у вас сын скоро будет. Ты же ждешь мальчика, да?
— Я жду, а она его не хочет! Сама сказала. На аборт готова была. И сразу как залетела, и как про пол узнала. Говорю же, психичка, дурка по ней плачет.
— Котик, это глупости, гормоны, бывает такое у беременных, поверь мне. Помнишь, как я истерила, когда носила Игорешу? Ты тогда ещё маленький был, не помнишь. А я ой, что творила. Славик, помнишь, как я плакала постоянно?
— Угу, — впервые за долгое время буркнул брат. Он уже достал телефон. И бездумно тыкал в него. Железный человек. Похер ему на всё шекспировские страсти, свидетелем которых невольно стал.
— Всё у вас будет хорошо, ну что вы истерики, скандалы. Зачем? Ребята, у вас сын скоро родится, ну что вы. Всё, мир?
Таня смотрела на меня, подмигнула. Я кивнула, как болванчик. Интересно, сколько выпил Сашка, как скоро он отрубиться, тогда я смогу убежать.
Сашка кивал покорно. И даже начал зевать. По Таниному велению мы сели вместе, взялись за руки. Я пыталась сохранять неподвижное состояние, чтобы муж не заметил, что я готовлю побег.
— Вот и хорошо, вот и ладно, щас я чаек сделаю, чай попьем и мы поедем со Славиком. Ночь на дворе. Всем спать пора.
Таня ушла на кухню, зашумел чайник. Она сметала осколки, чтобы их вид опять не разбудил в Сашка зверя.
— Зайка, я люблю тебя, ты моя хорошая, родная, самая лучшая.
Муж уткнуться мне в шею, целовал, лепетал нежности.
— Дай сыночка поглажу, — его ладонь легла на живот. Я удержалась, чтоб не скинуть Сашину руку. — Как ты там, сынок? Напугали мы тебя с мамой? Спать сейчас ляжем.
Мы выпили пустой чай. Гости ушли. Я осталась наедине с мужем, которого жутко боялась. Правда сейчас он вполне мирный, гладит мою спину, живот, шепчет о любви, обнимает. А я мечтаю, чтобы он уснул, я постараюсь убежать. Но куда? Он ведь знает, где живу. Напьется, придет убивать. И не будет Тани, которая погасит этот пожар. Я боюсь мужа. Это глупо отрицать. Я в лапах деспота, алкаша, неадеквата. И я рожу от него. Привяжу себя навеки.
Я плакала, стараясь, чтобы муж не заметил. Вскоре он захрапел. Но даже во сне не отпускал, сжал руками, сверху положил ногу. Я в капкане.
Я задрожала, выбралась осторожно из постели. Вышла на балкон в летнюю ночь. Было душно, но меня трясло. Зубы выбивали такую дробь, что, казалось, сейчас вылетят изо рта. Жаль, что пятый этаж. Я не разобьюсь, а только пока лечусь. Отвечай потом всю жизнь на вопросы, почему я это сделала. Было бы выше, я бы шагнула с балкона. Это менее страшно, чем всю жизнь прожить в лапах деспота.
Ребенок зашевелился. Я села на грязный пол, среди стеклянных банок, тряпок, вёдер. Плакала. Впереди ждала чёрная беспросветная жизнь, такая же как это ночное небо, без единой звезды.
Я спала полдня. Сашка вставал, ел, ложился рядом. Мы ни о чем не говорили. Не прикасались друг к другу. Стояла жара и тишина. Наступил вечер. Я лежала. Не помню, вставала ли в туалет.
Сашка вышел покурить. Вернулся, сел у кровати. Впервые со вчерашнего дня взял за руку.
— Давай чай попьем. Ты не ела давно.
Вставать не хотелось. Но перечить мужу страшно. Я поплелась на кухню. Что-то съела. Легла опять. Суббота закончилась. Наступило воскресенье. Я встала, пошла в магазин. Бродила среди полок, не зная, что взять. Потом сидела на лавочке. Мыслей не было, чувств тоже. Вернулась домой. Варила макароны, когда в кухню вошёл воодушевленный Сашка.
— Пойдем, покажу что-то.
Завел в спальню. Закончил в ней ремонт. Очень красиво, как я и мечтала.
— Красота, правда? — муж был явно доволен. — Потолок бы сделать ещё, но это потом, когда деньги будут. А вот у этой стены кроватку поставим. Недалеко от нас. Окна только помыть надо, сделаешь завтра, хорошо?
Я кивнула. Он провёл меня к кровати, сели, потом легли.
— Я люблю тебя, зайка, — сказал муж.
— И я тебя, — ответила эхом. За этими словами ничего не стояло. Пустые, как мыльный пузырь. Но лучше сказать, чтобы опять не было скандала.
— Я клянусь, у нас все будет хорошо, — Сашка приподнялся, навис надо мной. — Ты мне веришь?
— Верю, — кивнула я. Хотя не верила, просто устала спорить.
Прошло несколько дней. Я жила по инерции. Вставала, делала дыхательную гимнастику, убиралась, готовила, искала на распродажах вещи для ребенка. Пока Сашка был на работе, уезжала к себе в квартиру, делала там уборку, наняла химчистку на дому, вычистила диван и ковёр. Готовила дом для малыша. На всякий случай. Наконец-то привезли и собрали кроватку. Я застелила её, украсила бортиками. И внутри разлилось тепло. Тихое счастье. Я скоро стану мамой. Не знала, как сказать Сашке, что не буду с ним жить. Даже в новой красивой спальне. Не хочу жить в страхе. Он вёл себя нежно, вечерами гладил живот шершавыми пальцами. Но я помнила про молоток в этих же руках. Я довела его до агрессии? Я спровоцировала? Кто виноват: жертва или агрессор?
Несколько лет назад Сонька встречалась с парнем. Любовь до неба, посвящали стихи друг другу, романтика с лепестками роз на общажной койке. А потом он изменил. Нашел другую. Сонька страдала. Не прятала слёз, не надевала маску "мне пофиг, все отлично", как делала я, когда меня бросил некий Тима и целовался с другой на моих глазах. Сонька не стеснялась своей боли. Рыдала при посторонних, не ела, не ходила на пары, не реагировала на наши слова утешения. Все эти "он тебя недостоин".
Однажды пришла в мою общагу. Я спала, после очередной попойки, но быстро протрезвела, увидев счастливое Сонькино лицо. Внезапная перемена от мученицы к счастливице наталкивала мысль, уж не подсела ли Сонька на наркоту.
— Он вернулся, ушел от этой пучеглазой! — объявила она.
— Когда?
— Ночью сегодня. Я их караулила у его общаги. Они шли, ругались. А потом он ей вмазал. Несильно, пощечину влепил.
— Охренеть! За что?
— Да какая разница? Я побежала тут же. Говорю, че, все, закончилась любовь? Пучеглазая воет, держится за хлебало, но орёт мне типа вали отсюда, это у вас любовь кончилась, он со мной останется. Мы сцепились. Я ее за волосы таскала. Откинула потом в сторону. Ты же знаешь, я ходила в детстве на дзюдо, силы есть в руках.
— А он че, вас не разнимал?
— Нет, конечно, себе дороже в бабскую драку влезать. Ну, слушай, дальше.