– А по-моему, это вообще чуть ли не юность какая-то сопливая. Гленн вон в той истории в семьдесят семь лет летал, и ничего. Так что, как будет такая возможность, передайте Юрию Алексеевичу, что лично я, хоть и не вхожу в руководство, именно его вижу лучшим командиром первого советского корабля, высадившегося на Луне. И собираюсь отстаивать свою точку зрения. Если, конечно, он свое здоровье за оставшиеся пятнадцать лет не угробит.
– А сам не хочешь?
– Куда, на Луну? Господь с вами!
– Зря ты так. Ну, Луна – это отдаленное будущее, но на орбиту мы летаем и будем летать. Неужели тебе не интересно, как ваши с Антоновым способности будут работать в космосе?
– А ведь он дело говорит, – сообщил мне Антонов. – Ты-то свое детство просто не помнишь, а я свое – прекрасно. Мечтал я стать космонавтом, чего уж теперь скрывать, мечтал. И даже, помнится, всерьез расстраивался, что, возможно, не доживу до межзвездных полетов, зато про Венеру, Марс и пояс астероидов никаких сомнений не было. Лет этак до четырнадцати, потом они начали появляться.
Блин, подумалось мне. От одного Шелепина я бы еще как-нибудь отбрехался, но от Антонова так просто не получится. Тоже мне, нашелся энтузиаст космонавтики!
– Сам ты энтузиаст, – не задержался с ответом духовный брат. – До сих пор даже не кандидат в члены ЦК, зря только в ВПШ штаны просиживаешь. Оказывается, это не такое простое дело, туда пропихнуть не пойми кого. Зато героический космонавт в ЦК войдет аж без вазелина, прямо сразу членом. Единственно, со временем у нас с тобой не очень, а тренировки на космонавта могут его немало отнять. Но тут можно сыграть на том, что ты будешь не пилотом и не командиром, а бортинженером. Кто, кроме тебя, сможет нормально настроить заглючившие компы на орбитальной станции?
– Фроловский.
– Во-первых, у него близорукость. А во-вторых, вам там обоим работы найдется по уши.
– Ладно, уговорил, змей.
– Не змей, а дракон, это разные зверюшки.
– Пожалуй, вы правы, Александр Николаевич, – вздохнул я. – До полетов на Луну надо еще дожить, а на орбите уже сейчас работать и работать. Дел хватит и мне, и Фроловскому.
– Он же очкарик.
– Феоктистов тоже, и ничего, нормально слетал.
– Вот именно, а потом прилетел и начал мутить воду – мол, нечего людям на Луне делать, а тем более на Марсе.
– Так ведь умный человек, никуда не денешься. Значит, я в общих чертах согласен, вот только много времени на подготовку выделить не смогу. Да и рост у меня метр восемьдесят пять, для космонавта многовато.
– А это уже вы с Гагариным сами решите. И с Челомеем, он же делает орбитальную станцию «Алмаз».
– Ах, да, – вспомнил я. – Владимир Николаевич просил помочь ему отбиться от дурацкого указания установить на станцию двадцатитрехмиллиметровую пушку Нудельмана.
– Это не ко мне, к Устинову. И почему дурацкого?
– Да не будет ее никто на абордаж брать! А если найдутся такие идиоты, так им за глаза «Калашникова» хватит. У всей космической техники, что у нашей, что у ихней, корпуса чуть ли не из фольги.
Кстати, история с автоматом получила неожиданное продолжение.
К апрелю у нас Антоновым уже появилась уверенность, что с лейкозом «товарища» Якова Гольдберга мы справимся, и довольно скоро. У него тоже, в силу чего Семичастный сообщил мне:
– Пора нам, Витя, поиметь с твоих усилий небольшой гешефт (вообще-то с моих, уточнил Антонов). Разумеется, откровенно что-то врать ни Нинель, и Яков не станут, так далеко их благодарность не заходит и не зайдет, но впасть в небольшое добросовестное заблуждение они, кажется, уже почти согласны. И значит, подумай, откуда и как Нинель сможет разузнать о том, что работы по установке на «Мальчика» автомата Калашникова наконец-то увенчались успехом.
– Тогда уж не на «Мальчика», его на фиг снесет отдачей, тем более на Луне, а на второго «Аспиранта». Заодно и название для него появится – «Вертухай». И где мне автомат получить? Со штык-ножом и патронами.
– Зачем?
– Во-первых, для правдоподобности, а во-вторых, на всякий случай. Пусть пока повисит на стене в кабинете. А то мало ли, вдруг внезапно грянет какая-нибудь перестройка пополам с демократизацией.
Зачем вообще понадобилось сливать американцам такие сведения, я не спрашивал – и так ясно. Их лунная программа вышла на финишную прямую. И если не первая, то третья или четвертая экспедиции могут получить задание слегка помародерить на месте высадки моих луноходов. Так пусть имеют в виду, что лагерь бдительно охраняют «Вертухаи» с автоматами.
Гагарин с Береговым вернулись с орбиты шестнадцатого апреля в «Союзе-6», а в понедельник пятого мая первый космонавт приехал в НИИ «Мечта».
– Я к вам прибыл, можно сказать, един в двух лицах, – заявил Юрий, поздоровавшись со мной. – Первое лицо – командир отряда космонавтов. Второе – человек, которому очень хочется посмотреть на легендарные луноходы вживую.
– В трех, Юрий Алексеевич, – уточнил я. – Третье – это первый космонавт, поглазеть на которого сейчас сбежится половина института, если мы немедленно не скроемся в корпусе «Б». Моя жена, вон, уже сбежалась. Знакомьтесь – Вера, шеф-пилот «двойки» и «пятерки».
– Очень приятно, Юрий. Тогда действительно пошли. И давайте по-простому, на «ты», мы же коллеги и не настолько еще все старые, чтобы обращаться к друг другу на «вы» и по имени-отчеству.
Гагарин с удовольствием погонял по актовому залу первого «Мальчика», который после второго капремонта был еще довольно бодр, но естественно, к полетам куда-либо уже непригоден. Полюбовался на второго «Аспиранта» с подвижным кронштейном для автомата сбоку. Почему-то Семичастный категорически возражал против названия «Вертухай», и в документах эта модель называлась «Страж».
И наконец, Гагарин перешел к делу.
– Я поддерживаю твое решение влиться в наши ряды, – сказал он. – Но ты должен понимать, что подготовка отнимет довольно много времени. И надо будет пройти жесткую медкомиссию.
– Насчет времени – могу ездить в Звездный по воскресеньям на весь день. Кроме того, какие-то тренировки желательно организовать здесь, в «Мечте», корпус «В» сдадут летом. Это согласовано…
Я ткнул пальцем в потолок и продолжил:
– А медкомиссия меня не очень волнует. Мы с Ефремовым вылечили уже довольно много народу, одних безнадежных двенадцать человек, это если не считать последнего, с которым пока еще работаем. И уж мое-то здоровье давно приведено в полный идеал. Я, может, и не самый здоровый человек на свете, но в первую десятку вхожу точно.
– Хотел спросить – так это правда, что вы успешно лечите какими-то нетрадиционными методами?
– Да, правда, только болтать о ней не надо. Безнадежных больных в миллионы раз больше, чем мы можем вылечить.
– Это понятно… вот только…
– Юр, у тебя что, кто-то из друзей или родственников загибается?
– Нет, но у Павла Беляева что-то неладное с желудком.
Ага, подумал я. Небось та самая язва, которая меньше чем через год сведет его в могилу. Если, конечно, не вмешаемся мы с Антоновым.
– Сам-то он лечиться у нас согласен? Без этого, боюсь, ничего не получится.
– Наверное, согласен, да и дисциплину пока еще никто не отменял.
– Тогда пусть приезжает сюда, с Ефремовым я договорюсь сам, только предупреди за пару дней.
– Отлично, но я, если можно, хотел бы задать еще один вопрос. Неужели тебе не хочется слетать на Луну? Или на Марс?
– Хочется. Вот только… Юр, ты когда сюда ехал, не обратил внимания на микрорайон Беляево?
– Да, неплохо смотрится, но при чем он тут?
– А при том, что один полет на Луну стоит как Беляево, Коньково и Теплый Стан, который еще не начали застраивать, вместе взятые. Только один полет, без учета расходов на саму программу. Я, конечно, хотел бы побывать на Луне, все-таки интересно, но не ценой того, что десятки, если не сотни тысяч человек так и останутся жить в переполненных коммуналках, общагах, а то и вовсе в бараках.