Читать интересную книгу Газета "Своими Именами" №22 от 29.05.2012 - Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль)

Спрашивается - ну и что со всем этим делать? Если проигнорировать, «не заметить», то и получится в духе мельмановских «тяжелейших грехов в душе»… Либо в духе превратности судеб на фоне красивой северной природы. Либо еще как-нибудь в том же духе. А если не игнорировать? Не знаю, у кого как, а у нас Замысел и его воплощение вырисовываются так. Фильм «Остров» - это богоборческая (в контексте сюжета - антиправославная) инверсия библейской притчи об Авеле и Каине. Приуроченный к построению развитого социализма в СССР (1976 год – XXV «съезд брежневских победителей») фильм с описанной выше, кощунственной по сути фабулой наряду с отрицанием моральных, мировоззренческих устоев несет зрителю также и сценически оформленный антисоветский посыл… Вот, собственно, и всё. По сути-то, конечно, мелкие придирки. Шлифовка граней… А так – успех! Ну несомненный успех!

Фильм «Царь», привнесенный следом на гребне «успешной островной» волны, был сконструирован опять же как притчевый – с глобальным (как в «Острове») посылом и двумя крупноплановыми персонажами в качестве «Давида и Голиафа». Одновременно он же подан как историческая драма времен 36-летнего Ивана Грозного. Эта двойственность (притча и одновременно историческое действо) добавило полярности в зрительских оценках. Так, апологеты притчевого посыла - «то, что мы называем русской властью, противно человеческой природе и царю небесному» - ожидаемо реагируют в стиле «Лунгин супер!». Многие же другие (в том числе авторитетные историки, литераторы и церковные деятели) не просто с этим не согласны, но и, сверх того, напирают на антиисторичность и русофобию, в художественном же плане определяют картину как гротеск, бутафорию, лубок. Или, перефразируя Черномырдина – хотели как притчу, получилось как китч.

Кстати, по формулировке посыла. Что касается первой ее половины (до запятой), она исходит от самого Павла Семеновича (см. alldayplus.ru/lifestyle «Грозный царь – грозное время»): «Иван Грозный во многом определил… то, что мы называем русской властью»… И от него же рефреном чуть ниже – «…заложил основы того, что мы теперь называем русской властью». Что касается второй половины (после запятой) - в фильме «Царь» соответствующая символика возникает в знаменитой сцене с медведем: свирепый зверь терзает блаженную девочку (читай Русь) и одновременно втаптывает в грязь ее икону (читай религию).

Вообще по тематике «Царя» Павел Лунгин высказал немало любопытного, и мы здесь просто цитируем (источник см. выше): «Мне хотелось, чтобы фильм передавал достоверное ощущение веры, религии и власти XVI века. Поэтому приходилось много читать исторических источников, документов и научных трудов. И могу заверить: фильм достаточно близок к историческим реалиям. Например, все реплики Ивана Грозного в основном позаимствованы из его писем и воспоминаний. Мне было нужно максимально подробно воссоздать конструкцию русского Средневековья, насколько это возможно, конечно. Но все же «Царь» - не историческая монография или кандидатская диссертация. В первую очередь это интересное кино…». Как сказал бы в этом месте Горбатый в культовом фильме Говорухина: «Складно говоришь. Дальше». Так вот, а дальше в центре «интересного кино» у Лунгина «гениальный» Петр Мамонов. Имея в виду «разобраться в психологии власти» (ни больше ни меньше!) и как результат сотворить «более личное кино» - по сравнению с «Иваном Грозным» Сергея Эйзенштейна - Лунгин рассчитывает «познать внутреннее состояние Ивана Грозного через его (П. Мамонова. – Авт.) душу»… Ну нет нам преград! Вот бы еще Мамонов со своей «душой» и брендовым ликом был бы лет на тридцать помоложе - для той же самой «достоверности» и «близости к историческим реалиям»… Впрочем, если дальше повернет к экранизации того, как «то, что мы называем русской властью» укрощало новгородскую «ересь жидовствующих» (соответственно, и к исторически более позднему действу с Иваном Грозным в главной роли) - фактурные аргументы Петра Мамонова, может, окажутся и более кстати.

На этой оптимистичной ноте можно бы и закруглить тему «Царя». Пара-тройка серьезных вещей сказана (как мы это видим), и ладно. Если же буквально всё препарировать – методично реализуемый видеоряд с медведями, виселицами и дыбами, батальон «кающихся магдален» (только что из фитнесс-центра), младую царицу в стиле подруги Прохора Петровича (из «Охоты на пиранью»), реплики центрального персонажа типа «И сотников, и воевод - всех на кол посажу!», перегруженность действия символикой - легко и самому впасть в то, о чем речь. В отсутствие чувства меры.

Единственно разве что, не удержимся напоследок про немца – того, что «леонардово» колесо к «делу» приладил. То есть по символике Лунгина немец с русским заодно, чуть коснись тиранства, попрания свобод, душегубства и т.п. А что так? Понятно, что спиннинг здесь закинут в мутные воды Третьего рейха… Но ведь не только туда, но и во всю, почитай, историю той самой «русской власти». Так, немецкие наемники совместно с русским войском буквально несколькими годами позже (в 1571 году) отважно отразили набег на Москву крымского хана Девлет-Гирея (знаменитое сражение у подмосковной деревни Молоди). В XVII веке и далее немцы конкретно несли культуру и просвещение России (Кукуйская слобода и т.п.), за Россию же сражались и гибли. Соответственно, одним из столпов Дома Романовых стало со временем немецкое кастовое ядро, которое удерживало в государстве многие скрепы и которое радетелям тогдашних «свобод» и «прав человека» (так называемым западникам) вполне было за что невзлюбить.

Дьявол в деталях, а в кино детали – зачастую символы. И в этом смысле умное кино - всегда в какой-то степени «бал сатаны». В принципе рабочая, творческая для честолюбивого художника ситуация… Главное здесь, чтобы реально оценивать себя и свое творчество - через это и избежать дьявольского искушения претензий на собственное бессмертие. К стыду ли своему или нет – уж как получится.

* * *

Возвратимся, однако, к интервью. То, что формула «сам в себе режиссер» имеет в виду «всем нам мудрец», Александр Мельман как мог показал. А вот то, насколько эта же формула - свидетельство творческой и финансовой независимости Павла Семеновича, деликатно осталось за кадром. Наверное и правильно! – смотреть в светлое будущее следует ясным оком, сомкнув ряды и не заморачиваясь на спонсорские ложи. А в таком случае у нас ведь как? – «ежели который вчёный» (то бишь, «сам в себе» да еще и «режиссер»), ну и присоветуй ему наперед чего горючего, да на полный бак… Мы вот, к примеру, желали бы романтического триллера на тему Варфоломеевской ночи… или духовного изыска на предмет огораживания земель в период царствования Генриха VIII. Можно бы выступить и в освоенной Павлом Семеновичем тематике космического покаяния – скажем, соорудить притчу в стиле Тенгиза Абуладзе с местом действия в нынешней Грузии. Окрыленные спонсоры, надо полагать, наперегонки рванут в банки!

Есть, конечно, и приземленней чаяния, да и к нашим краям поближе - ведь взывают же в блогосфере после просмотра «Острова» и «Царя» в том смысле, что «побольше бы таких фильмов», «я весь фильм проплакала (типа жалко Мамонова), хочу продолжения» и т.п. Со своей стороны готовы подхватить иссякающий народный стон и предложить пару-тройку сценических идей. Так, один из вариантов, проходящий под условным названием «Архипелаг», углубляет и одновременно масштабирует мировоззренческий посыл фильма «Остров» с переносом действия в болота Сибири и солончаки Средней Азии. Другой проект проходит под условным названием «Отэц»; эта картина имеет в виду стать реинкарнацией фильма «Царь» для первой половины ХХ века и предпочтительно с Геннадием Хазановым в главной роли. Наконец, третий проект с условным названием «Светлый путь» - картина о том, как молодой тракторист Прохор самоотверженным трудом поднимает из руин сперва родной колхоз, затем район и в конечном счете область; в вознаграждение проявленной трудовой доблести к концу фильма Прохор, оставаясь все таким же молодым и статным, производится в герои соцтруда и председатели Верховного Совета.

Ну а если серьезно - и при этом чисто по-человечески - дал бы для начала роздыху себе, Павел Семенович, отвалился бы на месячишко другой от своего «осеннего марафона», от бесконечной этой виртуалитэ – ведь именно замороченность твоя и усталость проглядывают сквозь строки интервью. А наши болевые точки, наши кровоточащие раны – они не там, где ты роешь, хотя они всюду. Одна страна - два народа, один из них уроды – вот оно, то самое с тех пор, как дух Аллена Даллеса принял символическую капитуляцию от страны в холодной войне. И если в поверженной державе «не-уроды» и набросились когда на какой фильм «как на витамины», то это скорей говорухинский «Ворошиловский стрелок». Комментировать, полагаем, не надо. Делать хорошо фильмы под условным названием «Уроды» у нас сейчас и крайне трудно, и небезопасно – да мы, впрочем, тебя и не призываем.