— Ну конечно, — вздохнула она. — Кто же еще?
— Ты опять в него влюбилась?
— Хуже, он знает о Томасе.
— Ну, это неудивительно. Когда ты мне сказала, что он лечащий врач твоей матери и приходит к вам домой когда ему вздумается, я сразу поняла, что ты не сможешь надолго утаить от него правду. Но, должна тебе сказать, я не считаю, что это так уж плохо.
— Если бы ты все знала…
— Догадываюсь, — сухо ответила Элизабет. — Насколько я тебя помню, ты всегда думала о Роберте. Что ж, тогда ты была всего лишь неопытной девчонкой, а он настоящим балбесом. Но прошло много лет, и ты повзрослела. Так дай ему шанс показать тебе, что он тоже изменился.
— Некоторые вещи, прости, люди не могут измениться.
— Ну, знаешь, сейчас он врач, а было время, когда ты говорила, что он годен лишь на роль плейбоя в дешевом сериале. Твой Роберт мог бы заниматься частной практикой, а не торчать в больнице дни напролет. И поэтому не говори мне, что некоторые люди не в состоянии измениться, — он пример тому! А ты должна, хотя бы ради моего дорогого Томаса, не бежать от него снова, а спокойно разобраться в ваших отношениях.
— Это не так просто, Элизабет.
— Никто и не говорит, что это просто. Дело в том, как это все воспримет сам мальчик? Не будет ли ревновать тебя к Роберту, когда у вас все получится.
Если бы Джудит была уверена, что у их отношений есть будущее…
— О, Элизабет, в такие минуты я все бы отдала, чтобы быть сейчас там с тобой. Я устала и очень боюсь.
— Ну-ну, не заставляй меня смеяться. У тебя потрясающая интуиция. Доверься своему чувству, оно тебя не подведет!
Сочувствие к чужим слабостям и мудрость, воля и жизнелюбие, которые помогли Элизабет пережить и развод, и смерть единственного сына, сделали ее лучшей, любимой подругой Джудит. Лишь с ней можно было говорить о чем угодно, лишь она могла так терпеливо слушать.
Как только Джудит закончила разговор, телефон опять зазвонил. На этот раз послышался голос Роберта.
— Не вешай трубку, — своеобразно поздоровался он.
Она была шокирована его грубым, фамильярным тоном.
— А я и не собираюсь.
— Прекрасно, — расслабился Роберт. — Мне надо увидеть тебя. Желательно где-нибудь в укромном месте. Нам надо многое обсудить, и я не хочу, чтобы нам мешали. По крайней мере, пока мы не договоримся, что нам делать с нашей проблемой.
— Если ты говоришь насчет той ночи…
— Нет. Но если тебе интересно знать, я не прочь с тобой покувыркаться как-нибудь еще. Но сейчас, будь спокойна, этого не будет. Я никогда не смешиваю дела с развлечениями. В этот раз, уверяю тебя, мы будем говорить только о делах.
— Хорошо. Где и когда?
— Сегодня. В любое время после пяти. А где — это тебе решать, дорогая.
— Я буду дома вечером. Там нам никто не помешает.
И там довольно безопасно, добавила она про себя. Если Роберт захочет еще раз соблазнить ее, призрак отца не позволит ей поддаться искушению.
— Прекрасно, — бросил он. — Я заскочу к тебе в четверть шестого.
Но он, как всегда, опоздал. На полчаса, не больше. Всего-то тридцать минут, в течение которых Джудит боролась с раздиравшими ее противоречиями, кошмарами и всевозможными опасениями. Она так ждала все это время, когда же наконец послышится вдалеке звук его машины.
— Ты не слишком торопился, — поприветствовала она Роберта, когда тот в конце концов появился.
— А ты не спешила открыть дверь, — ответил он, быстро проходя в дом. — Мать честная, да на улице теплее, чем здесь.
— Отопление практически не работает — вот еще одна причина, почему мы переехали в «Ле Лак».
Джудит кивнула в сторону кухни.
— Мы можем поговорить там. Это самое теплое место в доме.
— У тебя, надеюсь, кофе готов?
— Нет. Не готов.
Роберт пожал плечами и подошел к столу.
— Ну конечно, я так и думал.
Он был одет в синие джинсы, свитер поверх рубашки и поношенную куртку.
Заметив его сосредоточенно-серьезный вид, она подумала, что ему сейчас намного хуже, чем ей самой.
— У тебя был тяжелый день?
— Обычный. Куча происшествий, тьма пациентов. Мне удалось поспать лишь часа три. — Роберт зевнул. — Предыдущая ночь была не лучше, ну, за исключением некоторых обстоятельств.
— Я тоже в паршивой форме.
— Ну да, заметно. Ты ужасно выглядишь.
Он сел наконец за стол напротив Джудит.
— Давай сперва разберемся с насущными проблемами, а потом оба сможем отдохнуть.
Он протянул руку и посмотрел на свои пальцы.
— Я думаю, что мне стоит извиниться за то, что я предал твое доверие в ту ночь.
— И как же ты это сделал?
— Я воспользовался твоим эмоциональным состоянием.
— Ой, только не надо! — сказала она презрительно. — Я точно так же в ответе за то, что случилось. Ты бы не смог ничего сделать, если бы я сама этого не пожелала. Если ты хочешь извиниться, так извинись перед своей невестой. Уж кого ты предал, так это ее!
— Мы расторгли помолвку.
— Да? И кто же все затеял?
— Это было взаимное решение.
— А по тебе не скажешь, что вы договорились легко и просто. У тебя такой грустный голос…
— Я просто устал. — Он закрыл глаза. — Ты права, все прошло не так безобидно, но мне не хотелось никому причинять вреда. Дальше было бы еще хуже. Если у тебя нет кофе, то хоть что-нибудь есть, что можно выпить и взбодриться? — подняв тяжелые веки и окинув комнату взглядом, поинтересовался Роберт.
— Ты действительно этого хочешь? А с тобой ничего не случится?
— Нет. Я беру несколько выходных. Это будет мой первый отдых за шесть месяцев.
Опасно чувствовать к нему жалость. А уж замечать, что у него от усталости появились синяки под глазами, в высшей степени безрассудно. Ей нельзя допускать, чтобы он взял ее жалостью. Ей необходимо оставаться равнодушной. Пусть он сам страдает!
— Насколько я помню, в доме есть немного бренди. Мой отец держал его для медицинских целей, — сказала она. — Ну что, подойдет?
Бледная улыбка освежила его лицо.
— Неси.
Хотя Джудит переехала в гостиницу всего лишь несколько дней назад, в доме сразу стало сыро и холодно, словно в нем не жили уже много лет. Поднявшись на второй этаж в комнату отца, молодая женщина осторожно открыла в его письменном столе верхний ящик, где среди всякого хлама лежала на три четверти полная бутылка дешевого бренди. Джудит взяла ее и потом, любопытства ради, стала рассматривать содержимое ящика.
В нем хранилось полно разных вещей. Старые, уже давно непригодные шариковые ручки, обломки карандашей, несколько исписанных тетрадей — можно подумать, что ее отец был писателем, а не старым рыбаком. Там также валялось несколько погнутых серебряных чайных ложек, пара больших линз, старые очки и невесть откуда взявшийся оловянный солдатик.