этому альпинисту нужны щётки, чтобы оттирать нами и вами горячо любимые «очки». А вы, товарищ младший сержант Курков, назначаетесь его проводником по этому маршруту.
Вечер прибытия из отпуска это всегда посиделки до поздней ночи с обсуждением произошедших событий за целый месяц беззаботной жизни.
Я обратил внимание, что ничем интересы парней семидесятых не отличались от нас, парней нулевых, приезжавших в училище после отпуска. Гулянки, танцы, девчата, у кого-то рыбалка или охота. Сыгравших свадьбу среди нас не оказалось. Посмотрим, что будет после второго курса, хотя его ещё нужно отучиться.
— У тебя что-то выпало, — сказал Костя, показав Пете Чёрному, курсанту нашего отделения, на лежавший на полу кошелёк.
В это время между кроватей шёл Артём. Нагнувшись к небольшому предмету из коричневой кожи с заклёпкой посередине, он тут же получил толчок в бок.
— Рыжов, руки убрал! — крикнул Чёрный. — Не твоё!
— Петечка, тихо. Я ж только подать хотел, — усмехнулся Тёма.
— У тебя там золотовалютный запас припрятан что ли? — спросил я у Чёрного.
— Не вашего ума дело. Много там. На джинсы собираю с обувкой, — сказал Петя и поманил всех пальцами, чтоб никто не слышал. — На рынке есть парни, торгуют таким товаром. Джинса по сотке, а Адидас по 50.
— Блин, и правда торгуют? — спросил, сидевший рядом с Петей паренёк по прозвищу Лукач. Дима Лукачёв — дружбан Чёрного, который вечно за ним шастал.
Какие-то маленькие цены назвал Чёрный. Насколько я успел изучить ассортимент подпольного рынка, «Левисы» и «Монтана» сто или вроде 160 рублей, а немецкие кроссы меньше чем за 80 вряд ли найдёшь. Тем более в Белогорске! Фирменные, наверное, и все 200 стоили. Как мне кажется, разводят Петьку. Ему бы подождать, когда в Москве в 1979 году начнут на комбинате «Старт» делать по лицензии «адики». Вроде и цена там должна снизиться, если правильно помню рассказы дяди. Что я точно знаю, в Афгане наши элитные части точно будут отдавать предпочтение обуви с тремя полосками.
— Не дёшево отдают? — спросил Артём, снимая с себя форму и укладывая на свою табуретку.
— А у тебя и таких денег нет, — рыкнул на него Чёрный.
— Петя, осядь! — толкнул Макс его в плечо. — Никому твой кошель не нужен.
— Ещё как нужен. Глаз да глаз нужен за этим, рыжим обноском, — сказал Петя. Тут он перешёл все границы.
Артём не выдержал и схватил этого коротышку за грудки, швырнув в проход между рядами. Я кинулся на своего товарища и прижал его к двухъярусной кровати. Держать было сложно, но на подмогу пришёл Костя.
— Я помню. На свою девку белобрысую в долг брал и так и не отдал! Теперь к кошелю присмотрелся, — кричал Чёрный, и это ещё больше вывело из себя нашего Тёму.
— Убью! Враньё! Я этот кошель тебя съесть заставлю! — рычал Артём. Надо успокаивать его, что я и сделал, надавив под ребро большим пальцем, чтобы его немного скрутило. — Родя, больно!
— Успокойся! И ты тоже, Чёрный. Вали на своё место со своим кошельком.
На шум в располаге пришёл старшина роты Мозгин, который сегодня решил остаться в своей «резиденции». Говорят, хорошо в баньку сходил и с чужими трусами пришёл. Жена обиделась и домой не пустила. Хотел бы я посмотреть на эту женщину, которая этот «небоскрёб» смогла остановить.
— Я что-то не понял, или чего-то не понял! По команде отбой наступило тёмное время суток! Ко мне подошли все, — крикнул Мозгин. — А для вас, холопы, солнце ещё высоко.
И отправились мы всем составом на «белые горы» во главе с нашим проводником Максом. Артём, в дополнению ко всему и вовсе загремел на завтра в наряд с дружбаном Чёрного Лукачём.
— А Лукача за что в наряд? — спросил я, когда Артём ложился спать. — Вроде спокойно вёл себя.
— Сам чего-то напросился, — ответил Тёма.
На следующий день начались занятия. После ночных «скалолазаний» спать хотелось ужасно. А тут ещё и сразу началась любимая утренняя забава для лётных училищ — радиотренаж.
В каждой аудитории перед началом занятий запускали запись горячо любимых букв русского алфавита. Но не простую, а на азбуке Морзе. И нам необходимо, в выданных по этому случаю тетрадях записывать их, распознавая на слух сочетания «точки» и «тире». Ошибок допускать практически нельзя. Иначе, по совокупности «лебедей» в тетради проведёшь выходные за глубоким изучением этой дисциплины. Судя по всему, у нас весь взвод будет этим заниматься.
Ещё одним неприятным сюрпризом стала штурманская подготовка. Полковник в отставке Филиппенко решил нас тоже взбодрить и объявил на первой же лекции штурманский тренаж по расчёту параметров. Проходил он в формате «летучки».
— Так, энэлки на столе, а ум в голове. Пошёл раздавать, башкой по сторонам не мотать, — сказал он в своей стихотворной манере. Я оценил этот намёк, подсказав рядом сидящим, что решать нужно сразу.
— Времени много не даст. Чего сидите? — шепнул я, но Артём и Костя только ухмыльнулись.
— Первый день, Родя. Не будет он лютовать.
Естественно, что прав оказался я. Как только Алексей Алексеевич раздал крайнему курсанту листок с необходимыми данными и параметрами для расчёта, он вернулся к первой парте и принялся собирать. Возгласы, ахи и охи закончились быстро, поскольку Филллипенко обладал талантом осаживать моментально.
— Убили разговоры! Иначе отправлю на «белые горы»! — сказал он.
— Я, по-моему, разлюбил походы в горы. От одного названия выворачивает, — шепнул Артём. Его наверное прередёрнуло от вновь услышанного неофициального названия туалета.
После сампо, нас встречал, почему-то командир взвода капитан Витов. И, похоже, мне одному это показалось странным. Обычно такими вещами занимался Мозгин.
— Наверное, старшина провалился в «синюю яму», — предположил Костя.
— Переживает Мозгин из-за жены. Он вроде сегодня ходил домой. Собирался помириться. Каптёрщики говорили, — рассказал Макс. — Надо быстрее идти в казарму. Указание ротного.
Ещё одна странность. Ротный давно так не задерживался на службе. Может очередное мероприятие воспитательного процесса.
— Макс, а Петька Черныш где? — спросил Костя.
— Да кто его знает. Он на консультации был, а потом сказал, что в роту его вызвали. Витов говорит, что в курсе, где Черныш.
Моя пятая точка чувствовала какой-то подвох во всём этом. Артём в наряде, может чего подскажет.
По прибытию в казарму, нам не позволили даже