Михаил поморщился, сказал резко:
- Не отвлекайся.
Азазель поклонился:
- Прошу прощения за этот крик души, но не было часа в моей жизни, чтобы я не вспоминал тот роковой день! Еще раз прошу прощения. Сейчас я подтверждаю, как свидетель, который присутствовал в тот роковой для нас день и час, Творец отдал землю Адаму и весь созданный Им мир в полную собственность и подчинение. Это не значит, что Адаму все позволено, однако и ему, как и мне, отвечать придется лишь в Конце Времен в день Страшного Суда.
Гавриил крикнул:
- За все разом!
Азазель отрезал резким голосом:
- Но до этого времени владеет землей он, а мы обязаны повиноваться!
Он сел, а в ответ разразилась настоящая буря с громами и молниями, ветром, что ошалело мечется во всех направлениях, треском раздираемого, как непрочные одежды, пространства-времени.
Михаил смотрел на все с отвращением, я подошел, сказал негромко:
- А ты чего хотел?.. Это же суд, а они все долгие, нелепые, одни и те же доводы ходят по кругу много раз, уже и сами судьи не понимают, кто что требует и что защищает…
Он посмотрел на меня косо:
- Да? В любом случае я исчезаю. Вернусь уже с небесным легионом. Напомни Вельзевулу, нам нужен достойный портал в геенну!
- Хорошо, - согласился я. - Ты хоть и архистратиг, но в чем-то прав: прав, за судебными тяжбами можно вообще забыть, что за беда над головами. Погоди, я вообще-то готов предложить компромисс…
Он проговорил настороженно:
- Говори. Только не хитри.
- Зачем хитрить? - возразили. - Мы совместно сделаем то, что в ваших и наших интересах, я имею в виду разгром мятежников нового поколения, а затем я вас освобождаю от ленной зависимости. Вы больше не обязаны будете подчиняться человеку и выполнять его указания.
Михаил посмотрел исподлобья:
- И это все?
- Все, - ответил я твердо и, перехватив его недоверчивый взгляд, пояснил: - Я вовсе не хочу прибегать к вашей помощи, хотя такое вам и покажется странным. Человек развивается только в борении с трудностями, что ему сразу же обеспечил Господь, пинком выбросив из рая. Потому я не только против того, чтобы вы служили человеку, но и категорически запрещаю это! Это нарушение всяких прав, хотя вроде бы зачем вам права? Но мы все равно их дадим, мы уже и пингвинам их дали, а вы, ангелы, еще те пингвины!
Михаил потряс головой, вид обалделый.
- Ничего не понял. Какую хитрость ты задумал, смертный?
Я выпрямился, плечи у меня хороши, нечего гнуться, с достоинством возразил:
- Почему сразу хитрость?.. Хитрость - это нехорошо, если, конечно, не военная. Военная хитрость весьма как бы ага, а вот невоенная осуждаема. Правда, дипломатическая тоже допускается, а что вся наша жизнь, как не дипломатия?.. В общем, после окончания этой совместной операции в аду ограниченного в сорок миллионов голов контингента в гуманных целях принуждения к миру земля остается владением только человека, как велел Господь, и что, надеюсь, вы не отрицаете…
Михаил зыркнул на своих притихших сторонников и сказал громко:
- Кто посмеет такое отрицать? Земля - человеку, небо - ангелам!
- На этом и договоримся, - сказал я. - Мы не лезем к вам на небо, вы отныне и навеки лишаетесь доступа на землю. Даже если вас об этом слезно попросят. Достаточно и того, что останетесь в легендах и молитвах.
Тень озабоченности мелькнула про лицу Михаила, но громко и с облегчением вздохнул Гавриил, а Рафаил сказал чистым ясным голосом:
- Это разумное решение. Я рад, что люди все-таки разумны, кто бы мог подумать?
- Слава Творцу, - сказал я.
- Творцу слава, - ответили они в один голос и почтительно склонили головы, даже крылья чуть приопустили.
Я посмотрел на них и на всякий случай перекрестился. Михаил покосился на соратников, кивнул, сказал деловым голосом:
- Договорились.
- Подписывать не будем? - спросил я озабоченно.
Он посмотрел на меня свысока:
- Каждое слово ангела записывается на скрижалях. И с того мгновения незыблемо.
- Вы же важные, - сказал я льстиво. - Не то что мы, смертные, мы ж слеплены на вырост. Нам, главное, не перестать расти! А вот вы уже само совершенство! Вам развиваться уже некуда. Да и зачем? Главное, не смотреть на смертных, а то такое подцепите…
Он исчез на этот раз без вспышки света, оказывается, можно и так, но даже архистратигство не спасает от мелочного тщеславия, хорошо, запомним, учтем, используем в нужное время.
Глава 15
Вельзевул слушал внимательно, крупное красное лицо словно высечено из гранита, неподвижно, даже не представляю, о чем думает, наконец замедленно кивнул:
- Портал, говоришь, нужно поставить именно в этой долине, но в сторонке от холма с той белой штуковиной? Зачем?
- Нам приходится охранять холм со скарде-ром, - объяснил я, - а теперь еще и портал. Оттуда могут всякие поналезть, сам знаешь. Если даже без порталов ухитрялись пробраться…
Он поморщился:
- Все меры приняты, никто больше не выберется. Охранять портал будут священники?
Я понизил голос:
- Не только.
Он спросил с подозрением:
- А кто еще?
- Маги, - сказал я шепотом. - Что тут непонятного?
Он посмотрел критически, а я ощутил беспомощность, не зная, как объяснить, что я, как истый ариец, не люблю и не приемлю всякие там секс-меньшинства и готов искоренять их огнем, мечом и сожжением на кострах. Даже четвертование ввел бы, если бы это не было закреплено только за самыми важными государственными преступниками, а для мелкой шушеры по регламенту оставлена только веревка на прочном суку.
Однако, будучи политиком и государем, что заботится о королевстве, его благе и процветании, а также спокойствии и улучшении нравов, я вынужден буду предоставить всем равные и неотъемлемые права. То есть самому придерживаться терпимости и толерантности, и в законах это закрепить.
Я не могу допустить, чтобы маги, что сражаются со мной плечом к плечу и погибают за общее дело, были в чем-то ущемлены, хотя их деятельность и является вредоносной с точки зрения церкви. Это же относится к троллям, что уже доказали свою нужность и полезность в боях, а также на тяжелых работах. То же самое скажу о гномах и эльфах, что хоть и ненавидят друг друга, но человек стоит между ними посредине и не дает сойтись в драке, а также подает пример, как можно жить в мире и согласии даже с теми, кого не любишь и даже осуждаешь, но, будучи человеком культурным, улыбаешься и говоришь: «Драсьте, хорошая погодка сегодня?»
- Хорошо, - сказал он наконец, - постараюсь сделать так, чтобы портал оказался рядом с холмом.
- Не совсем, - предупредил я. - Полмили достаточно. Можно даже четверть мили! Но не ближе.
- Почему?
Я замялся, не зная, как объяснить, развел руками.
- Люди такие нежные… А когда через портал ломанутся эти полчища, кому-то станет дурно. Но едва небесный легион пройдет туда весь, мои люди возьмут портал под охрану.
Он кивнул:
- Хорошо. Тебе виднее.
Исчез Вельзевул во вспышке яркого багрового огня, оставив стойкий запах горящей смолы, а Бобик перестал скалить на него зубы и подбежал ко мне за похвалой.
Я поднялся в седло, арбогастр сразу понес к холму. Рыцари и воины в передних рядах приветствовали меня вскидыванием копий и радостным ревом.
Среди группы магов я рассмотрел высокую и очень худую фигуру Карла-Антона Земмельвейса. Он поклонился издали, я помахал ему рукой, но тут же повернулся к группе священников:
- Где отец Дитрих?.. Хорошо, подожду.
Отец Дитрих вышел из небольшого шатра, скорее палатки, я пустил коня к нему, крикнул встревоженно:
- Отец Дитрих, не вздумайте здесь и ночевать!.. Здоровье беречь надо.
Он невесело усмехнулся:
- Правда?..
- Еще какая, - сказал я сердито.
Он ответил почти виновато:
- Устаю быстро, а до города далеко.
Я спешился и сказал тихо:
- Держите ситуацию в руках, святой отец. Надеемся управиться быстро.
Он спросил шепотом:
- Аты, сын, мой… неужели в самом деле… прямиком в ад?
- С группой ангелов, - торопливо уточнил я. - Они ж не дадут свернуть с пути истинного, отец Дитрих!
- Ох, - сказал он, - меня не то беспокоит… Ладно, ты их тоже, надеюсь, совратить не успеешь. Возвращайся быстрее!.. Слышишь, как воют собаки?
Я зябко передернул плечами, но так и не смог заставить себя поднять голову и посмотреть в небо на ужасающий Стальной Кулак Господа, как его уже назвал кто-то из рыцарей.
- Все сделаю, - пообещал я, - во славу церкви.
Михаил появился во всем блеске и величии, все та же атлетическая фигура в семь футов роста, доспехи сияют, на этот раз на голове шлем римского военачальника с пышным красным плюмажем, слева на боку торчит из богато расшитых ножен рукоять короткого гладиуса, от сандалий вверх идут узкие ремешки и красиво опутывают ногу до колена.