Пэки было нелегко привести в замешательство, но он испытывал чувства, близкие к панике. Он и думать не думал, что ему потребуется встречаться с герцогами, а уж если такая встреча неминуема, то страстно желал бы, чтобы случилась она не в присутствии мисс Путнэм. Если ей не воспрепятствовать, очень скоро она воскликнет: «Ах как мило, что виконту встретился человек, с которым он может пообщаться на родном языке!»
Пока что она отвлеклась, приветствуя вельможного гостя.
— Здравствуйте, герцог. Я секретарша миссис Гедж.
— Мадемуазель! — отвесил поклон Карлайл.
Мисс Путнэм приветливо улыбалась.
— Надеюсь, поездка была приятной?
— В основном да, спасибо. Море как…
— …мельничный пруд! — подсказала мисс Путнэм. Любительница кроссвордов, она редко терялась.
— Мельничный пруд! Да, именно. А этот джентльмен?
— Это виконт де Блиссак. Как же мило, что…
Пэки показалось, что при упоминании имени виконта по лицу гостя скользнуло мимолетное недоумение, но, терзаемый собственными трудностями, он не стал уделять этому особого внимания.
— Здравствуйте. Приятно познакомиться, — ринулся он в воды светской беседы.
— Для меня огромная честь, — откликнулся Карлайл с неизменной вежливостью, — посетить ваш исторический замок. Ведь шато «Блиссак» сыграл такую значительную роль в истории нашей страны!
— А вы не из здешних мест?
— О нет. Мои поместья в Тюрени.
— Из Парижа сейчас?
— Из Англии.
— Пароходом?
— Дэ-э.
— Как же мило… — снова попыталась вклиниться мисс Путнэм.
— Сейчас очень многие, — быстро продолжил Пэки, — летают самолетом.
— А, дэ-э.
— Мне тоже нравится летать.
— И мне-э.
— Есть в полете что-то такое…
— Дэ-э…
— Как же мило…
— Подумайте, — тараторил Пэки, — какую массу времени теряет человек в поезде, потом на пароходе, добираясь до такого городка.
— Дэ-э.
— А на самолете — всего какой-то час…
— Дэ-э.
— Но вы все-таки добрались сюда, правда, герцог? — лукаво улыбнулась мисс Путнэм. — И как же мило, что вы и виконт сможете теперь поговорить друг с другом на родном языке. Я только что говорила виконту, как бы хорошо ни знали мы иностранный язык, а все-таки это не одно и то же.
За столь авторитетным суждением повисла напряженная пауза. С четверть минутки французские аристократы молча и тупо взирали друг на друга. Вот они, сказали бы вы, увидев их, — мужественные, молчаливые французы.
Первым очнулся Карлайл.
— Отлично! — выговорил он.
— Итак, — отозвался Пэки.
— Юпитер!
— Восторг.
Грянула новая пауза, словно глубоко занимательная тема была исчерпана до донышка.
Пэки указал на небо, явно считая, что на него непременно следует обратить внимание гостя.
— Солнце!
— Да, конечно!
— Прекрасно!
— Отлично! — откликнулся Карлайл, бесчестно повторяясь.
И оба снова умолкли. Теперь, за исключением «O la, la!», которое вдобавок он не знал толком, куда ввернуть, Пэки расстрелял все патроны.
Но Карлайл, однако, сшит был из материала покрепче. Много, разумеется, можно привести доводов против мошенничества как профессии, но, рассматривая ее с чисто утилитарной точки зрения, отдадим ей должное — она, безусловно, выковывает в своих адептах завидное хладнокровие, позволяет им вести себя непринужденно и изящно в обстоятельствах, в которых дилетант просто утонет. После первых двух минут, которые, как он и сам признавал, получились неудачными, Карлайл вновь обрел свойственную ему находчивость.
— Дорогой мой друг, — с легким смешком проговорил он, — все это расчудесно, однако вы не должны искушать меня, о нет! Английский у меня не очень хорош, и я обещал своей instructeur, что беседовать постараюсь только по-английски. Вы понимаете?
Пауза позволила Пэки откопать в памяти самое что ни на есть классное словечко.
— Это правда, — отвечал он и кинул взгляд на мисс Путнэм, сочтя, что это хотя бы ненадолго утихомирит ее. — Это правда, дружище! Я тоже совершенствуюсь в английском и не желаю говорить по-французски.
И Пэки глянул на потомка гордых Андемеров чуть ли не с собачьей преданностью. Ему показалось, он в жизни не встречал такого милягу. Француз, да, никто не спорит. Но как же благородно он сгладил этот недостаток, стойко отказавшись вести беседу на родном языке! Пусть бы потверже придерживался этого курса, ни разочку не вильнув в сторону. Тогда их пребывание в шато, пожалуй, перерастет в великую дружбу, о которой столько читаешь в книгах.
Уход мисс Путнэм, случившийся в этот момент, дал ему предлог сорваться и самому Очевидно, утратив всякий интерес после того как поток французских выражений иссяк, она ушла, по своему обыкновению, молча.
Пэки, весьма довольный, счел, что и ему давно пора отправляться к гамаку, — он заставляет Джейн ждать.
— Что же, герцог, до встречи! — жизнерадостно бросил он. — У меня свидание!
— Au revoir, — попрощался Пон-Андемер, долгим взглядом проводив Пэки, умчавшегося через лужайку. Потом, развернувшись, энергично зашагал по подъездной дороге. Ему не терпелось перекинуться словом со своим другом и коллегой Супом Слаттери.
2
Супа он нашел, где и рассчитывал, — в коктейль-баре отеля «Дез Этранжэ». Взломщик сейфов, завершив свою скромную игру, освежался напитками Постава.
Он вскинул глаза на приближающегося Карлайла.
— А, вернулся!
— Угу.
— Ну и как успехи?
— О'кей. Я — в шато.
Почтительное восхищение загорелось в глазах у Супа. Он воздавал должное, когда того заслуживали.
— Отменная работа, Втируша! Ты и впрямь скользкий, ну тебе масло!
Обычно Карлайл любил комплименты, но теперь перебил приятеля.
— Послушай-ка, Суп. Дела-то не так хороши, как тебе кажется.
— А что такое?
— В шато ошивается какой-то пройдоха — похоже, насчет того же дельца.
— Что?!
— Точно, Суп! Наткнулся на него с ходу, не успел приехать. Говорит, он виконт де Блиссак.
— Блиссака я знаю.
— Вот и я тоже. Еще и года не прошло, как я его ободрал на пару тысчонок как-то вечерком в Лондоне. Потому-то сразу и расчухал — никакой это не Блиссак, а какой-то пройдоха. Подскочил прям, когда эта баба ткнула в него и сказала: «Знакомьтесь, виконт де Блиссак!» Я тут же раскусил обман. Этого типа я в жизни не видал. Мощный такой парняга, на боксера смахивает.
— А он? Скумекал, что к чему?
— Нет. Не сомневается, что я самый что ни на есть французский герцог. Нам надо от него избавиться.
Массивный подбородок Слаттери выдвинулся вперед.
— Да уж! И поскорее. Я не позволю, чтобы чужаки вторгались на нашу территорию.
Карлайл кивнул, вполне довольный. Хотя в плане интеллекта он и считал Супа ничтожеством, но знал: когда доходит до грубых физических действий, на него можно положиться.
— Для меня он слишком здоровый, не справиться. Так что он — на тебе. Потолкуй с ним. И лучше всего сегодня же вечерком.
— Потолкую. А как же мне, — растерялся Слаттери, — его разыскать?
— В какой комнате он спит, пока не знаю, но выведаю обязательно. Оставлю план дома под камнем, с правой стороны крыльца у парадной двери. Возьмешь бумажку, как явишься. И где-то рядом будет для тебя открытое окно. Ясно?
— Ну! — коротко бросил Суп.
— Войди к этому парню да вправь ему мозги, чтоб света белого невзвидел. Поймет тогда, что болтаться ему в шато вредно для здоровья.
Слаттери без слов вытянул массивную лапу, сжал и разжал пудовый кулак. Одобрительно улыбаясь, Карлайл тепло распрощался с ним и с легкой душой зашагал обратно в замок. Он чувствовал, что дело препоручил в надежные руки.
3
Энергичная умственная деятельность сказывается обычно и на поведении. В шато Карлайл шагал бодрым шагом, а так как послеполуденное солнце жарило весьма ощутимо, то очень скоро он почувствовал, что весьма разгорячился. Добравшись до подъездной дороги, он мечтал только об одном — поскорее принять прохладную ванну. Пока он тешился такими желаниями, взгляд его зацепил между деревьями серебристое посверкивание воды.
Вода притягивала его как магнит. Сойдя с дорожки, он прямиком двинулся к ней, и вскоре очутился на берегу водного пространства, известного местным жителям под названием озера, хотя на самом деле то была соленая лагуна, соединявшаяся с гаванью Сен-Рока узким каналом.
Озеро манило и соблазняло. Карлайл благопристойно покосился направо и налево. Густые кусты ширмой огораживали часть озера и даже тропинку, по которой он сюда спустился. Очевидно, ни один глаз не мог углядеть его. Со вздохом удовлетворения он сбросил пиджак и галстук и был уже готов выскользнуть из брюк, когда позади раздался суровый девичий голос, пронзивший Карлайла словно пулей.