упорно твердил, что вдоль южного побережья Арала, в этих глухих, нетронутых местах, еще встречаются прокаженные. Недаром же на острове Барсакельмес расположен секретный лепрозорий! Иногда прокаженные бегут оттуда и селятся небольшими группами в прибрежных камышах, промышляя ловлей рыбы и охотой на птиц. Пока поймешь что к чему, зараза уже прилипнет к тебе. Нет, вещал Геннадий, уж лучше протрястись на кочках, чем провести остаток жизни в лепрозории!
Геннадий был известным паникером. Нередко над ним смеялись, но на этот раз он приобрел в бригаде сторонников. Само слово “проказа” вызывало в подсознании священный трепет.
Однако же, кочковатая дорога на трассу и обратно изматывала нас всё больше с каждым днем.
Наконец, доводы рассудка победили, и мы решили съездить в Казахдарью всей бригадой, чтобы осмотреться и по возможности выбрать место для лагеря.
Казахдарья оказалась весьма крупным, широко разбросанным поселком, вытянувшимся вдоль южного берега Аральского моря. Народ здесь жил исключительно рыбным промыслом и подсобным хозяйством.
В поселке имелся все приметы цивилизации — площадь перед сельсоветом, магазины, школа, больница… Имелся даже собственный аэропорт — спланированная земляная площадка, куда дважды в неделю прилетал кукурузник из Нукуса. Как раз к моменту нашего появления этот АН-2 стоял на взлетной полосе.
Осмотр поселка и его окрестностей, как и здоровый вид его жителей, произвели, похоже, благоприятное впечатление даже на нашего бульдозериста. Геннадий уже не напоминал нам о проказе и явно склонялся к согласию на переезд.
Наискосок от аэропорта размещалась небольшая пекарня. Здесь, к нашему удивлению, пекли не лепешки, как повсюду в сельской местности Средней Азии, а хлеб кирпичиком. В небольшой очереди мы увидели пилота — определенно с того самого кукурузника. Здесь же находился плотный усатый абориген в дорогом импортном костюме и при галстуке. Блуждающая улыбка, похоже, никогда не покидали его смуглого, круглощекого лица. Едва мы подошли, как он приветствовал нас, будто старых знакомых. Спросил, не те ли мы парни, что строят к поселку ЛЭП? Затем объявил, что его зовут Амангельды, что он ответственный работник из Нукуса, а сюда регулярно прилетает, чтобы проведать родственников. Чего-чего, а общительности ему было не занимать.
В этот момент пекарь вынул из печи поддон с горячим хлебом, который разошелся мгновенно. Не менее половины поддона забрал Амангельды.
Складывая буханки в большую полотняную сумку, он разъяснил нам, что в Казахдарье пекут такой замечательный хлеб, равному которому не найти во всей Каракалпакии и даже в Хиве. Лично он перед обратной дорогой всегда покупает несколько буханок для своих столичных друзей.
Амангельды говорил бы и еще, но тут пилот поторопил его, и они оба направились к самолету.
Поскольку выпеченный хлеб закончился, мы оставили возле пекарни водителя, а сами разбрелись по поселку, условившись встретиться на площади.
Вскоре я оказался возле лавчонки с вывеской на русском языке “Книги”. Как же было не зайти в нее?
В тесном помещении царил полумрак. Не успел я оглядеться, как за спиной раздался голос:
— У нас есть русские книги тоже.
Я повернулся и невольно вздрогнул.
Передо мной стоял то ли человек, то ли призрак.
Всё его лицо, кроме глаз, было перебинтовано, но и глаза закрывали глухие синие очки, а широкополая шляпа была надвинута глубоко на лоб. Длинный плащ, нелепый в жаркую погоду, скрадывал особенности его фигуры.
Мысль о проказе неодолимо вспыхнула в моем сознании.
— Я ждал вас, — сказал этот странный человек, шевеля неестественно узкими губами.
— Ждали?
— Да! Я знал, что вы придете ко мне. И что мы сможем поговорить. Но важно, чтобы нам не помешали, — он быстро закрыл дверь на крючок. И сам встал у двери, прижавшись к ней спиной.
— Но позвольте! — первым порывом было отстранить его и выскочить на солнечный свет.
— Не волнуйтесь! — он обвел рукой свое лицо. — Это результат несчастного случая. Я вынужден бинтоваться…
Но я успел уже заметить, что у него и с руками не всё в порядке. Кожа была местами розовой, как у младенца, а местами смуглой и усеянной подозрительными оспинками. Проказа!
— Вы ведь прораб из Шахамана, так? — продолжал между тем допытываться он. — Вы намерены перебраться в Казахдарью. Но сначала должны выбрать место для лагеря. Верно? Вот видите! Поэтому я и сказал, что ждал вас. Я также знаю, что вы — любитель чтения. Поэтому, оказавшись в Казахдарье, обязательно зайдете в книжный магазин. А поскольку я — единственный его продавец, то мы обязательно встретимся.
Что ж, его логика была безупречной. Но как же мне удрать отсюда?
Я смотрел на него, по-прежнему думая лишь о том, как выйти наружу, не прикасаясь ни к этому человеку, ни к тем предметам, которые он трогал. Мне не хотелось обижать его или причинять ему страдание, он и так был обижен судьбой, но неодолимая мысль о том, что я нахожусь в обществе прокаженного, была сильнее любых доводов морали.
— Послушайте, — сказал он вдруг каким-то иным тоном, — вы даже не представляете, как вам повезло! Я знаю, что вы человек порядочный, и уже решил довериться вам во всем. Но я не хочу, чтобы вы считали меня сумасшедшим, как считают Амангельды и некоторые другие. Поверьте, я не безумец.
По правде говоря, безумец он или нет, мне было безразлично. Для меня он был прокаженным, то есть, типом более опасным, чем безумец.
— Я дам вам одну вещь, — продолжал между тем он. — Когда будете в Ташкенте, покажите ее кому-нибудь, кто разбирается в подобных изделиях. Вот, полюбуйтесь…
Он запустил руку в карман своего необъятного плаща, вынул оттуда кулак, протянул тот ко мне и только после этого разжал пальцы.
На ладони у него лежала крупная монета. Несомненно, старинная. Возможно, золотая. Кажется, на ней был изображен царь в головном уборе в виде головы барса. Монета вроде бы была не идеально круглой.
Я говорю об этом в приблизительной форме, потому что никак не мог сосредоточиться и смотрел не столько на монету, сколько на его руку, на которой не хватало двух пальцев. Ладонь тоже была в странных, белесых пятнах. Я где-то читал, что у прокаженных выступают на коже именно такие пятна.
— Возьмите ее! — сказал он. — Это доказательство того, что я нахожусь в здравом уме.
Никакая сила в мире не заставила бы меня потянуться за этой монетой, будь она даже осыпана бриллиантами.
В этот момент раздался сильный стук в дверь. Затем стучавший крикнул по-русски:
— Кенжи! Открой! Я знаю, что ты там!
Это был Амангельды! Но ведь он уже должен был находиться где-то над Шахаманом! История принимала какой-то