меня не перенесли в другое место, я должен находиться в долине Уэрфано, около Одинокого холма. А может быть, даже на его вершине? Я помнил, как мы спустились вниз, на равнину, как меня ударили и как я упал без сознания. Но ведь индейцы могли снова принести меня на холм.
Да, я находился на какой-то возвышенности, поскольку не видел перед собой земли. По всей вероятности, на вершине холма. Такое предположение подтверждалось тем, что голоса доносились ко мне снизу.
Песнь смерти оборвалась. Я услышал крики, — очевидно, слова команды, резко и злобно произнесенные на гортанном языке арапахо. Вдруг, уже ближе ко мне, раздались голоса двух людей, разговаривавших между собой. Говорили индейцы. Постепенно голоса становились отчетливее. Индейцы приближались. Они остановились совсем рядом, хотя я по-прежнему их не видел. Вдруг чьи-то пальцы сдавили мое горло, а по щеке скользнуло холодное лезвие ножа, и его заостренный конец сверкнул у меня перед глазами. Я вздрогнул, думая, что смерть близка. Но я ошибся.
Раздался скрип разрезаемого ремня. Моя голова освободилась, хотя кляп по-прежнему оставался во рту.
Теперь я мог оглядеться. Моя догадка оказалась правильной: я находился на вершине холма, на самом краю площадки, и видел всю долину, раскинувшуюся внизу.
По обе стороны от меня стояли раскрашенные индейцы. Один из них — простой воин, а второй — вождь. Я сразу узнал длинную, тощую фигуру и волчье лицо Кровавой Руки, свирепого вождя арапахо! Только сейчас я заметил, что обнажен до пояса. Меня это не удивило. Естественно, что индейцы сорвали с меня одежду, прельстившись моим мундиром с желтыми пуговицами, которые, по их мнению, были сделаны из чистого золота. Но очень скоро мне предстояло узнать, что они раздели меня совсем по иной причине.
И тут я понял, что сделали со мной арапахо: я был привязан ремнем к деревянному кресту.
Глава LXI
ТАИНСТВЕННЫЙ КРУГ
Молчание нарушил торжествующий голос индейского вождя.
— Хорошо! — закричал он на ломаном испанском языке, как только заметил, что я взглянул на него. — Хорошо! Бледнолицый еще жив! Сердце Кровавой Руки радуется этому! Дай ему выпить огненной воды, пусть к нему вернутся жизнь и силы, чтобы смерть показалась еще страшней!
Индеец, к которому было обращено приказание, тотчас же вынул у меня изо рта кляп и, поднеся к моим губам тыквенную бутыль, наполненную виски, влил его мне в рот. Напиток немедленно произвел действие, которого добивался вождь. Не успел я проглотить жгучую жидкость, как силы начали возвращаться ко мне, и я еще ярче представил себе, какие ужасы меня ждут.
Размахивая перед моими глазами длинным испанским ножом, вождь продолжал:
— Бледнолицая собака! Теперь ты увидишь, как Кровавая Рука умеет мстить врагам своего народа! Убийцу пумы и Белого Орла ожидают не одна, а сотня смертей. Они насмеялись над девушкой лесов, и она последовала за ними. Она будет отомщена, и Кровавая Рука тоже порадуется.
С дьявольским смехом вождь поднес нож к моему лицу, словно собираясь вонзить его мне в глазах. Но он хотел только напугать меня.
«Стало быть, — подумал я, — Уингроув еще жив, а проклятая Су-ва-ни где-то поблизости!»
— Карамба! — вновь вскричал дикарь. — Что тебе обещал Кровавая Рука? У живого снять мясо с костей? Но нет, этого мало. Арапахо придумали более сладкую месть, которая успокоит души убитых воинов.
После еще одного взрыва сатанинского смеха, пожалуй, более жуткого, чем все его угрозы, вождь продолжал:
— Бледнолицая собака! Ты отказался научить арапахо стрелять из мушкетов, но все же ты дашь им один урок, прежде чем умрешь. Ты скоро узнаешь, какую приятную смерть мы тебе приготовили. Ак! Поторопись, — продолжал он, обращаясь к индейцу, — подготовь его для жертвоприношения. Кровь наших братьев взывает о мести. Вот это сделай белым с красным пятном в самой середине, а остальное выкрась в черное.
Эти таинственные слова сопровождались соответствующими жестами. Острием ножа Кровавая Рука начертил круг на моей груди, как будто вырезывал его на коре дерева. Царапина была неглубока, но все-таки на коже выступила кровь. Когда же вождь произнес «красное пятно в самой середине», он, как бы желая пояснить свои слова, сделал ножом глубокий укол, из которого потекла кровь уже обильнее. Я не мог бы уклониться, даже если бы он вонзил нож по самую рукоятку, так крепко был я привязан к столбу. Не мог я и ответить на его угрозы или спросить, что он намерен со мной делать: у меня во рту по-прежнему был кляп. Впрочем, любые мои слова были бы бесполезны. Я знал, что, если бы я обратился к вождю с мольбой о пощаде, он ответил бы мне одними насмешками и издевательствами. Пожалуй, было к лучшему, что я не мог говорить.
Дав последние указания своему спутнику и еще раз повторив тем же торжествующим тоном свои кровожадные угрозы, вождь отошел в сторону, и я потерял его из виду. Судя но шуму, время от времени долетавшему до меня, я понял, что он спустился с холма и вернулся к своим воинам.
Теперь наконец я мог посмотреть вниз. Раньше мне было не до этого. Пока Кровавая Рука стоял около меня, блестящее лезвие его ножа непрерывно мелькало у меня перед глазами, и я не знал, в какой момент этому свирепому дикарю придет в голову прикончить меня. Теперь, когда он ушел и я получил передышку, мой взгляд невольно устремился вниз. Там мне открылось зрелище, которое при других обстоятельствах повергло бы меня в ужас. Но я был настолько измучен, что уже ничто не могло меня тронуть. Даже окровавленный труп моего оскальпированного товарища не произвел на меня особого впечатления. Я ожидал этого — не могли же мы все остаться в живых.
Глава LXII
КРАСНОКОЖИЙ ХУДОЖНИК
Первое, что я увидел, была окровавленная голова убитого. Я сразу узнал его. Этот толстяк мог быть только нашим