Я начинаю неистово вырываться из цепких лап чудовища. Глаза расширяются, паника накатывает и каждая ее волна сильнее предыдущей.
Если я до этого жаловалась, что нахожусь среди неотесанных умалишенных индейцев, то куда тащит меня этот языческий черт?
Он отрицательно качает головой, как бы заверяя, Точо он не убил.
« Максимум изуродовал его и так уродливое лицо»— проносится в голове.
Мне не жаль индейца. Он мучал меня не меньше все эти дни, но если выбирать, я выбрала бы остаться с ним.
Чудовище в маске резко мотнув головой, словно его кто то позвал переходит на бег и тут я понимаю, что судьба кидает меня в очередное болото, из которого я, тем более, не выберусь.
Мы ныряем в самую глубь леса.
Я успеваю отметить, что исчадье ада невероятно вынослив и хорошо ориентируется в полумраке, умело петляя перед каждым препятствием. Мы без передышки бежим минут десять. Сначала с бешенной скоростью, так что ветер свистит в ушах, а перед глазами только и успевают, что мелькать деревья залитые первыми рассветными лучами. Складывается впечатление, что мы вовсе не бежим, а несёмся на сверхскоростном поезде куда то вдаль.
Вдруг мужчина резко останавливается на ходу ставя меня на ноги. Тяжело дышит и ругается в слух:
— Черт, я их больше не слышу.
Я в ту же секунду внутри что-то отрешённо надрывается— моя истерзанная сомнениями душа. Я торопливым движением срываю чудовищную маску, боясь поверить в собственную иллюзию.
И мозг, буквально взрывается мелкими конфети!
Глава 32
До меня постепенно доходит смысл бабушкиного послания «Ninimushta» дословно переводится, как милый друг.
— Ты? — все ещё не веря собственным глазам спрашиваю я, — Но как? Ты же...
— Умер? — приподняв бровь, чуть ли не насмехается он.
Исступлённо киваю не в силах собрать вихрь мыслей в голове и выдать, хоть пару связных слов.
— Иногда и глазам верить нельзя.
Я с визгом бросаюсь ему на шею:
— Жив, жив, жив. Мэкхья, ты жив!
От неожиданности мужчина пошатнулся, но все же устоял на ногах.
Потом медленно опустил меня на землю.
Я снова посмотрела на его одежду, он должно быть промёрз до костей.
—Одежда не высохнет в такую сырую погоду.
— У нас есть проблема посерьёзнее. Духи в очередной раз подводят меня. Никогда не хотел иметь с ними дело,— кажется он готов излить все негодование, но кротко переводит дыхание и обреченно признаёт,— Я без понятия куда идти дальше, эта местность мне не знакома.
— А как ты вообще сюда попал?— все еще задыхаясь от восторга интересуюсь.
— Искал тебя.
— Но как? Если ты не знаешь этот лес, получается ты нашёл потайной вход?
— Именно. Индейцы, примерно знают, кто в какой местности обитает. Чтобы не пересекаться,— поясняет он,—духи привели меня прям к входу, и в очередной раз…… замолкли,— зло поглядывает куда то в сторону неба, — я шарил в кустах, как енот в мусорном ведре, пока не увидел кусок серой материи. Если бы твоя соседка Дорис, при мне одежду тебе не вручила, я бы в жизни не вспомнил, что твоё.
Я восторженно хлопаю в ладоши. Какой же он сообразительный!
— Дождавшись ночи, отодвинул валун, за ним хилый охранник в маске, так ещё и с копьем.
Испуганно вскидываю брови.
—Ради вида стоит, а сам негромко посапывает. Перед тем, как отправить его в царство младшего брата смерти, расспросил на счёт тебя. Замаскировался,— брезгливо откидывает маску в сторону.
— А потом?
— Про трусливого индейского пса, ты сама знаешь.
— Боже!— лишь выдыхаю я,— и что нам теперь делать? Они ведь скоро найдут нас.
Не успеваю я закончить фразу, как слышу громкий грохот, будто земля передаёт нам сигнал, что ждать беды.
Мы быстро переглядываемся вдруг отчётливо понимая, что в этой чаще леса нам не остаётся ничего, кроме, как бежать куда глаза глядят.
Не самое верное решение, но единственное.
Он хватает меня за руку и мы бежим со всех ног, а сзади уже виднеется разъяренная толпа индейцев.
— Если они нас поймают, нам не жить, Мэкхья.
Оглушающий залп разносится по лесу— будит все живое. Я бегу стараясь не оглядываться, но лишь покосившись, замечаю, что мой храбрый индеец замедлился.
— Беги,— отрывисто срывается с его губ. Он падает на холодную землю, будто принося себя в жертву ради меня.
Но с меня Хватит жертв!
Я круто разворачиваюсь с твёрдым намерением не бежать, пока он не присоединится ко мне. Подойдя чуть ближе, я только тогда замечаю, что с ноги темно алым фонтаном хлещет кровь, а в руках сжимается окровавленная стрела.
Пугающая картина вызывает приступ тошноты и скудный ужин рвётся наружу. Я падаю на колени хрипло кашляю, тщетно борюсь с агрессивными выпадами желудка.
После чего, я решительно хватаю Мэкхью и из последних сил пытаюсь поднять тяжелое мужское тело:
— Вставай же!!
Он даже не пытается, с хрустом хватает меня за запястье и зло цедит через стиснутые зубы:
— Беги сказал. Они тебя не пожалеют.
Но я больше не хочу бежать, прятаться, скрываться и подвергать любимых людей опасности.
— Амо, беги,— грубо отталкивает меня.
Разъяренное племя почти в двух шагах от нас, смыкается вокруг плотным кольцом, но Мэкхья, будто не замечает этого.
Я обхватываю его лицо ладонями и шепчу многообещающее заглядывая в глаза:
— Вождь, обещал мне свободу. Я верну ему медальон и мы спасёмся. Только не умирай. Доверься мне, все будет хорошо!
Бледное лицо индейца искажает боль, на лбу появляется испарина:
— Они мать твою не пощадили, глупая девчонка, тебе свободу дадут?
Вопрос, как удар поддых оглушает своей правдивостью.
Я вскидываю голову, обезумевшие красные лица приближаются, их неразборчивым гулом наполняются опушки деревьев. Копья и стрелы угрожающе подняты над головой, словно они войной идут на стаю волков.
Как же я ненавижу это племя!
Но месть неминуемо отходит на второй план, сейчас бы элементарно выжить… нам двоим:
— Я не смогу одна… Не смей умирать, пппожалуйста,— запинаясь, одними губами прошу я.
Мэкхья лишь разочарованно опускает голову.
Внутри все дрожит, к ногам будто привязали камни, я с трудом иду вперёд.
С виду бесстрашно.
Одна.
На всю эту кровожадную толпу.
Со все сторон наступают люди в масках, точно таких, что недавно скрывали лицо Мэкхьи. Впереди шествия Точо собственной персоной, он даже не потрудился отмыть следы крови с лица.
Внезапно фокус зрения размывается, вся толпа будто спряталась за запотевшим стеклом. Я кроме него никого не вижу.
Его глаза. Они выражают ничто иное, как гнев и отчаяние. Но смотрит он сквозь меня, на Мэкхью, что наскоро пытается перевязать рану. На секунду по губам пробегается удивление. Довольный собой, он будто прозрел. Уголки рта презрительно ползут вверх.
— Снова ты, бледнолицый шошон.
Толпа ритуально завывает. Нетерпеливо топчется на месте.
« Верни дитя, чья кровь смоет проклятье».
Озноб метелью проносится по телу заставляя сжаться, как старый абрикос.
О Боже!
Мэкхья прав. Они и меня не пощадят.
Крупицы смелости разлетаются по ветру. А они, индейцы все ближе, прессуют мне воздух в легких.
Оторвав кусок штанины Мэкхья все таки умудрился перевязать ногу. Он быстро поднялся, игнорируя боль. Повязка моментально пропиталась вязкой кровью.
Индеец чуть прихрамывая воинственно идёт ко мне, всем видом давая понять, что будь возможность, придушил бы меня раньше других. Губы его бессвязно бормочут проклятья. Я чувствую, адресованы они мне.
Мне так грустно, что единственное, что я могу— это вымученно улыбнуться.
Поравнявшись, он отгораживает меня от Точо своей здоровенной фигурой.
Этот, на первый взгляд угрюмый индеец снова рискует ради меня жизнью. В эту самую секунду, по моей душе будто кто-то пробегает маленькими босыми пяточками.
Я ловко изворачиваюсь.