появился возмущенный старшина Нанба.
— Товарищ водитель, — сказал Нанба. — Почему превышаете скорость?
— Дорогой Вано, — сказал шофер, — люди опаздывают на самолет.
— Я тебе не Вано, а старшина милиции. — Нанба заглянул в машину и увидал там Риту и Павлика.
Рита не стала смотреть на Нанбу, а Павлик ему улыбнулся как знакомому.
— Мы опаздываем на самолет, — сказал Павлик. — Мы улетаем к папе!
— Как лицо официальное, я не принимаю это во внимание, оправданий у шофера нет. — Нанба снял фуражку. — Но как человек, я все отлично понимаю. Езжайте, пусть будет, что я ничего не видел. Счастливый путь!
Когда они немного отъехали, шофер сказал:
— Зверь на службе, но сердце имеет доброе. Я с ним на фронте был. Интересно. Воевал, воевал, ни одного абхазца не встретил. И вдруг узнал, что в соседнем батальоне тоже абхазец воюет. Год не говорил по-абхазски. Говорю комбату: «Разреши поговорить с земляком». Разрешил, только, говорит, на военные темы ни-ни — фашисты подслушивают. Подозвали мне абхазца к телефону, и это оказался Вано Нанба. Интересно. Мы оба от радости чуть не заплакали. Никак не можем наговориться. Ну и конечно, про наступление поговорили. А фашисты, говорят, наш разговор на пленку записали и Гитлеру отправили, чтобы там открыли тайну нового шифра советских. Интересно. Никто ничего не понял. Абхазский язык очень трудный.
Дорога шла вдоль моря, и Рита снова увидела белый пароход.
— Смотри, Павлик, белый пароход! — сказала Рита. — Так мы и не покатались на нем.
Но Павлику уже было не до парохода.
Больше всего ему хотелось сесть в самолет и лететь к отцу.
* * *
Это был не такой простой полет. Они летели сначала на Ил-18 до Москвы, потом на Ту-104 до Красноярска, а потом на вертолете до экспедиции.
Они летели над морями, равнинами, лесами, горами, а небо все время было светлое, и на крыльях самолета отражалось солнце. Точно наступил какой-то бесконечно длинный день. А все дело в том, что они летели на восток — навстречу солнцу. Они летели, обгоняя время, и прилетели в экспедицию как раз к началу рабочего дня.
Они вылезли из вертолета, и у них от долгого полета закружилась голова, и они не сразу рассмотрели в толпе встречающих Глеба. А он узнал их, но никак не мог поверить, что эти загорелые люди, спустившиеся откуда-то с неба, и есть его дорогие, долгожданные жена и сын.
— Ты знаешь, Глеб… — сказала Рита.
Она хотела сказать о том, что руда находится на дне Ангары, но тут она посмотрела на Глеба и поняла, что он все знает.
Она поняла даже больше, поняла, что Глеб об этом знал уже тогда, когда писал им последнее письмо. Просто он хотел, чтобы она догадалась об этом сама, чтобы ей потом не было больно и обидно всю жизнь, что она осталась в стороне.
Они вышли к берегу Ангары. А на противоположном берегу, на том далеком берегу, уже стояла маленькая, рубленная из дерева буровая. Треск ее дизелей был так незначителен, что Рита и Павлик его не слышали. Но для Глеба он звучал как гимн, как самая нежная, милая его сердцу музыка.
И тут они увидали новенький белый катер. Он шел по направлению к буровой.
— Откуда у вас такой катер? — спросил Павлик.
— Нам дали его для установок буровых по Ангаре, — ответил Глеб.
— Ну вот, — сказала Рита. — Теперь у нас наконец есть свой белый пароход.
…А далеко в Гагре на скамейке у дома сидел старый Гамарджоба. Он держал в руках капроновую нитку и нанизывал на нее раскрашенные миндальные косточки.
«Жалко, что не успел подарить бусы Рите», — подумал старик.
Мимо прошел старшина Нанба. Он приложил руку к козырьку фуражки и почтительно сказал:
— Добрый вечер, отец!
— Добрый вечер, начальник. Присядь, отдохни.
Нанба сел.
— Скажи мне, пожалуйста, почему ты сегодня задержал машину с моими гостями? — спросил старик. — Я видел издали.
— А, — сказал Нанба. — Очень быстро ехали. Жизнью человека рискует. В мирное время. Завтра поймаю этого шофера, отберу у него права.
Когда Нанба ушел, старик подумал о том, что все же у людей стало больше нежности. Гораздо больше.
Notes
1
Яволь (нем.) — конечно, как сказать (в ироническом смысле).