— Не спишь? — прошептал в ухо Алешка.
— Нет.
— Пойдем, побродим?
Славка с готовностью вылез из-под нагретой шкуры, в нее тут же с головой завернулся Влад.
— Да оружие-то зачем? — удивился Алешка, шнуруя куртку.
— Привык, — усмехнулся в темноту Славка. Рассказать другу про Колодец он так и не решился.
В ночной степи далеко виден костер. Темным силуэтом мелькнул на его фоне Атен. Луна висит так низко, что кажется, протяни руку — и теплый мячик упадет в ладонь. И пахнет ночью в степи совсем не так, как днем. Славка повел плечами, сбрасывая нерешенные проблемы, недодуманные идеи и навязчивые страхи. Не стоит ничего откладывать «на потом». Нужно успевать радоваться этой ночной степи, разговору и просто тому, что есть друг. Настоящий.
Возвращаясь к стоянке, наткнулись на Влада. Мальчишка сидел, опершись спиной о скалу, прикрывавшую его от костра и несущего вахту Атена.
— Чего не спишь? — Алешка присел перед Владом на корточки.
— Уснешь тут. Топают, как стадо слонопотамов, — огрызнулся тот в ответ. Это было наглым враньем: мальчишки давно научились ходить бесшумно. Он явно хотел от них избавиться, и Славка потянул Алешку за куртку: пошли, мол. Но друг отмахнулся и решительно подвинул Влада, устраиваясь рядом.
— Ну?
— Не нукай, не запрягал, — процедил тот сквозь зубы.
— Давай, колись.
Влад повозился, вытирая курткой камень.
— Я все думаю: а как все было бы, если бы Костя сбежал с нами? Славка, ты бы отправил его вместо Даня, а?
Славка сглотнул.
— Нет, — и добавил, чтобы прозвучало убедительнее: — Дань, он все-таки … ну, сильнее, что ли. Спокойнее. Был.
— Зато он бы оказался с нами у заговорщиков, — кивнул Влад. — Думаешь, нам, ну, не только Лешке, не хреново было смотреть, как тебя там мордовали? Могли ведь — и его. А если бы я не сбежал, Костя остался бы жить. Твою мать, если бы можно было все вернуть! Я виноват еще похлеще Антона, я-то хотел быть Костиным другом, — Влад с досадой мотнул головой. — Ладно, все, идите спать. Давайте, топайте. И прекратите за мной следить, не собираюсь я убивать Антона. Знаете, в детском садике как-то наступил на гусеницу — толстую такую, зеленую — она у меня под ногой — в такую, то ли слизь, то ли кашу, мерзкую, бе… — Влада передернуло. — Вот, а половина ее осталась целой и шевелилась. Я туда неделю не ходил, на ту тропинку. Как вспомню, так блевать тянет. Я к Антону, как к той гусенице: не могу его тронуть, противно. А Ласка, если бы мог, так еще раз бы вызвал! — неожиданно взъярился Влад. — Жаль, себя не вызовешь, — он успокоился так же внезапно, как взорвался.
Влад запутался. Никакие разговоры со Славкой или Алешкой не могли ему помочь. Вот разве что Талем — но именно к нему мальчик не подошел бы после вчерашнего ни за какие коврижки. Вот дурак, и как только раньше ничего не заметил! Не встрял бы так по-глупому. Потянуло его, видишь ли, с Лерой поговорить. Устал думать о тяжелом, выматывали, выжимали досуха мысли, что Костя мог бы остаться жив, хоть о землю долбись из-за невозможности все исправить.
Время выбрал поудобнее: уже стемнело, и поставили первый караул. Выждал, когда Лера возвращалась от родника, заступил дорогу на узкой тропинке.
Решил взять упрямством, как же — он уже взрослый, он может! Дурак! Еще бы втюрился, как Лешка, так понятно. Влада-то тянуло совсем за другим, если уж быть честным перед самим собой до конца. «Мне очень нравится другой человек», — вспоминался голос Леры, и каждый раз он казался еще более холодным и презрительным, в нем не осталось ни нотки мягкости и нежности. Влад разозлился тогда: быстро же нашла, а еще недавно шарахалась от каждого мужчины. Все девчонки такие, и пусть Лешка не надеется, что Алька другая.
О ком говорила Лера, догадаться было не сложно: вот они, уединенные прогулочки с ведуном. Влад выпалил:
— Твой Талем — вобла сушеная, никого не любит и не сможет любить! А в Росвеле так он вообще наплевал, что меня убьют, лишь бы князь на него не разгневался.
— Про Росвел ты и сам все понимаешь, — холодно ответила Лера. — А что до любви — так это мое дело. Мое и Талема.
Ее лицо белело на фоне темных сосен и показалось Владу нарисованным. Вспомнились все мечты: как он встанет перед ней не мальчишкой, а воином; как представлял ее обнаженной. Он слишком свыкся в мыслях с тем, что Лера может быть рядом. Вымещая разочарование, зло бросил:
— Или ты думаешь, что я еще пацан зеленый и ничего не умею? У меня уже была женщина, уж смогу тебя удовлетворить.
Тонкие ноздри дрогнули, брови сошлись на переносице. Лера завела руки за спину и сказала напряженным голосом:
— Пропусти меня.
Влад схватил ее за плечи — девочка и тут не вскинула руки, по-прежнему сплетая пальцы за спиной. Это показалось хорошим знаком, и он наклонился, чтоб ее поцеловать. Лера с силой толкнула плечом, высвобождаясь:
— Пусти! Дурак! Хочешь, чтобы я тебя, как Вилла, задушила?!
Влад растерянно выпустил девичьи плечи: она угрохала тэма? Лера шагнула назад по тропе и оттуда сказала:
— Если бы о тебе не говорил Костя — по-хорошему, как о друге — я бы решила, что ты сволочь.
Влад тогда закрыл глаза и с силой стукнулся затылком о сосну. Вспомнив это, он повторил движение, ударившись о скалу. Лера не хотела ему отомстить, Влад был уверен. Да и казалось, что их с Костей дружбу остальные считают блажью-придурью со стороны Влада и уступкой — с Костиной. Но Лерины слова задели больше, чем если бы она дала ему по роже.
Глава 18
Росдок был слишком близок к границе и слишком стар, чтобы не иметь крепостной стены. Спокойный город с крупным для приграничья базаром и разумно правящим сэтом. Ворота запирались на ночь, а днем стояла стража, проверяла подорожные и требовала монеты за въезд — на благо города. Дело было прибыльное: через Росдок шло много караванов, не только своих, но и соседских — Семиречья, Стального.
К счастью, Талем благоразумно выправил документы и для путешествия по Сизелии, и после полудня небольшой отряд — а для стражников группа детей с учителем — въехал в город. Был тот переломный час, который уже нельзя назвать дневным, но еще трудно — вечерним. Лошади мягко ступали по утоптанной глине, нежаркое красноватое солнце красило розовым невысокие дома, полускрытые живой изгородью. Из-под куста выскочил черно-белый щенок и звонко облаял чужаков, припадая от усердия на передние лапы. Остальным же до путников не было никакого дела.
Ближе к центру стало многолюднее. Из окон трактира слышалась музыка, кто-то пел тонким голосом романтическую балладу. Филат осмотрел крепкую коновязь, подростков-рабов в темных одинаковых рубахах, скользнул взглядом по вывеске на втором этаже, кованых воротцах, перекрывающих путь в конюшню, и решительно завернул лошадь. Тут они поживут несколько дней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});