class="p1">– У неё было скучное детство, – усмехнулся Женя, и я повернулась к нему.
– У меня было отличное детство, дерзко возразила я сразу обоим.
Фотограф привлёк наше внимание.
– Встали поближе друг к другу, – скомандовала девушка с камерой.
Я оказалась зажатой между двумя мужчинами. Женей, женой которого стала пару часов назад и его другом. С ним у нас так ничего и не сложилось, но друзьями от этого мы быть не перестали. Я улыбнулась. Литвинов подмигнул мне и убрал руку с талии, как только щёлкнула камера.
– Загадала?
– Ага, – улыбнулась я. – Но что – не скажу. А то не сбудется.
Настоящее
Наткнувшись на дожидавшегося нас охранника следующим утром, вопросов я задавать не стала и молча посадила сына в машину. Пока мы ехали в сад, я безразлично смотрела в окно.
– Мам, а воспитательница Вера придёт? – вывел меня Никита из задумчивости. – Почему она больше не приходит ко мне?
– Она… Она уехала, Ник. – Это было первым, что пришло на ум. В сущности, что бы я ни ответила, было бы ложью. Правду бы сын просто не понял. Куда ему, если я-то до конца понять, что происходит между мной и Воронцовым, была не в состоянии?
– А когда она приедет?
– Она не приедет, – ответила я и посмотрела сквозь зеркало на охранника.
Тот спокойно вёл внедорожник, не вникая в суть нашего разговора. Или делая вид, что не вникает. Наверняка Женя отдал приказ не только пасти меня, как обязанную подчиняться овцу, но и контролировать. Раскроить и подогнать под себя нашу с сыном жизнь – идеально, чёрт подери! Не ему же отвечать, куда делось всё привычное, та же воспитательница, с которой времени Никита проводил, случалось, немногим меньше, чем со мной!
Если бы путь до сада оказался дольше, меня бы проглотили обида и досада. Но вот машина остановилась возле кованной ограды. Сын выглянул в окно и заявил:
– Не пойду я туда.
– Это ещё что значит?
– Я не хочу! – он говорил обиженно и по-детски недовольно. – Здесь нет Маши. И Кости нет. И тётя…
– Хватит, Никита, – оборвала его и, ещё раз посмотрев теперь на всё же снизошедшего до наших житейских банальностей телохранителя Воронцова, открыла дверцу. Жестом показала Нику, чтобы вылезал. Он не послушался.
– Никита, – позвала я с нажимом.
Он нарочито помедлил. Но в конце концов сдался, глянув на меня исподлобья сычом.
По дорожке мы шли молча. Сын не вырывался, но всем своим видом показывал, что он делает мне великое одолжение. Оставить бы его на месяц-другой Жене! От осинки, что говорится, не родятся апельсинки. Хотя в нашем случае речь шла скорее о двух упрямых, непрошибаемых дубах.
Этим, как и прошлым утром, Женя дома не появился. Мне бы радоваться, да только радоваться не получалось.
Сдав сына молоденькой воспитательнице, я вернулась к машине. Телохранитель открыл передо мной дверь.
– Отвезти вас на каток?
– Где мой муж? – не отвечая и не спеша занимать отведённое мне место, осведомилась я. – Он не появляется дома уже вторые сутки.
– Об этом вам лучше поговорить с ним, а не со мной, Анастасия Сергеевна.
– Я не хочу об этом разговаривать. Ни с ним, ни с вами. Я всего лишь хочу знать, где он. И спрашиваю в данный момент об этом вас.
Охранник сжал губы. Ясно! Вместо того, чтобы усесться в салон, я забрала с сиденья кофту. Проигнорировала приглашение и пошла к пешеходному переходу. До метро отсюда пешком было минут десять, и время терять мне не хотелось.
– Анастасия Сергеевна, – окрикнул охранник, стоило мне ступить на зебру.
Я не обернулась. Быстро перешла дорогу, посмотрела на время. Отлично. Я ещё успевала выпить чашечку кофе.
Охранник догнал меня метров через сто. Уж не знаю, как ему удалось развернуться – машина притормозила, слегка обогнав меня. Само собой, я прошла мимо. У метро телохранителю пришлось снова выйти.
– Не глупите, Анастасия Сергеевна, – задержал он меня возле входа в подземку. – Вы всё-таки жена…
– Я не жена, – отрезала я. – Пять лет назад я подписала документы, по которым перестала быть женой вашего хозяина. Что он себе придумал, я не знаю и знать не хочу. Так и передайте ему.
Телохранитель попытался взять меня за руку. Я отдёрнула её. Утренний поток народа нёсся вперёд, словно вода в бурной горной реке. Прилюдная сцена однозначно была не тем, что бы устроило Воронцова. А на нас уже начинали коситься. В последний раз посмотрев на мрачного охранника, я нырнула за стеклянные двери. Сбежала вниз по ступеням. Вокруг были люди, а мне казалось, что я одна.
По длинному переходу, сквозь турникет, бегом по медленно едущему вниз эскалатору. Каждый шаг звучал раздражением и горечью. Жена, значит? Кукла ему нужна, а не жена! Всегда была нужна кукла! А сейчас, когда он взлетел высоко, и подавно.
***
Ни на следующий, ни через день ничего не поменялось. Злость сменилась разочарованием, разочарование безразличием. Смотря на завалившую каскад Арину, я жалела только об одном – что не смогла дать Воронцову отпор и настоять на своём. Её бронза вместо золота была исключительно моей виной. Слишком юная и эмоциональная, она просто не успела подстроиться под сложившиеся обстоятельства и сорвала старт. Хотя этот опыт тоже был в определённой мере ценным для неё.
– Арина, – я подозвала девочку, выехав ей навстречу.
Та поехала ко мне. Когда она оказалась рядом, я взяла её за руку. Надавила на плечо, заставляя выпрямить спину, и твёрдо посмотрела в глаза.
– Сегодня ты идёшь домой.
– Но Анастасия Сергеевна… – голос девочки дрогнул. В больших глазах появилась растерянность.
– Мне тут не нужна ученица, которую может вывести из строя одна неудача. Эти соревнования закончились. Всё, Арина. За-кон-чи-лись. А ты всё ещё там.
– Я пытаюсь…
– Не надо пытаться. Надо двигаться к новой цели. Изменить ты уже всё равно ничего не сможешь. Провалила старт – работай. Не можешь работать – сиди дома и жуй сопли, а медали получать будет тот, кто может. Всё просто.
Она понурила голову и тут же гордо вздёрнула нос. Упрямо посмотрела на меня. Разозлилась. Мне понравился вспыхнувший в её глазах огонь.
– Я могу, – заявила она пылко.
– Вот завтра и посмотрим,