уделить главное внимание обучению войск. Политбюро считает, говорил И. В. Сталин, что Наркомат обороны усилили, возвратив туда меня, и ждет активной деятельности.
Так закончился этот разговор с И. В. Сталиным. На следующий день я целиком переключился на боевую и учебную подготовку армии. С этого момента и вплоть до войны я виделся с И. В. Сталиным очень редко.»
(К. А. Мерецков. На службе народу)
Мне даже представляются ехидные лица редакторов в издательстве, которые сочиняли Мерецкову этот анекдот. Настолько это всё бесстыдно и пошло! Еще, наверно, хихикали, когда писали.
«Необходимо сейчас уделить главное внимание обучению войск» — ага, а то Мерецков мог и забыть, о чем в своем докладе на Совещании говорил и какие задачи нарком Тимошенко поставил. Хорошо, хоть Сталин напомнил. Вызвал в кабинет! А наркома обороны поставил в известность, что его заместитель будет ходить к руководителю партии и докладывать текущие дела? Интересно, чем так Семен Константинович насолил хрущевско-брежневской мафии, что его наркомовскую биографию превратили в подобное непотребство? Хотя, «интересно» — это фигура речи. Известно чем. Харьков 42-го — там корни…
В реальности, ни через три дня, ни через четыре или пять, Мерецкова в кабинете Сталина не было. Зато он был там 14 января, в день назначения его заместителем по боевой подготовке, а Жукова начальником Генштаба. Вместе с Наркомом С. К. Тимошенко. Только Тимошенко находился в кабинете с 16.55 до 19.15, а Жуков с Мерецковым — с 18.55 до 19.15. Всё, как положено. Нарком Обороны доложил Сталину текущие дела, из приемной вызвали ожидавших там заместителей и поздравили с новыми назначениями. Свободны. Работайте.
«С этого момента и вплоть до войны я виделся с И. В. Сталиным очень редко». Да нет, наоборот всё. Вот после назначения заместителем наркома Кирилл Афанасьевич почти поселился в сталинском кабинете. Но только вместе с наркомом, разумеется.
20 января к Сталину в 22.15 пришел Тимошенко, в 22.20 в кабинет вошли Буденный, Кулик, Смородинов, Мерецков, работали до 0.55.
25 января снова в кабинете у Сталина нарком обороны с Мерецковым и Буденным. И 29 января, и 30 января, и 1-го февраля, и 12-го февраля, 22-го февраля, 25-го февраля…
И ни разу в кабинете Сталина Кирилл Афанасьевич не был без наркома Обороны. Такая же история в мемуарах у Василевского, там Александр Михайлович вдвоем с Шапошниковым ходили к Сталину. Тоже без наркома Обороны, которым тогда был Ворошилов. Зачем Сталину нужен был Ворошилов, если его советником был Шапошников, правильно?
Открываем журнал посещений кабинета Сталина с первого дня войны с финнами, и видим в нем, что каждый день у Сталина Ворошилов, Шапошников и Смородинов, бывший в то время заместителем начальника Генштаба. Причем, Ворошилов всегда заходил в кабинет раньше, а уходил позже.
После откомандирования Смородинова к Тимошенко на Северо-Западный фронт, каждый день в кабинете у Сталина Ворошилов, Шапошников и Василевский. И всегда Климент Ефремович приходит раньше, а уходит позже.
Нет, пару раз Шапошников был в кабинете у Сталина без Ворошилова. Заскакивал минут на 10–15. Быстренько давал советы и ускакивал. Заодно, наверно, подписывал у Сталина какие-то документы, зачем, собственно, начальник Генштаба только и мог зайти в его кабинет в отсутствии наркома обороны, своего прямого начальника.
То, что есть в мемуарах маршалов насчет того, как они мимо наркомов бегали к Сталину докладывать «текущие дела», что закрепилось в историографии — мажет грязью не столько даже самих Ворошилова и Тимошенко, как руководителей ведомства, с которыми не считался Сталин, а именно Сталина. Представьте себя на месте руководителя, подчиненные которого бегают с докладами к вышестоящему начальству, минуя вас. Красивая ситуация?
Также, судя по Журналу, Г. К. Жуков, начальник Генштаба, ни разу не попал в кабинет Сталина без своего наркома. Советовали Сталину они! Как же! Портфели с ногами. Да-да, зачем начальник Генштаба ходил вместе с наркомом к Сталину? Ну не самому же наркому таскать карты, справочные материалы и подготовленные документы! Принес, разложил, стой с блокнотиком у стола с карандашиком наготове, записывай указания и проекты документов, которые тебе, как начальнику Генштаба, нужно подготовить.
Если у тебя, как у начальника Генштаба, есть свое мнение и взгляд, то у тебя есть твой прямой начальник — нарком. Вот ему в его кабинете и излагай. А если ты в кабинете у Сталина выскочишь со своим мнением, о котором нарком либо не знает, либо его отклонил, то тебе сам Сталин скажет, что ты рамсы попутал…
* * *
А тяжела же шапка Мономаха! Т. е., фуражка Сталина. Некоторые его «защитники» от клеветы уже даже успели придумать, будто у Сталина до 6 мая 1941 года, когда он стал Председателем Совнаркома, еще и власти не было, он был всего лишь партийным секретарем. Одновременно, эти же «защитники» приписали массовые расстрелы 37-го года стремлению партноменклатуры воспрепятствовать намерению Сталина отстранить ее от власти. А сам-то он не собирался уходить на партийную пенсию писать мемуары о революционной молодости? Сам же был главным партноменклатурщиком страны!
Именно в то время, когда происходила эта катавасия с начальниками Генштабов, Иосиф Виссарионович никакой должности, кроме секретарской, не занимал. Но наркомы и военачальники с вечера у него в кабинете. Насчет вечернего режима работы — тоже будет. У Ленина, кстати, такой же режим был.
И, заметьте, никто из стоявших посередине ковра в кабинете Сталина, даже не пытался вякнуть: «А ты кто такой? Секретарь какой-то! У меня свой нарком есть». А у наркомов — Предсовнаркома.
Наверно, эти люди понимали нечто такое, чего не дано понимать ученым-историкам.
Глава партии. Правящей. Народ доверил власть твоей партии. Обгадится партия во власти, огорчит народ, так первый спрос будет с тебя, как с главы партии. И стрелки на Молотова не переведешь, мол, он не вытянул должность председателя правительства. И на Ворошилова не переведешь — не соответствовал должности главного военного. А ты куда смотрел? Теоретические статьи по марксизму писал, времени у тебя не было?
Хотя, потом Иосифа Виссарионовича сменили такие, что и свои доклады сами не писали…
Я чем больше занимаюсь историей сталинского периода СССР, тем больше поражаюсь этому человеку. Это даже не деликатность. Это у него было что-то болезненное даже. У него была какая-то болезненная фобия, боязнь кому-то причинить неудобство, нечаянно обидеть. И чем ниже по рангу человек, тем больше…
Никогда мои самые адекватные начальники не вызывали меня к себе среди рабочего дня. Я не имею ввиду тех начальников, которые сидели в соседних