Читать интересную книгу Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме - Александр Терентьев

Такая позиция, конечно, превращала Ромни в антипода Обамы, которого прозвали «первым феминистким президентом Америки». Его администрация ежегодно выделяла радикальным женским организациям около миллиарда долларов. Она провела через Конгресс закон о справедливой оплате труда, который обязывал работодателя следить за тем, чтобы женщины двигались по карьерной лестнице и получали такое же вознаграждение, как мужчины, в не зависимости от степени профессионализма. В колледжах были введены так называемые гендерные квоты, и многие профессора были вынуждены уступить свои места менее титулованным сотрудникам, только на том основании, что они женщины.

И вот Лимбо, которого иногда называют фактическим лидером республиканской партии, набросился в прямом эфире на представительницу феминисткого движения Сандру Флюк, которая попыталась доказать на слушаниях в Конгрессе, что медицинская страховка должна предусматривать оплату контрацептивов. Он назвал ее шлюхой, а американских чиновников сутенерами, и был подвергнут остракизму в либеральных кругах. «Лимбо бросил вызов политкорректной Америке с ее крикливым лицемерием и бесконечной, доведенной до гротеска борьбой за права человека, – заявила Сара Пейлин, – и орды либералов набросились на него словно свора голодных псов»[208].

Поскольку Ромни никак не прореагировал на скандал, многие комментаторы тут же обвинили его в «потакании ультраконсерваторам». Как заметил главный стратег Обамы Дэвид Аксельрод, «бывший губернатор Массачусетса, который считался всегда умеренным политиком, рискует заиграться и, резко сдвинувшись вправо во время республиканских праймериз, потерять доверие тех электоральных групп, от которых в ноябре будет зависеть исход выборов. Не будет же он через пару месяцев вновь менять свою риторику, пытаясь достучаться до центристов и одолеть действующего президента во фронтовых и колеблющихся штатах!»[209] О том, что команда Ромни действительно играет в опасные игры, свидетельствовал тот факт, что в «супервторник» он не сумел заручиться поддержкой представителей среднего класса и молодежи, а за время республиканской гонки его рейтинг среди независимых избирателей снизился на 20 процентов.

Ромни не удалось завоевать популярность и среди так называемых «синих воротничков». Для его политтехнологов оказалось непосильной задачей убедить их в том, что бывший профессиональный рейдер, который закрывал заводы, выкидывал на улицу рабочих и перепродавал освободившиеся площади, сможет в должной мере отстаивать интересы американцев, сталкивающихся с проблемой массовой безработицы. Попытки Ромни изобразить из себя «своего парня» и «развеять слухи о том, что его жена владеет парой «кадиллаков», выглядели настолько комично, что в Америке его прозвали «нищим миллиардером». «Вместо того чтобы лезть из кожи вон, – писал The Economist, – пытаясь убедить теряющих работу избирателей в том, что он один из них, и привлечь «синих воротничков» откровенно популистскими антикитайскими лозунгами, Ромни следовало бы объяснить, что присущий ему прагматизм и предпринимательские навыки позволят создать новые рабочие места»[210]. Однако экс-губернатор Массачусетса и владелец компании Bain Capital этого не делал. Более того, своим высокомерием он окончательно оттолкнул от себя неквалифицированных рабочих. Чего стоило, например, неосторожное заявление, сделанное им в пылу кампании, о том, что бедные его не волнуют. «Философия Ромни, – отмечал The Nation, – это социал-дарвинизм. Он верит в то, что выживает сильнейший, и проповедует идеалы дикого капитализма. Неслучайно, уже более полугода являясь фаворитом истеблишмента, даже после «супервторника» он не сумел выбить из седла своих конкурентов. Гонка продолжается, несмотря на то что у Ромни в три раза больше голосов, чем у его преследователей»[211].

Соперники называли Ромни «перекати-полем» и крутили старые записи с его либеральными высказываниями об абортах, однополых браках и государственной медицине. Многие признавали, что он – скучный оратор, который рискует проиграть дебаты златоусту Обаме. Поговаривали, что во время триумфальной речи после праймериз в Нью-Гэмпшире даже четверо сыновей Ромни, стоявшие за ним на трибуне, выглядели так, будто они вот-вот заснут.

Ко всему прочему, с каждым днем в Соединенных Штатах набирала обороты антимормонская кампания. И хотя сам Ромни старался не заострять внимания на своем вероисповедании, заявляя, что «в ноябре будет избран верховный главнокомандующий, а не верховный священнослужитель», американцы все чаще задавались вопросом о том, может ли мормон стать президентом США. «Не исключено, – писал The Atlantic, – что молодая религия вдохнет новую жизнь в американскую империю. Ведь для римских интеллектуалов второго-третьего века христианство представлялось таким же странным и абсурдным культом, как для нас сейчас выглядит мормонизм. Однако сектанты, которые переносят события Священной истории на американский континент и ожидают второго пришествия Христа в штате Юта, вполне могут составить конкуренцию традиционным конфессиям. Тем более что мормоны являются одной из крупнейших финансовых организаций в Соединенных Штатах»[212].

Президентская гонка 2012 года вошла в историю как самая дорогостоящая. Как мы уже упоминали, в 2010-м году накануне выборов в конгресс Верховный суд отменил ограничения на финансирование партийных кампаний, позволив корпорациям и частным лицам создавать так называемые комитеты политических действий, которым в отличие от предвыборных штабов разрешалось выкладывать любые суммы на раскрутку своих фаворитов. Таким образом, Америка фактически вернулась в 1920-е годы – эпоху «позолоченного века», когда для крупного бизнеса не существовало никаких ограничений, корпорации «с потрохами покупали политиков» и могли провести «своих людей» на любую должность. И если в 2008 году вся президентская кампания обошлась стране в 160 миллионов долларов, в 2011 уже в первые две недели политтехнологи спустили треть этой суммы.

Формально комитеты не имели права координировать свои действия с предвыборными штабами. Но для всех было очевидно, что требование это не соблюдается, ведь возглавляли их люди из ближайшего окружения кандидатов. «В итоге, – писал The American Thinker, – бизнесмены без труда смогут навязать стране свою волю. И Соединенные Штаты превратятся в олигархию или даже плутократию – государство, в котором крупные корпорации формируют социальную, политическую и правовую культуру. Америке следует помнить об опыте поздней Римской империи, когда сенаторы перестали думать о благе Рима, пытаясь угодить латифундистам и ростовщикам, открывшим им дорогу на Капитолийский холм»[213]. Конечно, представители политической элиты в США никогда не бедствовали, но в эпоху Обамы их доходы достигли астрономических показателей. Среди членов конгресса насчитывалось 250 миллионеров, 15 % из них входили в число богатейших людей страны, а состояние Митта Ромни было в два раза больше, чем у восьми последних президентов США вместе взятых.

25 января 2012 года в обращении к нации президент призвал повысить до 30 % налоговую ставку для состоятельных граждан, чьи доходы составляют более миллиона долларов в год. И хотя очевидно, что это предложение было популистским (недаром ведь его поддержали 70 процентов американцев), Обама рисковал нажить себе врага в лице крупных корпораций, которые полностью контролировали ход предвыборной кампании. «Если от действующего президента отвернутся ведущие бизнесмены, – писал The Economist, – СМИ будут вынуждены поливать его грязью точно так же, как они делали это с республиканцами, которые не угодили чем-то партийному истеблишменту и финансовым кругам»[214].

Эксперты отмечали, что республиканские праймериз 2011–2012 гг. стали самыми грязными и циничными за последние несколько десятилетий. Два главных претендента на номинацию – экс-губернатор Массачусетса Митт Ромни и экс-спикер палаты представителей Ньют Гингрич – отыскали друг на друга горы компромата и наводнили местные телеканалы штатов агрессивными агитационными роликами. Команда Гингрича выложила в Интернет клип под названием «Когда Ромни пришел в город», в котором фаворит праймериз был представлен алчным капиталистом и рейдером. Команда Ромни в ответ нарисовала портрет Гингрича: аморальный тип, изгнанный из палаты представителей за нарушение этических норм, презирающий семейные ценности и страдающий к тому же непомерной манией величия. И напористый стиль кампании объяснялся, прежде всего, тем, что в ней существенно возросла роль бизнесменов, которые привыкли безжалостно топить своих соперников, наплевав на любые джентльменские соглашения.

Пока шли праймериз, предвыборный штаб Обамы готовился к схватке. На коне вновь оказались те политтехнологи, которые привели темнокожего сенатора к триумфу 2008 года. Они выжимали максимум из баталий республиканцев. «Участники республиканской гонки заняты борьбой друг с другом, а в выигрыше действующий президент, – говорил в апреле 2012 года американский политолог Ричард Фролик. – За время праймериз Обама набрал политические очки, и его рейтинг достиг максимума за последние полтора года». Тем не менее, Америка оставалась крайне поляризованной страной: штаты были четко поделены на синие и красные. Как отмечал эксперт фонда Gallup Джеффри Джонс, «за последние 60 лет никогда не было такого колоссального разрыва в партийных предпочтениях: работу президента одобряли 80 процентов демократов и лишь 12 процентов республиканцев»[215].