— Вы сказали, господин Польман, что Нитрибитт хотела срочно с вами поговорить. Почему же тогда вы не пришли к ней на следующий день?
Вопрос пришелся мимо цели. На этот раз улыбнулся Польман:
— Потому что 30 октября в 6.30 я улетел в Гамбург и вернулся только вчера в 22.10. Я работаю представителем одной гамбургской фирмы и часто выезжаю туда по делам.
Польман вытащил из кармана пиджака проспект своей фирмы и положил его на стол перед Брайтером:
— Здесь адрес фирмы. Вы можете проверить то, что я сказал. Кроме того, моя фамилия значится в списках пассажиров авиарейсов.
Брайтер отодвинул проспект:
— Да мы и так вам верим, господин Польман. Но что делать, такая у нас работа. Вы же понимаете, полиции приходится все проверять и перепроверять.
Прежде чем Польман успел забрать проспект, к столу подошел Мёршель и взял его:
— О, я знаю эту фирму… Давно вы там работаете?
— Больше трех лет.
Мёршель протянул проспект Польману — название и адрес фирмы он уже запомнил.
Брайтер выжидающе посмотрел на шефа и, увидев, что у Мёршеля больше нет вопросов, закончил разговор:
— Спасибо, господин Польман. Ваш визит, безусловно, поможет нам в расследовании. Примите за это нашу искреннюю признательность!
Он протянул Польману руку и попрощался. Мёршель лишь сдержанно кивнул, но, когда Польман уже стоял у двери, сказал:
— Надеюсь, господин Польман, если появятся еще вопросы, вы не откажете в любезности снова посетить нас?
Польман холодно кивнул:
— С удовольствием, насколько мне позволят дела.
С этими словами он покинул кабинет.
— Зачем вам тратить на него время? Ведь его участие в преступлении исключается, — сказал Мёршелю Брайтер. Он не понимал, чего еще хочет шеф от этого свидетеля.
— Это почему же? — спросил Мёршель.
— Потому, что Нитрибитт, по показаниям соседки снизу, убили не раньше 30 октября. Или вы думаете, что он рассказывает басни? Это было бы очень глупо с его стороны.
Вошедший в кабинет директор Кальк избавил Мёршеля от необходимости отвечать. По переговорному устройству он слышал весь разговор с Польманом.
— Нитрибитт убили не 30-го, а 29 октября, между пятнадцатью и шестнадцатью часами. Вот заключение доктора Вегенера по результатам вскрытия, — сказал Кальк и передал Мёршелю двухстраничный протокол института судебной медицины.
Прежде чем Мёршель начал читать текст, директор распорядился:
— Итак, принимайтесь за Польмана; проверьте, на что он живет, сколько зарабатывал в последние годы, нет ли у него долгов, ну и все такое прочее… Постарайтесь раздобыть стоящий обвинительный материал. А Польмана допрашивать… По всем другим направлениям следствие можно прекратить…
Брайтер не поверил своим ушам:
— Вы что, серьезно полагаете, что другими версиями не следует заниматься?
— Вы считаете, Брайтер, у вас будет мало работы с этим парнем?
Обер-комиссар решился еще на одно, последнее, возражение:
— Но, господин директор, если с Польманом мы попадем впросак, то потеряем все другие следы. Преступник выиграет время и спрячет все концы в воду.
Кальк ничего не ответил и только, выходя из кабинета, бросил Мёршелю:
— Вы знаете, что делать; будем действовать, как договорились. А пока никаких сообщений прессе.
Брайтер в ярости прикусил губу. Когда дверь за Кальком захлопнулась, его прорвало:
— Кто здесь сумасшедший — я или он? Нельзя же так однобоко вести расследование! Кому это непонятно?!
Было похоже, что обер-комиссар Брайтер со своими опасениями оказался прав. Информация о таинственной записной книжке Нитрибитт, которую он на следующий день сообщил нескольким газетчикам, вызвала громкий скандал. Все газеты с жадностью набросились на этот лакомый кусок и под аршинными заголовками рассказали о том, что во франкфуртской квартире Нитрибитт перебывала вся верхушка западногерманского общества. Для фантазии газетных писак было мало дюжины фамилий, которые имелись в записной книжке на самом деле; они собирались уже составлять списки из сотен известных в стране людей. Имя Нитрибитт моментально обросло самыми невероятными историями. При помощи спрятанной в цветочной вазе кинокамеры и встроенного в кровать магнитофона она якобы запечатлевала для истории свои забавы со знаменитыми людьми, а потом этим же их шантажировала. Некоторые газеты попытались даже придать скандалу политическую окраску: Нитрибитт-де была высококлассной коммунистической шпионкой и в своей французской кровати выведывала у влиятельных сластолюбцев государственные тайны.
Итак, скандал разразился, несмотря на то что директор Кальк, закадычный друг тогдашнего министра внутренних дел Шредера, приложил все силы — кстати, исходя не только из личных побуждений, — чтобы его предотвратить.
Позднее один западногерманский институт, изучающий общественное мнение, задался целью подсчитать все публикации о деле Нитрибитт. Получился внушительный результат — более трех тысяч сообщений и статей в иллюстрированных журналах, еженедельниках и газетах.
Не было другой такой фамилии, которая бы в то время так часто повторялась прессой, как фамилия Нитрибитт!..
Однако вернемся к франкфуртской комиссии по расследованию убийств. Для задерганных криминалистов скандальная шумиха в прессе имела прямо-таки катастрофические последствия. После первого сообщения кабинет обер-комиссара Брайтера в течение недели посетило около трехсот видных представителей деловых и политических кругов. Добровольно оставив в гаражах свои сверкающие хромированными поверхностями автомобили, чтобы их не могли опознать по номерам, они на трамвае приезжали в управление полиции, давали в убого обставленном служебном кабинете показания о своих отношениях с убитой Нитрибитт и, заламывая руки, просили сохранить это в тайне.
До сих пор ни одна из фамилий тех мужчин, которые посетили тогда полицию, не известна. Ни один из высокопоставленных любителей «клубнички» не был разоблачен. Для сотрудников комиссии эти массовые допросы означали беспрестанную писанину, которая отодвинула в сторону всю остальную работу. Поиски убийцы утонули в бумажном море свидетельских показаний. Но ведь эти показания, записанные пока только со слов, нужно было когда-то проверять… Теперь уже все были убеждены, что убийцу или его нанимателя надо искать в кругу этих людей. Однако до тех пор, пока эти высокопоставленные мужи являлись только свидетелями, полиция имела право не раскрывать их фамилий и мест работы. А что, если на одного из них падет подозрение в убийстве Нитрибитт или его уличат как убийцу?..
Так далеко дело не пошло. Показания и алиби трехсот одиннадцати ценных для общества людей проверять не понадобилось, фамилии их не были преданы огласке. Нашелся человек, который взял подозрение в убийстве Нитрибитт на себя. Он позволил продержать себя целый год в предварительном заключении и устроить над собой суд, после того как ему гарантировали за это соответствующий гонорар и оправдательный приговор за недостаточностью улик. Это был… Хайнц Польман близкий друг Нитрибитт! Джентльменское соглашение между Польманом и уголовной полицией Франкфурта стало невероятнейшим скандалом, в сравнении с которым само дело Нитрибитт выглядело просто детской игрой.
Подробно неизвестно, как и на каких условиях Польман согласился взять на себя роль убийцы. Протокол на своеобразных торгах между ним, директором Кальком и гамбургским адвокатом Мюллером не велся, и свидетелей тоже не было. Сами же участники по понятным причинам молчат до сих пор. Однако последующие события и особенно процесс против Польмана, который прошел через два года и закончился оправдательным приговором из-за недостатка доказательств, не оставляют сомнений в том, что именно таким неприглядным способом дело Нитрибитт было положено под сукно.
А события развивались следующим образом.
12 ноября 1957 года, на одиннадцатый день после того, как стало известно об убийстве Нитрибитт, обер-комиссара Мёршеля временно отстранили от должности, а его подчиненных переключили на другое нераскрытое убийство. Официально было объявлено, что у него нервный срыв из-за перегруженности работой. На суде, однако, Мёршель опроверг такое толкование своего отстранения.
Под присягой он заявил: "Директор Кальк требовал от меня ареста Польмана и дал указание прекратить отработку других версий. Я не согласился с этим. Собранный против Польмана обвинительный материал был настолько легковесен, что на суде мы выставили бы себя на посмешище. Разработку других версий я считал настоятельной необходимостью. Я был убежден, что Польман не убийца. Из-за этих разногласий меня и отстранили от работы".
Выведя комиссию по расследованию убийств из игры, директор Кальк продолжил расследование сам. Помогал ему главный комиссар Радои из политической полиции Франкфурта, который слыл надежным человеком и был специально откомандирован в уголовную полицию для работы по делу Нитрибитт.