Памятник князю Даниилу Галицкому во Львове
Резюмируя свидетельства наших источников, следует отметить, что Бат-хан уже в первые годы своего правления в Золотоордынском улусе окончательно привел к повиновению русских князей, «приставил» к ним своих наместников-даругачинов (или, как они называются в исторической литературе, баскаков), которые провели перепись населения, осуществляли сбор налогов (дани), следили за исполнением воинской и ямской повинности. Осуществление Бат-ханом строгого территориально-административного деления в сельской местности («вождь [здесь – Бат-хан] указывает места [проживания, а для скотоводов перекочевок] тысячникам, тысячники сотникам, сотники же десятникам») способствовало развитию животноводства и земледелия на Руси. И наконец, за полушутливым обращением Бат-хана к князю Даниилу: «Ты уже наш, татарин. Пей наше питье!» – угадывается, как писал американский исследователь Джек Уэзерфорд, «форма универсального гражданства, основанного не на религии, как это было среди христиан и мусульман, и не только на биологическом родстве, как это было в традиционных кланах степи. Оно было основано просто на верности, терпимости и преданности». Не это ли было одной из целей, к которой стремились Чингисхан и его преемники, выдвигая и осуществляя доктрину «всемирного единодержавия»…
В то время, когда Бат-хан, «сойдя с коня, правил своей державой», в самой Монголии царила смута: воспользовавшись тем, что Угэдэй-хан официально не объявил своего наследника, его жена Дургэнэ (Туракина-хатун) стала регентшей; по совету своих мусульманских приближенных она сместила всех прежних советников своего мужа, а «на их места назначала людей невежественных». Деяния Туракины-хатун вызвали недовольство «степной аристократии». Вот тогда-то они и вспомнили наказ Чингисхана:
«И коль у Угэдэя наследники родятся,Которыми бы погнушалась и корова,Хотя бы трижды обернули их травой,Которыми бы пренебрег и пес дворовый,Хотя бы трижды салом обложили их,Ужель среди моих потомковДостойного не будет сына?!»
Бат-хан отказался лично участвовать в Великом хуралдае, тем самым показав свое отношении к выбору престолонаследника из потомков Угэдэй-хана, а младший брат Чингисхана, Отчигин-нойон, и вовсе «захотел военной силой и смелостью захватить престол…» или, во всяком случае, как считают некоторые исследователи, отстранить Туракину-хатун от власти. Поскольку к этому времени «[всех] четырех сыновей Чингисхана не стало, то старшим над всеми его внуками оказался он (Бат-хан); в этих условиях у него самого была возможность претендовать на престол Великого хана. Однако это неминуемо привело бы к вооруженному конфликту внутри «золотого рода» (ему точно бы противостояли роды Угэдэя и Цагадая) и, возможно, даже к развалу Великого Монгольского Улуса. На это Бат-хан не пошел; в конце концов, сославшись на болезнь, он отправил на Великий хуралдай своих сородичей и вассалов (в частности, Великого князя Ярослава Всеволодовича), они и участвовали в возведении на престол Гуюга, которого его отец Угэдэй-хан меньше всего хотел видеть своим наследником, поэтому никогда не называл его имя среди потенциальных престолонаследников…
Во время Великого хуралдая случилось событие, которое не только отрицательно повлияло на отношения русских к монголам, но и усилило антагонизм в отношениях Бат-хана и Гуюг-хана. После церемонии возведения Гуюга на престол Великого хана скоропостижно скончался князь Ярослав. Как писал свидетель этого события Плано Карпини: «Он (князь Ярослав) только что был приглашен к матери императора, которая, как бы в знак почета, дала ему есть и пить из собственной руки; и он вернулся в свое помещение, тотчас же занедужил и умер спустя семь дней, и все тело его удивительным образом посинело. Поэтому все верили, что его там опоили…» Если свидетель этого события обвинил в смерти князя Ярослава мать Гуюг-хана, якобы желавшую «свободнее и окончательнее завладеть его землею», то современные исследователи, в частности монгольский военный историк Х. Шагдар, считают, что католик Плано Карпини намеренно пустил этот слух, дабы опорочить монголов в глазах их вассалов, православных русских. Так или иначе, в русских летописях это событие не прошло не замеченным; однако отношения Бат-хана и сына-наследника Ярослава, Александра, не испортились: после смерти отца он явился к Бат-хану и присягнул ему на верность. Вот как описан приход Александра к Бат-хану в «Житие Александра Невского»: «После смерти отца своего пришел князь Александр во Владимир в силе великой… И промчалась весть о нем до устья Волги… Решил князь Александр пойти к царю в Орду… И увидел его царь Батый… и сказал вельможам своим: «Истину мне сказали, что нет князя подобного ему». Почтив же его достойно, он отпустил Александра».
Г. И. Семирадский. Александр Невский в Орде. 1876 год
Правление Гуюг-хана было недолгим, но оно чуть было не закончилось военным столкновением его армии, выступившей в поход на запад, с войском Бат-хана. «Поспешность», с которой армия Гуюга выступила в поход, навела мать Мунха, Сорхугтани-беги, на мысль об опасности, которая может угрожать Бат-хану. «Она послала тайком нарочного к Бат-хану передать: «Будь готов, так как Гуюг-хан с многочисленным войском идет в те пределы». Бат-хан держал [наготове] границы и вооружался для борьбы с ним. Когда Гуюг-хан достиг пределов Самарканда, откуда до Бишбалыка неделя пути, [его] настиг предопределенный смертный час… и он (24 апреля 1248 года) скончался…»
Во время наступившего в Каракоруме нового периода «междуцарствия и смуты» родовые кланы Гуюг-хана и Цагадая, с одной стороны, и Бат-хана и Тулуя – с другой, добивались возведения на престол «своего человека». Возможно, эта «предупредительность» Сорхугтани-беги в отношении Бат-хана сыграла немаловажную роль в том, что он отдал предпочтение ее сыну Мунху, которого и должны были возвести на престол Великого хана на Великом хуралдае. Однако, хотя, как считал Рашид ад-Дин, Бат-хан «был у них (среди «золотого рода» Чингисхана) в великой чести и в почете. На хуралдаях никто не противился его словам; напротив, все царевичи повиновались и подчинялись [ему]», на протяжении последующих двух лет «часть царевичей из дома Угэдэй-хана и Гуюг-хана… и потомки Цагадая, по этому поводу чинили отказ и в том деле (созыве Великого хуралдая) создавали отлагательство под тем предлогом, что ханское достоинство должно [принадлежать] дому Угэдэй-хана и Гуюг-хана…». И тогда последовал приказ Бат-хана брату Берке: «Ты его (Мунха) посади на трон, всякий, кто отвратится от Ясы, лишится головы». Приказ Бат-хана был выполнен без промедления, а затем были предотвращены и другие «козни и измена»…
Как пишет Джувейни, Мунх-хан, новый Великий хан Великого Монгольского Улуса, выражая свою искреннюю благодарность Бат-хану, послал ему «подарки, какие только король мира может послать королю-наставнику…». Бат-хан до конца своей жизни оставался главным советчиком Мунх-хана, главным помощником во всех его начинаниях, благодаря чему они и были реализованы. Поэтому не удивительно, что в беседе с христианским миссионером Вильгельмом Рубруком Мунх-хан сказал: «Как солнце распространяет повсюду лучи свои, так повсюду распространяется владычество мое и Батыя».
В первую очередь, это касалось осуществленных Мунх-ханом военных кампаний в Китае и на Переднем Востоке. Джувейни пишет: «И всякий раз, когда (Мунх-ханом) готовился поход, он (Бат-хан), соответственно необходимости, посылал войска, которые возглавляли члены его семьи, его родственники и ратоводцы». Так, в 1253 году по приказу Мунх-хана Бат-хан отправил войско под командованием Ногая на воссоединение с армией Хулагу, брата Мунх-хана. Впоследствии монгольские войска подавили почти все очаги сопротивления «единодержавию» монголов на Переднем Востоке: уничтожили орден измаилитов и завоевали Багдадский халифат (1258 год), в результате чего было создано монгольское государство иль-ханов.
Бат-хан всегда (даже при ненавистном ему Гуюг-хане и тем более при Мунх-хане) строго соблюдал субординацию и требовал того же от своих подчиненных. Когда через его улус следовали иностранные послы (Плано Карпини, Вильгельм Рубрук), он и его подчиненные стремились как можно быстрее препроводить их к Великому хану, так как международные отношения Великого Монгольского Улуса находились исключительно в его ведении. Вильгельм Рубрук, побывавший в ставке Бат-хана в последние годы его жизни, заметил различие в отношении к иностранным послам в ставках Великого хана и хана Золотоордынского улуса: «…С послами при дворе Бат-хана поступают иначе, чем при дворе Мунх-хана. Именно при дворе Бат-хана есть один ям (здесь – постоялый двор) на западной стороне, который принимает всех прибывающих с запада, так же обстоит и касательно других стран мира. А при дворе Мунх-хана все вместе находятся… и могут посещать друг друга и видеться. При дворе Бат-хана они незнакомы друг с другом, и один не знает про другого, посол ли он, так как они не знают помещений друг друга и видятся только при дворе. И когда зовут одного, другого, может быть, и не зовут, ибо они ходят ко двору только по зову». Очевидно, таким образом Бат-хан хотел предотвратить возможные конфликты между послами разных стран и конфессий, а также разглашения ими конфиденциальной информации…