снять ошейники, — вспомнила я. — Не знаю как, но надо что-то придумать.
Эрме кивнул, но я не успела спросить, почему он не спорит, и если у него появились идеи, то почему он не попытался снять ошейник хотя бы с сестры — карета тронулась.
Мы неспешно выбрались из переулочка на площадь, и двери храма были распахнуты, потому что сквозь занавески я увидела свет и отчетливо услышала громкое пение. За эти несколько метров я уверилась окончательно, что путешествие приятным не будет — своим тощим задом я пересчитала каждый булыжник на вымощенной мостовой. Экипаж остановился, минут десять были возня, вспышки и выкрики — я осторожно отодвинула занавеску и рассмотрела бледную в свете факелов Лили, безмолвную толпу на площади, празднично одетых монахов, кардинала со свитой и веселящихся певчих. Потом ее высочество запихнули в карету, которая стояла аккурат перед нами, и оба экипажа тронулись.
— Нас проклинают? — уточнила я, пытаясь разобрать, что за крики начали доноситься из толпы.
— Ты никогда не была в храме? — ухмыльнулся Жано. — Для Комстейна ее высочество уже жена иностранного принца. На свадьбах всегда выкрикивают проклятия, это приносит счастье.
Интересный обычай, но ведь у нас тоже желают кому-нибудь провалиться, надеясь, что повезет. Миры разные, предрассудки одни. Люди, впрочем, тоже везде одинаковые.
Расспросить я хотела о многом, из-за цоканья копыт и скрипа экипажа нас никто не мог подслушать, но пришлось сосредоточиться на физических ощущениях. Карета была без рессор, колеса считали все неровности по дороге, и я мало того что едва не прикусила до крови щеку, так еще и вынуждена была хвататься за сиденье, чтобы не съехать с него, и время от времени делать попытки сменить позу: дольше пары минут сидеть на жесткой скамье не получалось, тело мгновенно деревенело, начинало дико болеть, а когда я переваливалась на другой бок, все пронзало иголками, словно я пробыла скрюченной четверть часа.
Сколько ехать до Астри? Я точно не доживу.
За окном рассветало. Решив отвлечься от пыток, на которые я сама подписалась — но знала бы я! — я отдернула занавеску и стала глазеть на улицу. Экипаж тащился по городу — распахивались окна, плескались из ночных горшков подтверждения тому, что здесь живут люди, торговцы торопились открыть лавки, шла куда-то перемазанная в крови утомленная повитуха. Я понадеялась, что ее ночные бдения оказались не напрасными.
Бедный город или богатый? На картинках все было не так, на картинках все было проще. Будто кто-то нарисовал инфографику для потомков, а наяву… узкие улицы, серые дома, первый этаж каменный, второй — деревянный, но были и полностью каменные строения — владельцы этих домов богаче? На некоторых зданиях сохранились четкие следы бушевавшего когда-то пожара, но куда больше было свежих вонючих потеков на стенах… Дерьмо. Какое дерьмо. Сколько дерьма.
Мы свернули на площадь, и я убедилась, что едут не две, а четыре кареты, а на площади к нам присоединился обоз. Нас сопровождали всего несколько конных стражников, и двое остались на площади, свернув королевские стяги. Охраны становится меньше, а объектов для нападения — больше, и то, что меньше стражи, хорошо для беглецов, а для принцесс? Для меня?
А так ли мне самой нужно в Астри?
Солнце поднималось над крышами и слепило глаза. Я вернулась на место, неожиданно нашла удобную позу, упершись ногами в противоположное сиденье, и задумалась. Так ли мне нужно в Астри или я могу попробовать по дороге удрать? Дело ведь уже наполовину сделано, одной девицей больше, одной меньше, никто и не заметит, если что, вернутся за новой партией обреченных. Лили… взрослая девочка, разберется сама, Эрме и Жано тоже, а Марибель — главное, снять с нее ошейник, так?
— Ошейники, — пробормотала я. — Чем раньше вы это сделаете, тем проще будет маскироваться.
— Не сейчас, — коротко мотнул головой Эрме, и я не стала настаивать.
Спустя один превращенный в отбивную мой зад мы покинули город. Изменилась тряска — она стала реже, но теперь нас высоко подкидывало на каждой колдобине, а вся дорога, казалось, состояла сплошь из них. Увеличили скорость лошади — напрасно, экипажи не только подпрыгивали, но и раскачивались, и напоминало это сильную турбулентность. И перестало наконец вонять вездесущим дерьмом — под занавеску пробирались запахи разнотравья и соли. Море, поля, может, впереди будут горы.
Может, впереди будет иная, лучшая жизнь — какая наивность.
Малышка Марибель свернулась комочком и заснула у меня на коленях. Я не представляла, как она может спать на жестком сиденье, на костлявой мне, при такой невыносимой тряске, но подумала, что у нее выдалась первая за все время побега возможность уснуть, не опасаясь ничего и никого — хотя бы не вздрагивать от каждого шороха или чужих шагов. Я хотела спросить, сколько дней они уже в бегах, но Жано многозначительно прижал палец к губам и кивнул на окно. Я пожала плечами — на мой взгляд карета грохотала от всей души, и вряд ли кто-то мог нас услышать, но Жано приподнял край занавески. Рядом с каретой, совсем рядом, так, что легко мог в любой момент заглянуть в окно, ехал стражник, и он заметил, что шторка дернулась, настороженно обернулся к нам. Я перехватила руку Жано, рванула занавеску повыше и капризно объявила:
— Когда мне подадут обед? Я хочу есть!
Сработало, но только в том, что стражник заметил меня, а не чрезмерно суетного «монаха». Знал ли он, что я очередная несчастная фальшивка, или нет, но отвернулся, ничего не ответив, и, конечно, шиш мне был, а не еда. Марибель что-то пробормотала во сне, я погладила ее по голове и поправила монашескую робу, а когда подняла голову, увидела, что Эрме со странной нежностью смотрит на нас. Не так уж я и обольстилась — он рад, что я забочусь о его маленькой сестре, вот и все.
После полудня пытки мы остановились в небольшом городке. Наш караван теперь был огромен — я насчитала около двадцати экипажей, как карет, так и груженых доверху телег, и это явно были не все, а только те, кто поместился на тесной площади. Я обратила внимание, что кое-кто остался в этом городке, а кто-то присоединился, мне очень хотелось вылезти и на все посмотреть своими глазами, но я, во-первых, была не уверена, что смогу сделать хоть шаг, во-вторых, возле кареты торчал все тот же суровый стражник. За нами следили.
Зато нас покормили, и по лицам Эрме и Жано я поняла, что нам перепала высокая кухня. Еще бы, для