Харли, переплетая пальцы с моими и притягивая меня к себе. – Значит, я оставлю тебя себе. – Он наклонился и поцеловал меня. Потом слегка хлопнул по заднице и полез в душ.
Мне хотелось уточнить, что он имеет в виду. Мне хотелось подвергнуть тщательнейшему анализу каждое слово этого предложения, чтобы найти доказательства того, что мы с Харли теперь бойфренд и герлфренд, что он меня любит и мы поженимся, но вероятность того, что я ошибаюсь, была слишком велика. Мне была нужна эта фантазия. Сама мысль, что этот бог секса может на самом деле удовлетвориться похожим на мальчика плоскогрудым младенцем вроде меня, была единственной, ради которой стоило жить. И я не собиралась отказываться от вновь обретенного желания жить ради каких-то глупостей вроде лишних вопросов.
Мы с Харли провели в душе минут сорок пять, занимаясь… разговорами. Он спросил, не передумала ли я насчет «золотого дождя». Я спросила у него про татуировки. Кроме рукавов, у него было еще несколько, вызвавших мое любопытство. Одна, например, была просто надписью «РУК»… прямо на груди. А еще одна, на плече, выглядела как тоненькая буква У. Еще, по его словам, у него была одна прямо на голове, но ее было не видно сквозь прелестную копну белокурых волос.
За каждой плохо нарисованной, незаконченной тату я находила какую-то историю. Сквозь них я могла заглянуть в прошлое Харли, импульсивного панкующего подростка, тусующегося с кучкой шпаны и сбежавшего из дома в Литтл Файв Пойнтс. Хотя его истории были скорее веселыми, у меня от них сжималось сердце. Когда мама выгнала его, он буквально стал бездомным – уличный ребенок, делающий все, что заблагорассудится и что нужно для того, чтобы выжить. Неудивительно, что он настолько естественно выглядел, сидя на стуле на парковке за тату-салоном. Он был дома.
Как раз когда закончилась горячая вода, Дейв начал дубасить в дверь ванной, как чертово ЦРУ, крича:
– Обед, суки!
Судя по всему, он успел накуриться настолько, что, почувствовав голод, просто заказал все, что было в меню ближайшей китайской забегаловки, торгующей навынос. И вот второй раз за неделю Харли, Дейв и я ели, пили, курили и смеялись, пока земля не спеша совершала свой оборот вокруг солнца.
Конечно, есть нам пришлось, склонившись над журнальным столиком, потому что мы с Харли превратили обеденный в груду обломков, но было ясно, что братья не придавали обстановке большого значения.
Я озаботилась процессом расставания как минимум минут за двадцать до того, как мне надо было уходить на самом деле, зная, что Харли наверняка снова будет пресекать мои попытки смыться. Так и вышло. Он строил жалобные рожи. Умолял меня остаться на ночь. Предлагал еще пива. Велел Дейву спрятать мою сумку. И, наконец, с поникшими в поражении плечами пошел провожать меня к машине.
Но уговорил меня выкурить последнюю сигарету.
Я уселась на капот, а Харли стоял между моими свисающими ногами, рассеянно поглаживая свободной рукой пушистую ткань на моих бедрах. Мне было физически неудобно находиться так близко к нему во всей этой одежде. Это было неправильно. Неестественно. Я была полна отверстий, в прямом и переносном смысле, а Харли был тем, кто мог их заполнить.
– Господи, как бы я хотел, чтоб ты осталась, – сказал он. Его глаза в лунном свете излучали искренность.
– Я бы тоже, – призналась я.
– Может, тебе переехать сюда? – приподнял он уголок рта, делая очередную затяжку.
Я рассмеялась.
– Мы не сможем ничего делать.
– О, мы сделаем кучу всего, – провел он рукой по моему бедру, выпуская струю дыма в сторону от моего лица.
Вспомнив сегодняшний день, я покраснела.
– Балда. Мы сломали стол.
Харли покосился в сторону.
– Хорошо, что у меня нет кровати, а то бы ты и ее сломала, нимфоманка.
Я подумала, как было бы спать рядом с ним. Щекотать его. Обниматься. Заниматься жадным, отчаянным сексом. И медленным, нежным. Никто и ничто не доставляло мне столько радости. Сразу после встречи с Харли я перешла от желания умереть к чувству, что сейчас взлечу. Он сделал то, чего не смогли ни мой психолог, ни все антидепрессанты. Чего не сделали ни моя лучшая подруга, ни мама, ни письмо Рыцарю. Харли вернул мне счастье. Безо всяких побочек.
– Ты завтра вечером работаешь? – вырвал меня из забвения голос Харли.
– Я заканчиваю в шесть, – ответила я с расцветающим где-то внутри меня восторгом.
Харли просиял.
– Отлично. Завтра вечером будет гонка, на треке. Я хочу, чтобы ты пошла со мной.
Мое возбуждение сдулось, как воздушный шар.
– Харли, я же сказала. Я не хочу…
– Не гоняться. Просто посмотреть. Я… – Харли замолк. Его кадык дернулся. – Я хочу тебя со всеми познакомить.
Знакомство с кучкой болванов-автолюбителей не казалось мне чем-то привлекательным, но то, как Харли помедлил, заставило меня понять, что для него это важно.
Мое лицо расплылось в широкой улыбке.
– Чего? – спросил он.
– Ничего, – просияла я.
– Да чего? – прорычал Харли.
Я помотала головой и прикусила губу, стараясь сдержать улыбку. Но у меня не вышло.
– Черт возьми. – Харли отшвырнул окурок, повернулся и защекотал меня своими ручищами.
Я визжала, верещала и пыталась отпихнуть его, пока у меня не вырвалось:
– Я тебе нравлюсь? Да? Нравлюсь? Тогда прекрати!
Харли перестал меня щекотать. Он практически перестал дышать. Он уставился мне прямо в глаза, и его выражение в темноте вдруг стало совершенно непроницаемым.
«Блин. Ну зачем я вот это сказала? Был такой прекрасный день, и я все, к черту, испортила».
Раскаиваясь, я ждала, что он нанесет свой удар. Разобьет вдребезги все мои фантазии и отправит меня домой такой же мертвой, какой встретил. Харли был бабником. Он не заводил отношений. И никого не принимал всерьез.
Но его лицо говорило об обратном. Я снова уцепилась за надежду, когда Харли наклонился ко мне так, что наши лица оказались вровень друг с другом.
– Леди, – сказал он хриплым от искренности голосом. – Ты даже не представляешь, насколько.
И поцеловал меня.