Но ты слишком долго вглядывался в будущее лишенным надежды взором...
Рыцари рубились отчаянно. Не меньшее упорство проявляли и пехотинцы, однако строй, преграждавший путь основным силам зеленокожих, уже подался и рассыпался. Ополченцы бросали оружие и бежали прочь, к близкому лесу, надеясь в зарослях найти спасение от коротких бронзовых мечей, в ближнем бою оказавшихся страшным оружием против не защищенных доспехами воинов. Дикари бросались следом, однако вожди племен уже поняли, что надо делать. Левый фланг орды устремился на север, окружая рыцарей, мечников и пеших эйториев. Дикари гибли в чудовищном количестве под ударами полуторных мечей и секир, однако напор конницы становился все слабее. Зеленокожие стаскивали рыцарей с коней, подрезали лошадям сухожилия, опутывали сетями. Где-то им удавалось применить и заостренные колья, которые сдерживали пехоту. Напрасно предводитель рыцарей вглядывался в южном направлении, ожидая подмоги. Не было подмоги. А вдоль леса промчался на быстром жеребце отчаянный гонец, обогнал каким-то чудом вопящую и улюлюкающую орду, которая уже почти перекрыла все пространство до опушки леса. Рыцари по сигналу предводителя врубились в толпу зеленокожих, прорываясь навстречу гонцу, и смогли даже разогнать часть дикарей, позволяя уцелевшему левому флангу строя перегруппироваться и создать заслон. Рыцарь и гонец встретились, и услышав послание от герцога Илдинга, предводитель, поколебавшись лишь мгновенье, приказал трубить отступление. Заревели рога, и защитники начали отходить - удерживая строй, унося раненых, оставляя на пути орды отчаянных бойцов-одиночек с полуторными мечами, каждый из которых забирал с собой в могилу по несколько дикарей. Безумно ревели самоубийцы, кося наступающих врагов, а за их спинами уцелевшие отходили на север, к Длинному озеру. Снова полетели стрелы - некоторые лучники носили с собой запасные тетивы, остававшиеся сухими. Рыцари, которым удалось выйти живыми из боя, выстроились на расстоянии полета стрелы от сбавившей ход орды, и зеленокожие наконец осознали, что из всей огромной армии детей океана уцелел от силы каждый четвертый. Противники их тоже сильно пострадали, однако немало их разбежалось по лесам. Войска защитников больше не было, были лишь остатки его.
Все громче и страшнее гремел гром, все ярче били молнии, все злее и отчаянее разносился над полем рев мечников, вставших на пути бесчисленной толпы. И все тише звучали крики безумца на вороном коне, взиравшего на дело рук своих глазами, в которых угас яростный огонь.
-Да, Уивер ЭахТислари, ты же видел, что мы проиграем эту битву. Ты говорил нам об этом, но твои фантазии заставили и тебя, и всех остальных забыть о твоем пророчестве. Там, где твой отчаявшийся взор не успел коснуться нашей многострадальной земли, ты смог руками прорицателей Круга остановить врагов. Здесь же и ты, и я были бессильны. Есть ли в том твоя вина, кровавый старик? Да, есть. Ты сам обрек защитников на поражение и гибель, ибо потерял надежду.
Есть ли в этом моя вина? Позволь мне судить о моих поступках самому. Я взял на себя слишком много. Я пожелал стать равным тебе и другим, кому суждено попытаться удержать бурю. Я, Эриак ЭахТих, отказался принять судьбу, которую ты предрек мне - и в этом была моя ошибка. Я же знал, что ни моя месть, ни мой протест против навязанной мне судьбы, ни мои безумные крики не смогут ни спасти мой народ, ни разбудить его. Смерть не способна спасти - а я нес смерть на остриях мечей зеленокожих. Я все это знал, и отказывался верить. Мне хватило фантазии вырваться из твоего сна, Верховный прорицатель. Но мне не хватило сил удержать бурю. Я был слишком горд и доволен собой, а против этой бури нужно другое оружие. Нужно сначала сломить себя и найти в себе силы примириться с собственной бесполезностью, бессилием, невезеньем, уязвленной гордостью и полным одиночеством в своей борьбе с той вселенной, что противостоит нам каждый миг нашей жизни. И только тогда, возможно, появится шанс на победу. Я не смог понять всего этого вовремя.
Ты же, покойный старик, который никак не желает умереть... у тебя еще есть шанс. Ты еще жив, вопреки всякой логике. Ты еще сражаешься. Так сразись же с самим собой, победи сам себя. Я уже ничем не смогу тебе помочь. Я свое дело сделал.
Уцелевшие защитники отступают, их никто не преследует. Я вижу, что герцог завоевателей вышел живым из схватки с южанами, которых ни я, ни защитники Риммарави не ожидали здесь увидеть. Их вмешательство решило исход боя, вновь внося неопределенность в грядущие события.
Сейчас дикари будут носить меня на руках. Они подведут меня к пленным, и я встану перед своими сородичами, перед эйториями и миакрингами, и они будут смотреть на меня ненавидящими глазами. Я загляну в глаза каждому из них, чтобы ненависть преданных мной людей выжгла мою душу, чтобы я, Эриак ЭахТих, понял окончательно и бесповоротно, что моя роль в этой пьесе уже сыграна, и переиграть ее никак нельзя. Их боль и отчаяние станут уроком, сила эмоций этих людей отразится во мне и останется рисунком на ткани мироздания - тем узором, что так часто предстает глазам прорицателей. Я надеюсь, что кто-то из Старших сможет увидеть и понять этот урок. А когда я выпью ненависть пленников до дна, зеленокожие расступятся. Я, Эриак ЭахТих, достану свой меч, приставлю его к собственной груди и упаду на него всем весом. И острие клинка заберет вместе с моей жизнью еще одну часть жизни Верховного прорицателя арденов, ибо каждый из нас наделал слишком много ошибок, и не нам их исправлять.
А когда тело мое ляжет под ноги пленникам, буря ненадолго утихнет, и в наступившей тишине зеленокожие дикари услышат, как стихают два голоса, что звучали у них в ушах. Один из них был голосом бога, второй - криками безумца. Голоса будут звучать все глуше и глуше, и когда они умолкнут, дети океана оглянутся вокруг и задумаются, что забыли они так далеко от своих плотов и бескрайней бездны, от рыбы и чаек, от каменных домов на далеком восточном побережье, где обитают духи их предков. И я, Эриак ЭахТих, задержавшийся в грядущем, наконец исчезну, оставшись лишь в памяти своего народа страшной легендой из прошлого, жутким преданием о совершенной мной ошибке.
Лорбаэн. Ветер и дождь.
Такие лица она уже видела.
Испуганные и беспокойные, недоверчивые и злые. Лица жителей Дассига и многочисленных беженцев, смешавшихся с горожанами, очень напоминали ей некогда встреченных в холмах гириссцев. Те тоже ее боялись поначалу, а некоторые глядели на девочку волками. Беглецы из сожженного Гириса не пытались понять, каким ветром ее занесло к завоевателям с юга. Люди в Дассиге тоже этого не понимали, и вряд ли особо хотели. Им было достаточно собственных забот, чтобы тревожиться о чужой девчонке в медвежьей шкуре и с боевым топором в руке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});