будет кем-то типа богатенького папаши Кэмерона из фильма «Выходной день Ферриса Бьюллера», у которого дома целый автопарк (хотя вряд ли, Марисса ему не позволит такую бессовестную роскошь по одной простой причине: это же вредно для окружающей среды), а я тем временем паникую и пытаюсь наскрести денег на учебу в университете для Джейн, а через пару лет и для Питера.
– Это подарок от нас с тобой, – настойчиво повторил Саймон. – Я знаю, что ты тратишь на детей больше, чем я, и потому так будет справедливо.
Вот тут-то я буквально подавилась оливкой. И какого черта я продолжаю есть эти мерзкие оливки? Чтобы Саймон взял и открыто признал несправедливое распределение финансовой ответственности между нами – такого раньше не было!
– И потом, если бы ты не провела столько времени, сидя дома с детьми, не работала урывками на парт-тайме, наверное, твоя карьера была бы намного успешнее и ты бы достигла намного больше, чем я сейчас. Так что я у тебя в долгу. И это подарок от нас с тобой, так мы Джейн и скажем. Мы с тобой вместе купили для нее эту машину. Вот так.
Этот исторический момент был несколько смазан тем, что нам принесли наш заказ и надо было соблюсти дурацкий церемониал: сколько пармезана натереть и не нужно ли подсыпать перца из гигантской фаллической мельницы в руках официанта, ведь очевидно, что перец из перечницы на столе не обладает той остротой, что сыпется из огромного деревянного дилдо. И я всегда впадаю в замешательство, решая, какое количество пармезана и перца будет приличным, чтобы не показаться крохоборкой, хотя официант пока сыплет, сам про себя уже давно окрестил тебя жадиной, но с другой стороны, паста карбонара – ничто, если ее не сдобрить горой пармезана и перца.
Наконец труппа комедиантов-официантов закончила свое мини-представление у нашего стола и удалилась восвояси, вот тут я и спросила: «А чему я обязана такой щедрой осознанности?»
Поймите меня правильно, я же годами просила, рыдала, билась в падучей, умоляла и орала на Саймона, пытаясь донести до него, сколько сил я вкладываю в наши отношения, в наш брак, в наших детей, на что он всегда отпирался и обвинял меня в «чрезмерно эмоциональной реакции» и настаивал, что он тоже вносит свою лепту и ничего несправедливого или же неравного нет в том, как между нами поделены обязанности, будь то финансовые тяготы, работа по дому или же эмоциональный вклад.
Было заметно, что Саймон смутился от моего вопроса.
– Ну, знаешь, ретриты эти, на которые меня вывозила Марисса.
– Это когда Джейн сдавала экзамен по вождению?
– Ага, там было много ерунды, но среди прочего были и полезные моменты.
– Что ж, прелестно, только я не совсем понимаю, как ваши совместные с Мариссой медитации, или как вы там еще достигали просветления, сработали лучше, чем мое многолетнее битье головой о стену и призывы меня услышать?
– Там было упражнение на благодарность. Благодарность своим партнерам. Я благодарен Мариссе за многие вещи, и это очевидно, ведь она очень добрая, она страстно верит во все свои принципы, не боится высказывать свое мнение, отстаивает то, что считает правильным, и секс у нас…
– Достаточно, будем считать, что ты ей благодарен за секс и хватит об этом, спасибо!
– Прости, я не о том хотел сказать. Это все, конечно, хорошо. Но ничто из того, что у нас с Мариссой есть хорошего, не повлияло значительно на мою жизнь, на то, кем я являюсь теперь. И потом, все эти вещи – я и в тебе их ценил тогда и признателен тебе за то, кем ты была в моей жизни и что сделала для меня. А потом я вспомнил тот ужасный период, когда мы ходили на семейную терапию и психотерапевт спросила меня, что я в тебе ценю, а я ляпнул, что твою лазанью. Мне было стыдно. Тогда я был придурком, неудивительно, что ты злилась, к тому же я в конце еще добавил, что нам надо отдохнуть друг от друга, и еще так удивился, когда ты затеяла бракоразводный процесс…
– Кстати, о разводе, – подхватила я.
– Нет, Эллен, подожди, дай мне сперва закончить свою мысль. Я к тебе был несправедлив, очень долго. А ты для меня столько сделала, но я этого не ценил, хотя должен был. Ты значишь для меня намного больше, чем просто лазанья, – торжественно закончил он.
– Что ж. Спасибо. Хотя комплименты ты никогда делать не умел и до сих пор не научился. Но я признательна тебе за осознание, что я значу больше, чем лазанья, и за то, что хоть сейчас ты попытался высказать благодарность. Полагаю, ты не откровенничал об этом с Мариссой во время ретрита? Не думаю, что она оценила твои излияния.
– Нет, конечно, нет. Было бы как-то бестактно, – смиренно заявил он. – Но мне хотелось это высказать тебе, сказать, что я виноват и действительно тебе признателен за все. И я подумал, может быть, покупка машины для дочери станет первым шагом, чтобы отблагодарить тебя. За все то время, что не ценил тебя.
– А что Марисса думает про все происходящее, про машину что она говорит?
– Да ничего особенного. Она, конечно, хотела бы, чтобы мы ограничились электросамокатом, но особенно не кипятилась.
– Саймон, «не кипятилась» – это не показатель, – заметила я осторожно.
– Ну я же не скажу «кипятком писала», это неприлично, – усмехнулся он. – Хотя ты сама очень часто так выражаешься, особенно когда речь заходит о моей сестре.
– Как там Луиза? – вежливо поинтересовалась я.
– В Ковентри, проводит поэтические семинары в юрте.
– Господи, не повезло ковентрийцам, – вздохнула я. – Мало их бомбили во время войны, так теперь Луиза со своей тяжелой артиллерией. Что она там делает на поэтических семинарах?
– Понятия не имею, – нетерпеливо прервал меня Саймон. – Давай не будем о ней сейчас говорить.
– Отчего же, мне нравится обсуждать Луизу. По сравнению с ней чувствуешь себя нормальным человеком.
– Эллен, тебе нравится хулить и осуждать Луизу, – строго сказал Саймон. – Ну, как думаешь, Джейн понравится наш подарок?
– Она будет в экстазе. И я тебе премного благодарна, что признал наконец мой вклад в воспитание наших детей. Пусть хоть поздно, пусть и на парном ретрите с кем-то другим, а не со мной, но тебя наконец осенило. Подумать только, каких высот озарения ты достигнешь, если поедешь туда еще раз!
– Не знаю, поеду ли я еще раз, – задумчиво протянул он. – Там кормят только чечевицей. Меня там так пронесло, думал, что не остановлюсь.
– Ну не за столом же!