Читать интересную книгу Отныне и вовек - Джеймс Джонс

— Никогда не подумаешь, что там война, — сказала девушка.

— Да, отсюда все выглядит так мирно, спокойно. — Карен украдкой скользнула глазами по ее драгоценностям; всего одно кольцо с жемчугом и жемчужное ожерелье ненавязчиво подчеркивали совершенную в своей простоте изысканность туалета. Жемчуг, судя по всему, натуральный, не выращенный. Такая безупречная простота достигается не просто. Когда-то Карен тоже занималась собой, но это было давно. Чтобы так выглядеть, нужно либо иметь пару горничных, либо самой тратить массу времени и сил. И глядя на это совершенство, она чувствовала себя чуть ли не замарашкой. Когда у женщины ребенок, она не может конкурировать с такими девушками.

— Отсюда даже видно, где я работала.

— Да? Где?

— Я могу вам показать, но, если вы этот дом не знаете, вы не разглядите.

— А где вы работали? — Карен располагающе улыбнулась.

— В компании «Америкэн Факторе». Личным секретарем президента компании. — Девушка повернулась к Карен, и улыбка мягко осветила ее нежное детское лицо, очень бледное, почти не тронутое солнцем, в рамке черных как смоль волос, разделенных на прямой пробор и падающих на плечи.

Лицо как у мадонны, восхищенно подумала Карен. Будто сошла с картины.

— Терять такое место, по-моему, обидно, — сказала она. — Это же прекрасная работа.

— Я… — Девушка запнулась, и на лицо мадонны набежала тень. — Да, работа прекрасная, — просто сказала она. — Но я не могла остаться.

— Извините. Это у меня случайно вырвалось, я совсем не хотела быть назойливой.

— Нет-нет, дело не в этом. — Девушка улыбнулась ей. — Понимаете, у меня седьмого декабря погиб жених.

— Ради бога, простите. — Карен была поражена.

Девушка снова ей улыбнулась:

— Потому я и уезжаю. Мы собирались через месяц пожениться. — Она повернулась и снова стала смотреть на удаляющийся берег, лицо ее было печально и задумчиво. — Я очень люблю Гавайи, но оставаться здесь я не могла, вы понимаете.

— Да, конечно. — Карен не знала, что сказать. Иногда поговоришь, и становится легче. Особенно если делишься горем с женщиной. Лучше всего дать ей выговориться.

— Его сюда перевели год назад. Я приехала позже и устроилась на работу — мне хотелось быть поближе к нему. Мы с ним откладывали почти все деньги. Хотели купить над Каймуки небольшой дом. Думали, сначала купим дом, а потом поженимся. Он рассчитывал прослужить здесь еще один срок или даже больше. Вы, конечно, понимаете, почему я не могла остаться.

— Боже мой, бедная девочка, — беспомощно пробормотала Карен.

— Вы меня извините. — Девушка бодро улыбнулась. — Получается, что я вам плачусь.

— Если вам хочется, вы говорите, — сказала Карен. Это им, молодым людям вроде этой пары, это их не воспетому в песнях, никем не прославленному, скромному героизму и присутствию духа обязана Америка своим величием, благодаря им с самого начала предрешена победа в этой войне. Потрясенная мужеством этой девушки, Карен чувствовала себя рядом с ней никчемной, пустой бездельницей. — Рассказывайте, не стесняйтесь, — повторила она.

Девушка благодарно улыбнулась и снова перевела взгляд на берег. Они уже прошли мыс Дайамонд, и вдали начали проступать размытые очертания мыса Коко.

— Он был летчиком. Летал на бомбардировщике. У них была база в Хикеме. Он разворачивался на площадке, хотел вырулить к укрытию. Его самолет накрыло прямым попаданием. Об этом было в газетах, вы, может быть, читали.

— Нет, — виновато покачала головой Карен. — Не читала.

— Его посмертно наградили «Серебряной звездой». — Девушка по-прежнему смотрела на берег. — Орден переслали его матери. Я потом получила от нее письмо: она хочет, чтобы я взяла его себе.

— Очень благородно с ее стороны, — сказала Карен.

— Они вообще прекрасные люди. — Улыбка ее задрожала. — Он ведь из очень хорошей семьи. Старая виргинская аристократия. Пруиты. Они жили в Виргинии еще до революции. Прадед у него был генерал, в Гражданскую войну сражался вместе с генералом Ли. Поэтому его так и назвали: Роберт Эдвард Ли Пруит.

— Как? — Карен не поверила своим ушам.

— Роберт Эдвард Ли Пруит. — В голосе девушки зазвенели слезы. — Такое нелепое старомодное имя.

— Почему же? Очень хорошее имя.

— Боб… — всхлипнула девушка, не отрывая взгляда от берега. — Ах, Боб, милый…

— Не надо, успокойтесь, — сказала Карен. Только что переполнявшая ее скорбь сменилась безумным желанием рассмеяться во весь голос. Она обняла девушку за плечи: — Будьте умницей.

— Уже все. — Девушка судорожно вздохнула. — Уже прошло, честное слово. — Она прижала к глазам платок.

— Хотите, я вас провожу до каюты? — предложила Карен.

— Нет-нет. Спасибо. Все уже в порядке. Мне перед вами ужасно неловко. И я вам очень благодарна. Пожалуйста, извините меня.

Девушка ушла. Безукоризненные манеры, изысканная, непринужденная элегантность, изысканно простой и дорогой черный туалет, вполне натуральный на вид жемчуг — все как из журнала «Вог».

Так, значит, это и есть Лорен из «Нью-Конгресса», подумала Карен, глядя ей вслед. И еще подумала, что впервые в жизни познакомилась с настоящей проституткой, вернее, с женщиной, про которую точно знает, что это ее профессия.

— Кто эта ваша приятельница? — спросил сбоку молодой подполковник ВВС. Он только что вновь появился на палубе. — Потрясающе красивая женщина.

— Она чудо, правда? — Карен все еще боролась с желанием громко расхохотаться. — Не знаю, как ее зовут, но, думаю, могла бы вас представить.

— Нет, спасибо, не надо, — отказался подполковник, провожая глазами Лорен. — Она такая красивая, что я просто теряюсь. А кто она? Кинозвезда?

— Нет, но, кажется, имеет отношение к театру. Честно говоря, я думаю, из вашего знакомства все равно бы ничего не вышло. У нее седьмого декабря погиб жених. Он был летчик. В Хикеме.

— Вот оно что, — скорбно понизив голос, отозвался подполковник. — Бедняжка.

— Она очень страдает.

— Я ведь седьмого тоже был в Хикеме, — тем же похоронным тоном сказал подполковник. — Как его звали? Может быть, я его знал.

— Пруит. Роберт Эдвард Ли Пруит. Из старой виргинской аристократии, как она говорит.

— Нет. — Молодой подполковник задумался и грустно покачал головой. — По-моему, я такого не знал. В Хикеме ведь было очень много летчиков, — словно извиняясь, пояснил он. — И погибло их тоже много.

— Его наградили «Серебряной звездой», — добавила Карен. Затаившаяся в душе странная горькая досада была так сильна, что устоять перед искушением было невозможно.

— Тогда я должен его знать, — скорбно сказал подполковник. — Хотя — только это между нами — в Хикеме раздали такую прорву «Серебряных звезд», и живым, и посмертно, что, к сожалению, это мне тоже мало о чем говорит.

— Да, наверно, вы правы.

— Я и сам получил «Серебряную звезду», — сказал он.

Карен взглянула на его китель: ленточка «Серебряной звезды» поблескивала на орденской планке рядом с ленточкой «Пурпурного сердца».

— Да нет, я никакого подвига не совершил, — торопливо сказал он. — Просто меня контузило. Укрыться от взрывной волны при всем желании было невозможно. Но орден я тем не менее принял, — добавил он. — Хотя, вероятно, не следовало. — Он пытливо, по-мальчишески посмотрел на нее.

— Не понимаю почему.

— Потому что многие действительно его заслужили, но их никто не наградил.

— Если бы вы отказались, им бы это все равно ничего не дало.

— Да, конечно, — с облегчением согласился он. — Я говорил себе то же самое. — Облокотившись о поручни, подполковник скрестил ноги. — Так, значит, вы из Балтимора, — продолжал он, — Невероятно. Как все же тесен мир.

— Да, очень. — Карен улыбнулась. — Настолько тесен, что вы себе и не представляете. — Вот сейчас, подумала она, сейчас он спросит, нельзя ли будет заехать ко мне в гости, если его в Вашингтоне одолеет тоска.

Но он не спросил. Он спросил другое.

— Вас в ресторане посадили за какой столик?

— За одиннадцатый. А вы за каким?

— Тоже за одиннадцатым. — Подполковник усмехнулся. — Видите, какое совпадение? — Он оторвался от перил. — В таком случае увидимся за ужином. Мне сейчас надо еще уладить кое-какие дела.

— Хорошо, — улыбнулась Карен. — Мне и самой надо пойти разобрать вещи.

Она смотрела ему вслед. Но, сделав несколько шагов, он вдруг остановился и вернулся к ней.

— Если честно, то я не за одиннадцатым, — сказал он. — Меня посадили за девятый. Я вам соврал. Но к ужину непременно буду за одиннадцатым. Это, кстати, одно из тех дел, которые мне надо уладить.

— Только не тратьте слишком много усилий, — улыбнулась Карен. — А то еще устанете.

— Ни в коем случае. — Он обаятельно улыбнулся. — Надеюсь, вы не против?