– Думаю, там опять мина, – сказала она, спускаясь мимо очередной ярко-зеленой надписи.
– Я тоже видел, – ответил Чет. – Погодь секунду.
Зула остановилась и заставила себя поглядеть в глубину колодца. Чет стоял на лестнице в самом низу и вытаскивал «лезерман». Раздался щелчок перекусываемой проволоки, потом несколько секунд абсолютной тишины, пока они ждали взрыва.
– Вроде все в порядке, – объявил Чет.
Террористы даже не потрудились спрятать мину. Она лежала прямо под лестницей – выгнутый прямоугольник, прикрученный к нижней ступеньке нейлоновыми стяжками.
– «Клеймор», – объявил Чет. – Противопехотная мина. На лестнице никого не осталось бы.
– Ты как себя чувствуешь? – спросила Зула, потому что про мину вроде больше было сказать нечего.
– Неплохо! – с легким удивлением ответил Чет. – Посижу немного, отдохну и нагоню тебя перед следующим поворотом. – Он махнул фонариком в сторону одного из трех штреков, расходящихся из камеры. – Пройдешь метров сто, наш штрек будет второй слева.
Зула уже подметила, что состояние Чета улучшается на выбросах адреналина и ухудшается на тех переходах, где ничего не происходит. Сейчас он выглядел бодрым, и просьба о передышке ее удивила. Но, может, он просто вежливо намекает, что хочет остаться один и пописать. Не удивительно, если вспомнить, сколько воды он выпил. Так что Зула дошла по штреку до второй дыры слева. Здесь вновь пахнуло аэрозольной краской, но не только – из дыры отчетливо тянуло свежим воздухом.
Она выключила фонарик, дала глазам привыкнуть к темноте и убедила себя, что видит на влажных стенках слабый отблеск дневного света.
В следующее мгновение этот отблеск исчез в свете фонаря сзади. Чет отлил или что там ему было надо, и теперь нагонял Зулу. Он снова шел тяжело, шатаясь от стены к стене, и на ходу застегивал кожаную куртку, как будто ему вдруг стало холодно.
– Там выход, – сказала Зула.
– Дальше ты дорогу найдешь, – кивнул Чет. – Просто иди медленно и смотри, нет ли мин.
На сей раз он позволил ей идти первой. Зула прошла футов пятьдесят, дождалась, пока Чет нагонит, и двинулась дальше. Главную выработку пересекали еще несколько поперечных, но сомнений, куда идти, уже не было: в туннеле дышалось куда легче, и темнота стала чуть более серой. Зула нарочно ступала совсем медленно, чтобы не отрываться от Чета – все равно потом ждать, – а в таком темпе она могла внимательнее высматривать мины-ловушки. Они добрались до главной штольни, где сохранились рельсы, и нашли вагонетку-платформу в относительно исправном состоянии. Зула, убедившись, что там нет стальной проволоки и мин «Клеймор», убедила Чета сесть на платформу, уперлась руками ему в плечи и принялась толкать вагонетку по рельсам. Штольня оказалась на удивление длинной, зато с каждым поворотом в ней становилось светлее, и наконец, повернув в очередной раз, они ослепли от солнца, бьющего прямо в устье. Здесь было самое очевидное место для мины-ловушки, так что они подождали, пока привыкнут глаза, немного перекусили, а Чет засосал еще бутылку воды. Потом он встал, и еще ярдов сто они прошли медленно, шажок за шажком.
Последняя ловушка была всего-навсего стальной проволокой, протянутой от стены к стене на высоте щиколотки за два ярда до выхода, где всякий торопящийся выйти из штольни припустил бы почти бегом. Чет велел Зуле перешагнуть проволоку и отойти подальше. Только когда она была достаточно далеко, он пустил в ход кусачки – боялся, что при этом сработает особо подлое самодельное взрывное устройство. Однако ничего не произошло, и Чет, пошатываясь, вышел из штольни, похожий на дух рудокопа, умершего в забое сто лет назад.
Они проделали меньше мили по прямой, но вступили в другой мир. Зула догадывалась, что преобладающие южные ветра с Тихого океана обильно снабжают долину влагой: воздух тут был куда более сырой, чем со стороны шлосса, а растительность принадлежала к совершенно иному биоценозу. Они вошли в штольню из аридной каменной пустыни, а вышли во влажный лес.
Влажный и девственный. На этом конце штольни не было граффити и мусора. Чуть поодаль виднелись утоптанные места для палаток и кострище, но если другой вход был на расстоянии недолгой езды от Элфинстона и пешей прогулки от шлосса, то в это место, зажатое между границей и почти непроходимым хребтом, люди почти не забредали. Будь здесь какие-нибудь особенные красоты, любители пеших походов и горных велосипедов уж как-нибудь добрались бы и сюда, однако Банфский национальный парк куда живописнее, а попасть туда – много легче, так что эти края привлекали только контрабандистов и членов «Аль-Каиды».
Между деревьями и на склоне еще лежал подтаявший снег, но из-под него тоже сочилась влага, прокладывая в грязи миниатюрные русла. Струйки сливались в ручейки, потом – в бурные холодные ручьи и, наконец, примерно милей ниже, – в полноводную реку. Чет и Зула не видели, но слышали, как дальше река шумно низвергается с высокого уступа. Место это, расположенное почти точно на границе, официального названия не имело, а немногочисленные местные жители знали его как «Американский водопад».
* * *
Оливию, разумеется, предупреждали, что в работе МИ-6 нет никакой романтики. Другими словами, что будни разведки совсем не похожи на кино. Ее собеседникам было даже как-то неловко об этом говорить. Не станет же человек, достаточно умный и сведущий, чтобы его взяли в МИ-6, воображать, что попадет в бесконечный сериал про Джеймса Бонда?
Так что она с самого начала знала, что впереди – кропотливый и крайне неромантический труд. Работа в Сямыне вполне оправдала эти ожидания. Бурный заключительный этап не в счет – Оливия прекрасно понимала, что это исключение.
Однако все усилия наставников развеять иллюзии и охладить надежды не подготовили ее к поездке из Уэнатчи в Бурнс-Форд на общественном транспорте. Ей повезло: она попала на автостанцию в Уэнатчи за несколько минут до того, как по расписанию должен был уйти автобус в Спокан. Ушел он на полчаса позже. Дело житейское. Оливия купила билет за наличные, залезла в обшарпанный междугородний автобус, пропахший затхлостью и ароматизатором воздуха, и следующие несколько часов смотрела в окно на безжизненные нагорья центральной и восточной части штата Вашингтон, стараясь не слишком привлекать внимание помятых старичков и трудовых мигрантов. Наконец она вылезла на авто– и железнодорожном вокзале Спокана, города наверняка замечательного, но в сумерках совершенно унылого и безликого. Здесь было на десять градусов холоднее, чем на побережье. Следующий автобус в Бурнс-Форд уходил только завтра утром. Чтобы остановиться в гостинице, пришлось бы показать документы, а значит – наследить, поэтому Оливия нашла приличный итальянский ресторанчик, очень медленно поужинала и расплатилась наличными. Потом отыскала кинотеатр и попала на последний сеанс комедии для подростков. Оттуда она вышла примерно в час ночи. Все было закрыто, даже бары. Оставалось одно – гулять, делая вид, будто идет куда-то по делу. В конце концов, проходить пять часов по улице – не смертельно. На ней были удобные туфли на низком каблуке, а ходьба согревала, несмотря на чересчур легкую для этих краев одежду. Впрочем, часа через два, бредя по бесконечной торговой улице, Оливия наткнулась на круглосуточный кафетерий. Там она съела самый обильный в своей жизни завтрак, еще час читала единственный номер «Ю-эс-эй тудей»,потом расплатилась наличными и вышла на улицу.