Римскую империю под властью одного монарха, даже при условии предложенного Карлом царствования по очереди: сначала императорский престол занимает Филипп, становясь таким образом монархом и Священной Римской империи, и Испании, а затем его сменяет сын Фердинанда Максимилиан (будущий император Максимилиан II). Таким образом, ровно в тот момент, когда империя Габсбургов достигла своего максимального размера, она распалась надвое: испанской частью стал править сын Карла Филипп, а центральноевропейская осталась во власти брата Карла Фердинанда[115].
Тем не менее Карл достиг многого. Габсбурги продолжат сочинять династическую мифологию, воздвигать грандиозные мавзолеи и устраивать помпезные победные шествия по образцу римских триумфов, но теперь все это не будет пустыми упражнениями в саморекламе. Больше того, Габсбурги станут все серьезнее воспринимать ту роль, о которой Карл говорил на рейхстаге в Вормсе, — роль защитников истинной веры. Эта перемена произойдет не сразу, а в Центральной Европе поначалу будет ощущаться не так сильно, как в Испании. Там пыл Филиппа просто не знал пределов, тогда как Фердинанд и его наследники скорее переняли у Карла готовность к переговорам и сделкам — вплоть до согласия ставить под вопрос собственную приверженность католической вере. Впрочем, мало-помалу обе линии сравнялись в своем рвении, добавив к шифру AEIOU выдвинутую Карлом идею об обязанности династии Габсбургов верно служить католической церкви.
7
ВЕНГРИЯ, ЧЕХИЯ И ПРОТЕСТАНТСКАЯ УГРОЗА
Вечером 29 августа 1526 г. у города Мохач армия турок-османов меньше чем за два часа разбила венгерское войско. Половина венгерской знати пала в битве, как и семеро епископов и архиепископов, лично ведших в бой свои войска. Молодой Людовик, король Венгрии и Чехии, которого мы в последний раз видели ребенком на портрете Штригеля, погиб во время бегства. Ему было всего 20 лет. Смерть Людовика открыла перед Габсбургами возможность присоединить к своим владениям Чехию и Венгрию, потому что преемником павшего короля должен был стать мальчик, изображенный на портрете слева, — младший внук Максимилиана Фердинанд Австрийский (1503–1564). Для Габсбургов это обернется самым удачным примером «эффекта Фортинбраса». На руинах чешско-венгерской монархии Ягеллонов Фердинанд и его потомки выстроят конгломерат центральноевропейских территорий, который историки называют империей Габсбургов.
Людовик (Лайош) Ягеллон был связан с домом Габсбургов двойными узами. Его сестра Анна была женой Фердинанда, а сам он в 1522 г. женился на сестре Фердинанда Марии. Едва турки отступили из Венгрии, Мария тут же взяла управление королевством в свои руки и, поскольку погибший король не оставил прямых наследников, приложила все старания к тому, чтобы и венгерская, и чешская короны перешли к ее брату. К этому времени Фердинанд уже выступал наместником Карла V в Священной Римской империи, и Карл отдал ему в управление также и владения Габсбургов в Центральной Европе. Мальчик с картины Штригеля уже превратился в юношу взрывного нрава, любившего одеваться во все черное, как было модно в Испании, где он вырос. Из-за высоких скул, худого лица и длинных конечностей он напоминал паука.
Даже в наши дни многих историков вводят в заблуждение оправдания предшественников Фердинанда в Венгрии и Чехии. Чтобы получить иностранную военную и денежную помощь, и Людовик, и его отец Владислав II (1456–1516) убеждали зарубежных послов, что королевства Венгрия и Чехия по своей бедности не могут успешно противостоять растущему натиску турок-османов. Именно из дипломатических депеш о печальном финансовом положении этих стран историки по большей части и черпают сведения. В Чехии жалобы монархов на нужду имели под собой основание лишь в том смысле, что сейм неизменно отвергал запросы короля на введение новых налогов, однако при этом в руках монарха оставались существенные личные ресурсы в виде королевского права на доходы от горного дела, чеканки монет и торговых пошлин. Жалобы, касающиеся Венгрии, вообще были лживыми. Большая часть королевского дохода распределялась сразу же по поступлении без всяких записей в казенных ведомостях. При этом упомянутый доход все же можно оценить приблизительно в 600 000 золотых флоринов или дукатов в год, к чему следует добавить выданные под принуждением займы и различные нерегулярные поступления. Так, один епископ, уличенный в растрате казенных денег, заплатил, чтобы остаться на свободе, 400 000 флоринов[116].
Доходы Людовика от Венгрии не просто превосходили те, что получал со своих австрийских земель эрцгерцог Фердинанд; благодаря им у Венгрии была одна из самых современных и хорошо оснащенных армий во всей Европе. Если бы эта армия вторглась на Апеннинский полуостров, ее копейщики, аркебузиры, артиллеристы и смешанные кавалерийские соединения, действующие в бою по общему тактическому плану, несомненно, завоевали бы всю Италию. Но при Мохаче она встретила другого противника — турок-османов, не говоря уже о том, что армия в 25 000 человек, сколь бы хорошо вооружена и скоординирована ни была, редко одолевает врага, троекратно превосходящего ее числом. Советники султана Сулеймана даже при таком перевесе считали венгерское войско грозным противником, а венгерского короля включали в число «великих правителей неверных». По этой причине Сулейман привел в Венгрию «двойную рать» — как малоазиатскую, так и балканскую армию[117].
Словом, у Фердинанда были все причины бороться за чешскую и венгерскую корону — поскольку это были два относительно богатых королевства. Вместе с тем двойной брачный союз, заключенный между Габсбургами и домом чешского и венгерского монарха, не гарантировал беспроблемного перехода власти. Оба королевства имели влиятельное дворянство, которое на сословных съездах отстаивало свое право определять государственную политику и порядок престолонаследия. Чешский сейм был организован лучше, причем в него входили и представители почти 30 городов. К началу XVI в. он, собираясь три-четыре раза в год, до такой степени контролировал управление страной, что даже назначал основных королевских чиновников.
Но венгерское государственное собрание было страшнее. Хотя созывалось оно обычно раз в год, его ассамблеи бывали многолюдными, поскольку принимать участие в них имели право все дворяне королевства, а это означало, что туда съезжалось до 10 000 человек. Часто этот сословный съезд собирался на поле Ракош близ Пешта. На огороженном месте под открытым небом собрание бранило короля и его чиновников, сидевших перед толпой на помосте, пока снаружи несли караул вооруженные цыгане. Дворяне не просто являлись на съезд в полном боевом облачении; бывало, они ставили в поле колоду для обезглавливания или виселицу — с целью устрашения изменников. А обличать этих изменников никто не стеснялся. Неудивительно, что многие королевские чиновники бежали при первой же возможности. В этой наэлектризованной атмосфере король оглашал свои инициативы, а дворянство отвечало ему перечислением «обид». Затем предстояло примирить две позиции и на закрытых