меховое пальто.
Пейзаж казался ещё более пустынным, чем раньше. Кое — где располагались заросли низких вечнозелёных растений, чередовавшиеся невозделанными полями с валунами, пучками грубой травы и засохшим лишайником. Холодные пальцы ветра ворошили заросли травы с шипением, напоминавшим шипение змей. Мэдисон был озадачен абсолютным отсутствием животных, хотя он прошёл несколько миль, ему не встретился ни кролик, ни даже птица. Это было довольно странно. Он вернулся в дом, чувствуя себя подавленным и встревоженным. Что — то было не так с этим местом, обычно даже на такой бесплодной и мрачной земле обитает несколько мелких существ. Размышляя за ланчем, Мэдисон решил, что спросит об этом Сайнса, когда в следующий раз будет в Гранбери.
Днём он писал письма, приготовил сытный ужин и читал почти до полуночи. Он опять плохо спал. Всё время повторялся кошмар, в котором Мэдисон яростно бежал в темноте по заброшенным полям, в то время как что — то злонамеренное преследовало его, желая смерти. Чем бы оно ни было, он понимал, что не может убежать от него, несмотря на все усилия. В какой — то момент он упал на каменистую землю, но совершенно не ощутил удара. Он проснулся мокрый от пота и заварил себе чёрный кофе. В восемь часов, вместо того, чтобы сесть за стол, Мэдисон надел пальто, взял ружьё и вышел на улицу к автомобилю. Когда он трясся по грунтовке, то убеждал самого себя, что письма в кармане его пальто содержат важные сообщения, это давало ему разумное оправдание для поездки в Гранбери рано утром.
Сайнс сердечно приветствовал его и взглянул на письма.
— Почтальона не будет до полудня, мистер. Это срочные письма?
Мэдисон нахмурился.
— Да, в каком — то смысле срочные, но подождут и до полудня.
Сайнс кивнул и перегнулся через прилавок.
— Как вы добрались до дома Кемптона, а мистер?
Мэдисон колебался. Он не хотел отвечать этой деревенщине и всё же выпалил:
— Что — то не так с тем местом, Сайнс! Там что — то произошло? Я имею ввиду что — то действительно плохое? — он был потрясён отсутствием в своих словах сдержанности, но было уже слишком поздно.
Сайнс задумчиво посмотрел на него, почёсывая подбородок большим пальцем левой руки.
— Ну, — протянул он, — после того, как там нашли последнего охотника с продырявленной головой, все стараются держаться подальше от этого места, даже животные, я так думаю!
Мэдисон уставился на него.
— Его голова была продырявлена? Чем — то прострелена?
Сайнс подался вперёд и заговорщически прошептал:
— Врачи сказали, что это была дробь. Но я слыхал другое! Продырявлена совсем не дробью!
— Тогда чем же?
Сайнс стряхнул крошки со стойки.
— Я не хочу об этом болтать, но… Но вам расскажу. Те дырки в его голове были такими… забавными что ли… врачи распилили ему череп… и внутри совсем не было мозгов!
Мэдисон невольно раскрыл рот, а Сайнс снова подался вперёд через стойку.
— Вы знаете, что я думаю? Мозги этого бедняги были вытянуты прямо через те забавные дырки в его голове! Парнишка Карпера, гробовщика, он видел те дырки. Говорил, будто кто — то взял сотню маленьких свёрл и прямо изрешетил голову того охотника!
Мэдисон закрыл рот, пытаясь понять, не обманывают ли его. Он взял себя в руки, и, собравшись с мыслями, заговорил:
— Я ничего такого не видел в газетах. Разве не было расследования?
Сайнс глянул на него, пренебрежительно прищурившись.
— Не обо всём в газетах пишут, мистер! Иногда чересчур сложные дела замалчиваются.
Он хотел было уйти, но передумал и снова заговорил, его голос сделался низким и зловещим:
— На вашем месте я б бежал оттуда, мистер! Там на холмах небезопасно. Давным — давно, много лет назад, в тех холмах жили одни из семейства Уэтли. Думаю, вы слыхали о них? Ну, это забавно для писаки. Так вот, те Уэтли призвали чего — то с неба, что никак не уйдёт обратно! Об этом ещё говорится в Мифах Ктулху, о таком — то вы слыхали, надеюсь?
Мэдисон побагровел. Теперь он чувствовал себя в безопасности. Старый дурак вешал ему лапшу на уши, основанную на журнале, который не выходил уже много лет! Конечно, его издание сейчас переживало своего рода возрождение и он с отвращением пролистал некоторые его выпуски. Мэдисон отвернулся от прилавка с раздражением и облегчением.
— О да! Я слышал об этой писанине! Лавлок, Лавкроп, или что — то в этом духе. Все эти так называемые мифы, бессвязная, наполненная чушью, выдумка! Ни слова правды!
Сайнс безразлично, почти философски бросил:
— Каждый человек имеет право на своё мнение, я так думаю. Ну, вы спросили меня, я рассказал. Я б не остался ни в доме Кемптона, ни рядом с ним, ни часу. Но теперь это ваше дело!
Рискуя сломать подвеску автомобиля, Мэдисон мчался обратно по изрытой грунтовке. Мифы Ктулху!! Какая ерунда! Эта деревенщина была куда доверчивей, чем он считал! Теперь он выкинет всё это из головы и вернётся к работе. На следующее утро, ровно в восемь часов, он сел за свой стол. Им двигало упрямство, куда большее, чем сила воли. Ночные кошмары были ещё хуже, чем раньше, его лицо стало бледным и морщинистым, а руки дрожали, когда он пытался писать.
Спустя час Мэдисон сдался. Написав несколько абзацев, он прочитал их и счёл слишком слабыми. Он никак не мог сосредоточиться, и, наконец, пришёл к выводу, что прогулка на свежем воздухе может пойти на пользу. Сунув ружьё подмышку, он покинул дом и принялся бесцельно бродить по окрестным полям. Через несколько минут Мэдисон почувствовал себя лучше, но затем его охватило давящее чувство тревоги, которое он объяснил влиянием погоды. Небо потемнело, поднялся ветер, он шептал и шипел в пучках травы, словно пытался о чём — то предостеречь.
Несмотря на меховое пальто, холод пробирал до костей и Мэдисон, нахмурившись, направился обратно к дому. Войдя внутрь и заперев дверь, он положил ружьё и налил себе стакан виски. Он сидел в задумчивости, даже забыв, что не снял пальто. Ни на минуту не допуская возможности того, что слова продавца о Мифах Ктулху имели под собой хоть какое — то основание, он был готов признать, что некая угроза или враждебная атмосфера нависла над всем этим местом. Мэдисон пытался убедить себя, что это было исключительно природным явлением. Охотничий домик располагался на возвышении, в холмистой местности с холодными ветрами и всё это давило на нервы человека. Это было, говорил он себе, ощущением изоляции,