И Найджел, не оборачиваясь, заговорил:
– Я полгода домашним был. У хозяина был такой… в куртке. И меня ему давали. В утеху. Хозяин женщин не терпел, а такому… в награду положено. А потом… потом хозяин ушёл и не вернулся. Я трое суток в камере голодный сидел, гореть чуть не начал. Приехала полиция, и меня отправили в распределитель. Как бесхозное имущество. Оттуда уже в Палас попал. Ну, и дальше…
– А тот?
– Раб-телохранитель называется. А так-то он палач, все они – палачи. А тот… он с хозяином ушёл. Как всегда. И больше я не видел его. Вот и всё.
– Найдж, так этот…?
– Нет, не тот, куртка та же, да и остальное. Он – палач. И не надо об этом. Не надо. Я же опять ночью спать не буду, чтоб не кричать. Как вспомню… – он не договорил, замотал головой и вдруг стал клониться вперёд, будто падал.
Метьюз и Роберт подбежали к нему, подхватили с двух сторон.
– Ну, Найдж, спокойно.
– Мы с тобой.
– Ты что, Найдж?
Он бессильно обвисал в их руках, запрокидывая голову. Они быстро провели, почти пронесли его через холл в его комнату, пустую, как и их. Самодельный топчан, застеленный ковбойским одеялом, две табуретки и всё… Уложили на постель, Роберт расстегнул на нём и распахнул ковбойку, открывая грудь, распустил узел на штанах, но раздевать не стал, только растянул, чтобы ничего не мешало дыханию.
– Принеси воды, Мет.
– Не надо, – слабо ответил Найджел.
Его ставшее бледно-жёлтым лицо постепенно темнело, возвращаясь к прежнему бронзовому цвету с особо ценимым красноватым индейским оттенком, из-под плотно зажмуренных век выкатилась слеза.
– Прости, Найдж, – тихо сказал Роб- Мы не хотели.
– Правда, не хотели, – виновато кивнул Мет.
– Я знаю, – по-прежнему слабо не сказал, выдохнул Найджел. – И вы простите.
Роберт сел на край топчана и взял его за руку, и тут же Метьюз присел на корточки и ловко вплёл свои пальцы в их рукопожатие. Найджел слабо всхлипнул. С минуту они оставались неподвижными, сцепив руки, и наконец Найджел открыл глаза и улыбнулся.
Они рывком расцепили пальцы, Найджел затянул узел на штанах и одним ловким гибким движением вскочил на ноги.
– Ну как, в сад? Решай, Роб.
– В сад, – кивнул Роберт и встал. – Листву уберём, и газон подстричь надо, и изгородь.
– Дело, – улыбнулся, вставая, Мет.
Они пошли вниз, разговаривая о покупке посуды, и что эта работа в саду, видно, последняя, ноябрь всё-таки, и из одежды подкупить надо, ещё до Хэллоуина думали, да, джинсы, дорогие, зато надолго, подумать надо, в церковь в рабском ходим, позоримся только, как шакалы, да уж, ладно, на той неделе подумаем, – говорили сразу обо всём, забивая этой мелочью то страшное, что тянулось за ними, за каждым из них.
Они работали в своём маленьком саду, подстригая разросшуюся изгородь, сгребая листья… – в принципе работа знакомая, даже привычная. В Паласах тоже были и газоны, и садики во внутренних дворах. Для любителей «естественности». И за привычной работой они привычно перешли на камерный шёпот.
ВЧ № 4712
Автобат
Благодушно улыбаясь, Гольцев шёл по просторному двору автохозяйства. Здесь, как во множестве других и самых разных мест, его знали в лицо, окликали, здоровались. Были и те, кто знал в лицо его отца, а то и деда, для кого он остаётся Сашкой, какие бы погоны ни носил. Хотя здесь, несмотря на общее отличное знание Устава, к званиям относились… скажем так, весьма выборочно. Гольцев охотно балагурил со знакомыми, обменивался последними новостями и неизбежными сплетнями. Затеявших эту суматоху с поворотом крыли от души: к Рождеству уже домой собирались, а теперь, как пить дать, ещё не меньше года здесь просидим. Гольцев искренне поддакивал и выдавал свои характеристики всей этой расистской имперской сволочи. Заодно, как всегда, дружно проезжались по начальству, что зажралось, мышей не ловит, а на нас отыгрывается.
Так постепенно, и не привлекая – как он надеялся – особого внимания, Гольцев добрался до старшего сержанта Сергея Савельевича Шубина, он же – для избранных – Дядя Серёжа или Савельич, широко известного в узких кругах специалиста, что в моторах разбирался, когда и телег ещё не было. Почтительно слушая нелицеприятное мнение Савельича о последних разработках усиленной легковушки – броню навесили, а мотор прежний, тьфу! – Гольцев заметил чумазого светловолосого мальчишку, бегавшего среди машин в пальтишке, явно перешитом из офицерского мундира имперской армии.
– Дядя Серёжа, а это чей шпингалет?
– А, – хмыкнул Савельич, – это Тима сынишка. Не знаешь его? – Гольцев мотнул головой. – Толковый мужик. Хоть и парень ещё.
Гольцев с невольным удивлением посмотрел на Савельича: такая характеристика стоила очень многого.
– А это Димка, сынишка его. Я его по-нашему Димкой зову, а так-то он Дим.
Савельич пыхнул сигаретой, рассеянно следя зорко прищуренными глазами за мальчиком и высоким парнем, копающимся в моторе. Гольцев также слегка прищурился, разглядывая парня. Лицо и руки скрывались под поднятым капотом, но чёрная кожаная куртка, чёрные штаны с обилием карманов, ботинки… парень переступил, и на мгновение блеснула металлическая оковка. Гольцев сплюнул и раздавил окурок подошвой.
– Парень толковый, – твёрдо сказал Савельич.
Гольцев кивнул.
– Всё будет в порядке, Дядя Серёжа, – и не спеша пошёл к ремонтируемой машине.
– Пап, а если, – мальчик, не договорив, обернулся к подходившему Гольцеву.
Парень вытащил из-под крышки капота голову и выпрямился. Его круглое чёрное лицо ещё улыбалось, но глаза стали настороженными. Мальчишка быстро перебежал и встал за ним.
– Привет, – дружелюбно сказал по-английски Гольцев.
– Здравствуйте, сэр, – прозвучал осторожно вежливый ответ.
Мальчишка осторожно выглядывал из-за него. Гольцев опустил глаза, поглядел на бледное, в мазутных и ещё каких-то пятнах личико и улыбнулся. Но серо-зелёные глаза остались напряжённо внимательными, а тонкие пальчики впивались в кожу куртки.
– Твой? – попробовал наладить контакт Гольцев.
– Да, сэр.
– И сколько ему?
И вдруг неожиданное:
– Он только ростом маленький, сэр. Он мне помогает, сэр.
И тоненькое детское:
– Я сильный, сэр. Я могу работать, сэр.
Гольцев почувствовал, что краснеет. Такого оборота он никак не ждал. И как теперь из этого вылезать – неизвестно.
– Ты что? – растерянно спросил он. – Ты чего несёшь?
Большая чёрная ладонь легла на голову мальчика и отодвинула его назад, за спину.
– Я просто так спросил, – попытался объяснить Гольцев.
– Да, сэр. Мне разрешили приводить его с собой, сэр.
– Тебе не с кем его оставить?
– Мне разрешили, сэр, – тихо ответил негр.
Гольцев рассердился на себя: разговор шёл не туда и не так. Придётся впрямую.
– Тебя зовут Тим?
– Да, сэр.
– Я хочу поговорить с тобой.
Негр вздохнул и опустил