— Позвольте, — бормотал он, — извините… я страшно спешу.
Хлопнула петарда, взмокшее лицо облепили кружочки конфетти. Перед глазами заплясала раскрашенная физиономия клоуна и с хохотом провалилась в темноту. Теодор лез вперёд, не обращая внимания на оттоптанные ноги. Спасительный проулок был совсем близко, но толпа отхлынула, и Теодор оказался в центре пустого, ярко освещённого круга. Толстый слой опилок пружинил под ногами, и от этого тоскливо тянуло в коленях. Теодор понял, что стоит на арене — одинокий и беспомощный под взглядами нетерпеливой публики. А ведь он так толком и не репетировал, да ещё и растерял в давке весь реквизит. От ужаса засосало под ложечкой — перед мысленным взором встало укоризненное лицо Элиаса, слёзы Алисы… Он, Великолепный Теодор, не может провалиться! Лучшие иллюзионисты мира обходились без всяких инструментов, чем он хуже? Горячая щекотка куража овладела Теодором.
Он взмахнул цилиндром, и из раструба вырвался шлейф ярких бабочек. Они закружились над головой; Теодор щёлкнул пальцами, и бабочки осыпались облачком конфетти. Толпа взревела от восторга. Теодор поклонился. Между пальцев вспыхивали крошечные искорки, словно его окутало мощнейшее электрическое поле. Теодор достал изо рта яйцо, показал его зрителям и раздавил в кулаке. Когда он разжал ладонь, на палец прыгнула жёлтая канарейка.
— А сейчас номер, которого мы все так ждём! Великолепный Теодор и полёт на Солнце! — загремел шпрехшталмейстер.
В центре манежа возникла пузатая пушка, сверкающая медью. Короткий ствол целился в застывший обруч солнца. Из дула торчал плотно обмотанный корабельным канатом толстяк в колпаке с помпоном — виднелись только голова и плечи. Багровая лысина потно блестела. Толстяк замычал, и на Теодора повеяло бумажной пылью — будто он вновь оказался в офисе, погребённый под квитанциями и счетами. Он рефлекторно сорвал с головы цилиндр и поклонился.
— Извините, господин директор, — прошептал он, — что вы здесь делаете?
Банкир снова застонал. Его рот был заткнут жонглёрским мячиком. Теодор бочком подскочил к пушке, торопясь вытащить кляп, и остановился, счастливо заулыбавшись: на арену гимнастическим шагом вылетела Алиса. В её руке шипел и трещал огромный бенгальский огонь. Алиса изящно раскланялась и протянула его Теодору. Тот недоумённо принял свечу. Присмотрелся к пушке — и увидел бикфордов шнур. Банкир закричал сквозь кляп; щёки стали сизыми от напряжения, глаза безумно ворочались. В глазах Алисы мелькнуло нетерпение.
— Ты же всегда мечтал это сделать, — шепнула она.
— Я… — замялся Теодор.
Разве этого он хотел?
— Чего ты ждёшь? Твои мечты перед тобой — протяни руку и возьми. В моём цирке всё по высшему разряду!
— Но это же живой человек!
— Такая маленькая цена! Посмотри на эту жирную рожу — кто он такой? Мешок, набитый деньгами. Пустышка. Тень.
Алиса обняла Теодора за шею.
— Теперь всё будет хорошо! — зашептала она ему на ухо. — Навсегда! Целый мир лежит перед нами…
Из толпы вышла белая собака в гофрированном воротнике.
— Дайте монетку, монетку для глаз…
Алиса подтолкнула Теодора к пушке.
— Твой ход! Сделай же это! Ради меня…
Теодор шагнул вперёд. Рука застыла над фитилём. Бенгальский огонь разгорелся ярче, колючие искры щипали кожу. Теодор взглянул на дрожащее лицо банкира. По щекам толстяка катились слёзы. Он умоляюще затряс головой.
— Монетку для глаз…
Нет, не тень, не пустышка…
Теодор повернулся к публике. Копперфилд как-то заставил исчезнуть товарный поезд, а кто такой Копперфилд по сравнению с ним?
— Номер называется «Исчезающие предметы», — голос не дрожал. — Сейчас на ваших глазах исчезнет…
Он выдержал драматическую паузу.
— Мешок с деньгами! — ухнула толпа.
— Цирк!
Слон угрожающе затрубил. Элиас вскочил на ноги. От элегантного шпрехшталмейстера не осталось и следа — на спине слона дёргался скелет.
— Не смей! — завизжала Алиса.
— Дайте монетку…
Теодор печально улыбнулся и взмахнул плащом. Мир исчез за всплеском красной ткани. Теодор поднял цилиндр, накрыл его полой, и стало тихо. Ни криков, ни аплодисментов, ни рёва животных… Слыша лишь глухие удары собственного сердца, Теодор сдёрнул с цилиндра покрывало плаща. Шляпа была пуста.
Теодор огляделся. Не осталось ни чудовищного шпрехшталмейстера, ни Просперо с его тиграми, ни говорящей собаки, ни Алисы. Вокруг стояли растерянные люди. Обычные клерки, зачем-то вырядившиеся в карнавальные костюмы.
Луна дёрнулась, и небо прочертил тонкий серп солнца.
— Смотрите, затмение! — крикнул кто-то, и ему ответили возгласы удивления.
Теодор повертел в руках цилиндр, грустно усмехнулся и надел на голову. Повернулся к хлюпающему носом директору банка, присел на корточки и принялся снимать тугие веревки.
— Господин Теодор! — раздалось за спиной. — Господин Теодор!
Он обернулся. К нему, шатаясь, шла Агата, — красное трико болталось нелепыми складками. Теодор освободил руки банкира, поднялся и шагнул навстречу. Агата остановилась, неодобрительно оглядела Теодора с ног до головы.
— Вам не кажется, что красный фрак — это немного эксцентрично? — спросила она и разрыдалась.
Теодор обнял её за острые плечи.
— Пойдёмте домой, Агата, — устало сказал он, — пойдёмте домой. Вам надо выпить успокоительных капель.
Он взял её под руку и поправил цилиндр.
ВЗГЛЯД НАЗАД
Николай Желунов
Проект «Ленин»
«В сущности, — подумал я, — этот человек, такой простой, вежливый и здоровый, гораздо страшнее Нерона, Тиберия, Иоанна Грозного. Те, при всём своём душевном уродстве, были всё-таки людьми, доступными капризам дня и колебаниям характера. Этот же — нечто вроде камня, вроде утёс, который оторвался от горного кряжа и стремительно катится вниз, уничтожая всё на своём пути. И при том — подумайте! — камень, в силу какого-то волшебства — мыслящий! Нет у него ни чувства, ни желаний, ни инстинктов. Одна острая, сухая, непобедимая мысль: падая — уничтожаю».
А. И. Куприн, «Ленин. Моментальная фотография»
Ленин говорит мальчику: — Хочешь, я тебе куплю эту лодочку?
А это была чудная маленькая лодочка. С парусом. И парус поднимался и опускался. И около паруса стоял маленький матросик. И там были устроены скамеечки, маленький руль и флаг. Ну, удивительно интересная игрушка! Мальчик ужасно обрадовался. И Ленин купил ему эту лодочку.
М. Зощенко, «Рассказы о Ленине»
Эта история началась прохладным и зыбким августовским вечером, в час, когда ночная мгла, взявшая в союзники ослабленный по причине уикенда смог, спикировала на столицу — и тут же в отчаянии отступила под шквальным огнём неоновой ПВО. В отместку ночь тяжёлым покрывалом затянула звёзды, и лишь надкусанный блинчик Луны непобедимо и жирно поблёскивал над горизонтом, с недоверием поплёвывая на своё отражение в бензиново-радужных волнах реки.
Сейчас мы можем с точностью до минуты установить время, когда произошло событие, положившее начало череде великих потрясений, ужаснувших и навсегда изменивших Россию.
Итак, Великое Откровение началось в субботу, 26 августа 2006 года, ровно в 22:45 по московскому времени.
Откровению было угодно снизойти на одноглазого паупера, навсегда оставшегося для нас безымянным. Вопреки укоренившемуся в общественном сознании стереотипу, паупер не был пьян, не рылся в урне в поисках бутылок и не выпрашивал у прохожих деньги. Паупер в задумчивости стоял на булыжной мостовой у Исторического музея, там, где Никольская улица вываливается на Красную площадь, и в памяти его, как на экране телевизора, мерцали картины далёкого прошлого. Вот здесь — да-да, по этой самой булыжной мостовой грохотали танки под алыми знамёнами, ползли чудовищные сардельки межконтинентальных ракет, а следом за ними радостно шагали колонны советских граждан, размахивающих цветами и воздушными шариками. Граждане волнами прибоя обнимали утёсы-транспаранты с портретами мудрецов, а сами мудрецы улыбчиво приветствовали их с гранитного борта Мавзолея.
И так глубоко погрузился безвестный паупер в воспоминания, что показалось ему — тонкая ткань реальности двадцать первого века не выдержала напора образов века ушедшего и беззвучно расползлась горячим полиэтиленом.
Стремительной походкой, словно крылья, раскинув в стороны полы френча, летел через московский сумрак Владимир Ильич Ленин. Ленин-видение. Ленин-песня. Тот, кто рос осенённым добротой его бесчисленных портретов, сразу узнал бы этот лукавый прищур пронзительных узких глаз, и аккуратную бородку, и высокий сияющий лоб. Левая половина ленинского лица полыхала голубыми отсветами рекламы Samsung, на правой алел инфернальный отблеск кремлёвских звёзд, в глазах отражались разноцветные огни вывески над рестораном «Дрова». Нет, не карикатурный двойник в мятом кепарике пробегал по Красной площади в поиске желающих за полтинник сфотографироваться в обнимку с «вождём пролетариата» — воскресший Ленин рвал стонущее пространство, мыслящей бомбой уносясь к обречённым основам миропорядка.