Император поднялся и громко сказал старику:
— Вилли, отведешь девчонку в покои номер два. Будешь выводить ее на кормежки и прогулки. Ежедневные проверки, контроль. Затем решу, как поступить.
Император показал толстой лапой на громадные песочные часы, стоявшие на полке над его головой. Раньше их Егор не заметил.
— Слушаюсь, Павел Петрович, — ответил Кюхельбекер, — Моя служба времени не подведет.
— Я тоже с ней пойду, — сказал Егор.
— Нет, — возразил император. — Сначала мы с тобой немного поговорим. Мне нужен свежий ум, мне нужно побеседовать с человеком, который только что прибыл с нашей исторической родины.
Император наклонился — наклоняться ему было трудно — и поцеловал Люську в щеку. Она даже не успела отстраниться, с опозданием отпрыгнула в сторону, опрокинув бокал. Бокал — вдребезги. Раздались аплодисменты.
Женщина с прической, похожей на луковицу, завопила от дальнего конца стола:
— Изменник! Ты же мне клялся!
Прихрамывая, она побежала к императору. В руке у нее не страшно поблескивал столовый ножик.
Император хохотал. Гости за столом тоже смеялись. Никто не старался остановить женщину.
Добежав до императора, она принялась тыкать в него ножом, нож ударялся в бронежилет.
— Щекотно! — хохотал император.
Остальные покатывались от смеха.
Неожиданно женщина повернулась — сколько силы в такой развалине! — и полоснула ножом по Люське. Та взвизгнула от боли. К счастью, Люська была в своем клетчатом пальто — никто не сказал, что перед обедом положено снимать верхнюю одежду.
Но и на пальто сбоку показалась кровь. Велосипедист, стоявший за императором, врезался клином между Павлом и Люськой и, обхватив женщину рукой за горло, рванул ее назад.
Император крикнул:
— Маркизу Люси спасти! Всех перебью, если с ней что-то случится. Ее кровь — драгоценность, я хочу насладиться каждой ее каплей!
Люська стояла, пошатываясь. Она прижимала руку к боку, и меж пальцев текла кровь. Вырвавшись из рук старика Кюхельбекера, который старался его поймать, Егор кинулся к Люське.
— Егорушка, — заплакала Люська, — Егорушка, за что меня?
— Все будет хорошо, Люська, ничего страшного не случилось.
— Я умру, да?
Дантес оказался перед Егором.
— Сюда! — приказал он. — Скорее.
Он шустро побежал по залу. Толпа любопытных раздалась в стороны.
Егор подхватил легкую Люську на руки и побежал следом за Дантесом. Он успел заметить табличку «Медпункт». Дантес толкнул дверь. Они оказались в небольшой комнате, где за занавеской стояла кушетка, покрытая белой простыней, стол с наваленными на нем бумагами, стеклянный шкаф с медицинскими приспособлениями. На полу была разложена детская железная дорога, когда-то такая была и у Егора. Человек в белом халате и белой шапочке с красным крестом стоял на коленях и подталкивал последний вагон поезда. Поезд подъезжал к вокзалу, и человек в халате начал гудеть, чтобы предупредить народ в игрушечном домике, что поезд прибыл по назначению.
Люська тихо плакала.
— Ты что здесь разыгрался, Фрейд! — завопил от двери Дантес. — А ну срочно за дело! Покушение!
— Подождет, — сказал человек в халате, не поднимая головы. — Ничего с ней не случится.
— Идиот! — кричал Дантес. — Она — новая избранница императора.
— Не первая и не последняя. У-у-у-у-у! — загудел снова доктор.
— Доктор, пожалуйста, — взмолился Егор. — Ей же плохо!
Доктор наконец-то поднял голову.
Он был маленький, из мятого лица торчала седая бородка, а над ней блестели голубые глаза.
Дантес в бешенстве ударил ногой по вагончику, тот взлетел и развалился.
— Вот этого я вам никогда не прощу, — сказал доктор, отпрыгнув в сторону, — вы изверг!
Егор положил Люську на кушетку.
— Уберите ее! — Доктор метался между остатками железной дороги и кушеткой. — У меня же простыня чистая. Где я другую найду!
— Я тебе сотню принесу, — сказал Дантес.
— А вы молчите! Вы не жилец на свете. Я вас уничтожу!
Дантес не испугался:
— Император срежет вам голову, прежде чем вы меня отравите.
Доктор потянул за край простыни, стараясь вытащить ее из-под Люськи.
— Не надо, — попросила Люська, — больно же!
— Странно, — сказал доктор. Он словно проснулся от звука Люськиного голоса. — Такое обильное кровотечение. Девочка, разденься, я тебя посмотрю.
Люська уже заняла все его внимание.
— Я не могу, — захныкала Люська, — мне больно.
— Ну так помогите ей!
Егор приподнял Люську и стащил с нее пальто. Люська помогала ему. Под пальто было голубое платье, мокрое на боку от крови.
— Больше не надо, — сказала Люська, — лучше я сама.
— Ты не стесняйся, — сказал Егор.
— Я все равно стесняюсь. — Брови Люськи поднялись чуть ли не к волосам. Ей было больно и неловко.
— У вас сестры, что ли, нету? — спросил Егор у доктора.
— Сестра нам не нужна. Мы же все бессмертные, — сообщил доктор. — А вы давно к нам прибыли?
— Сегодня первое января, — напомнил Дантес доктору.
— Ах, боже мой, совсем забыл. Значит, вы свеженькие и ваша кровь еще не успела смениться той влагой, которая течет в наших жилах. Тогда дело серьезнее, чем я предполагал. Твоя кровь требуется его величеству для поддержания себя в форме. Ну что ж, постараемся остановить кровотечение. Пускай ему будет чем напиться.
— Прекратите глупые шутки, доктор! — рассердился Дантес. — Есть вещи, о которых в приличном обществе не говорят.
— А есть вещи, которые в приличном обществе не делают, — ответил доктор.
Тем временем он задернул занавеску у кушетки и продолжил, уже не видный Егору и Дантесу:
— Терпи, девица, мы тебя еще замуж выдадим. Не мешай мне! Я доктор! Ты когда-нибудь в своей жизни доктора видела?
— Ну ничего, опомнился, — сказал с облегчением Дантес. — А то совсем психованный.
— Оставьте свое мнение при себе, — огрызнулся доктор из-за занавески. — И лучше будет, если вы покинете кабинет. Нечего вам тут делать. Рана у девочки поверхностная, кожу порезало, пустяковые сосудики задело. Будет жить, так и скажите своему кровососу.
— Пошли, пошли. — Дантес потянул Егора к двери.
Егор подчинился.
Они вышли в зал ожидания. Егор ожидал увидеть толпу, но вокруг было пусто — густело народом там, где стоял обеденный стол, словно обед продолжался.
Мрачный велосипедист шагнул к ним. Он отдал Дантесу честь и спросил:
— Его величество интересуется, будет ли жить его избранница?
— Будет жить! — бодро ответил Дантес. — Обязательно будет жить и радовать его величество.