, поблизости от отеля «Соверен». Он весь дрожал. Кто-то сделал с этим мальчиком нечто ужасное. Ему причинили боль. Он был почти без сознания и едва мог говорить. Я должен был помочь ему. Клянусь именем Божьим, мои намерения были чисты. Я поднял его на руки и отнес в дом.

— И тогда что-то произошло? — спросила Элинор, сварливая пожилая женщина. В течение многих лет Элинор, когда ее настигала тяга к вакханалиям, встречалась с мужчинами днем в магазинах и отвозила их в комнаты мотелей. Ее семья не имела понятия об этом.

— Нет. — Ричард покачал головой. — Я сказал уже вам, мои мотивы были чисты. Он пробыл у меня ночь, и хотя искушение было сильным, я не поддался ему. Я читал Библию, читал «Надежду и возрождение», делал все возможное, чтобы не думать ни о чем телесном. — Он оглядел группу, заметив некоторое смущение присутствующих. — Я старался не думать о физическом, о сексуальном.

Ричард сделал еще один глоток кофе и продолжал.

— Но то, что случилось с мальчиком, было настолько ужасным, что его мучили кошмары. И ночью он кричал. В какой-то момент я встал и пошел его утешить. Я не мог не сделать этого. И, когда я обнимал его, сидя на кровати, я почувствовал возбуждение.

— Вы что-нибудь сделали мальчику? — спросил Ричи, упитанный рыжий мужчина, который, по-видимому, не представлял себе иного поворота событий.

Нет, собственно говоря, ничего такого не случилось. Но мальчик почувствовал мою эрекцию и понял. Он подумал, что я ничем не отличаюсь от тех его клиентов, которые платят ему за секс. Даже хуже, потому что я даже не был достаточно честен, чтобы заплатить ему за это деньги.

Ричард посмотрел вниз, на стол, и прошептал:

— Я предал его.

Элинор подала голос:

— Потому что вы были возбуждены? Черт, нам стоило бы использовать для наших встреч заведение Мак-Кормика, если мы захотим предаваться самобичеванию, как только впадем в возбуждение.

Ричард благодарно посмотрел на нее: глупость спасла его от приступа слезливости, а он чувствовал, что слезы вот-вот польются.

— Дело не в том, что я возбужден (а может быть, именно в этом?), — размышлял Ричард. — Дело в том, что я оказался бы способен на большее, если бы он не убежал. А он убежал в холодную декабрьскую ночь. Он шел на все, только бы сбежать от меня. Вот что страшно.

— Эй, Рич, мы здесь не для того, чтобы жалеть себя. Все мы ошибаемся. Вспомни, наши пристрастия сбивают с толку, они сильнее и коварнее нас. У тебя был срыв, и у меня тоже.

Это был Эд, уже судимый за насилие, бывший преподаватель русской литературы в Нортвестерне. Он старался поймать взгляд Ричарда и удержать его, не позволяя ему отвести глаза.

— У тебя проблема. У нас у всех проблемы. Множество людей страдает от таких проблем, столь же серьезных или даже хуже, чем наши. Мы еще везучие... у нас достаточно самосознания, чтобы приходить сюда, помогать себе и друг другу. Итак, ты говорил, что...

— Я просто почувствовал, что потерял контроль над собой, силу сказать «нет» своим чувствам. Я знаю, что не должен так настойчиво стараться взять их под контроль, надо предоставить всему идти своим чередом и довериться Богу...

Ричард вытер слезу.

— Это трудно даже священнику. Передать право на свою жизнь Богу, который возложил на тебя столь тяжелый крест. Я чувствую себя как тот парень, который пару раз в том месяце приходил на наши собрания. Как его звали? Дуайт? Кажется, на самом деле (и мы это поняли) он приходил сюда, чтобы выведать, где можно подцепить детишек.

— Мы не знаем точно, зачем Дуайт сюда приходил и почему перестал ходить, — заметил Эд.

Ричард вздохнул: может быть, наступило время дать слово кому-нибудь другому. Он мог бы сказать еще так много, но какой в этом прок? Могла ли вся эта бессмысленная болтовня что-то изменить в его жизни, если в воображении непрестанно возникал образ этого мальчика? А когда утром он обнаружил пятна на простынях и. вспомнил почти безволосые мужские тела, преследующие его даже во сне, не мог избавиться от чувства вины и ненависти к самому себе. Он прекрасно помнил этого Дуайта: ничем не примечательный тип с дряблым телом и редеющими волосами — личность, мимо которой пройдешь на улице и тут же забудешь навсегда. Но от него оставалось четкое ощущение зла. И все же, несмотря на это, ему хотелось, чтобы Дуайт ходил на их встречи. Он именно тот человек в их группе, у которого те же проблемы, и Ричард надеялся, что они смогут поддерживать друг друга. Хотя он так и не почувствовал, что этот человек близок ему.

Кто же еще, подумал он, смог бы стать ему близким?

Когда встреча окончилась, Ричард поднял воротник своего пальто, сунул руки глубоко в карманы и направился сначала к восточным кварталам, а затем повернул к югу, на Шеридан-роуд. Холодный вечерний воздух, пронизанный влагой, предвещал снег. Ощущать его на своем лице было приятно. Это отвлекало от мыслей о встрече.