— К чему вы ведете? — спросил Конан. Что хочет сказать стигиец, он давно уже понял, но ему хотелось всё-таки до конца выслушать собеседника.
— Возможно, графа Бирафира не существует, — сказал стигиец. — Ни графа, ни его легендарных богатств. Возможно, что бирафирцы, хотя правильнее их будет называть лероссцы по имени предыдущих владельцев, устроили заговор с целью захвата власти. А сам граф Бирафир не более, чем призрачная фигура, которая никогда и не существовала. Как иначе объяснить, что его никто и никогда и не видел?
— Может он действительно урод, как говорят люди? — предположил Сигурд.
— Который может излечить человека от смертельной болезни, — продолжил мысль стигиец, — а от своего недуга избавиться не в состоянии. Может быть. Только вот я в это не верю.
— Значит, предложим наше вино, — самоуверенно заявил Конан, — кому-нибудь из приближенных этого призрака. Или у вас есть более заманчивые предложения?
— Нет. Откуда? — сказал купец. — Впрочем и ваша идея не столь плоха.
В этот миг повозка подпрыгнула на кочке, и стигиец пролил вино себе на рубаху.
— Сет! — выругался купец. — Теперь лиловое пятно останется. Как не кстати! Да, прошу извинить меня, что я вас так задержал. Ваш друг, наверное, уже беспокоится. Удачной торговли!
— Благодарим! — в один голос ответили Сигурд с Конаном.
Стоило им выпрыгнуть из фургона, как слуги купца подвели пиратам оставленных им на попечение верблюдов. Ничуть немедля северяне забрались на животных, и направились к гостевым повозкам, стараясь как можно быстрее оказаться подальше от гостеприимного купца.
Около повозки, в которой отдыхал Счастливчик, собралось немало караванщиков: как охранников, так и купцов. Но к тому моменту, когда Конан и Сигурд оказались на месте, они все уже расходились. Впрочем, несчастный вид оставленного в одиночестве зингарца хороших новостей не сулил.
— У нас больше нет денег, — обрадовал он друзей. — Совсем. Твоя птица, Сигурд, сбежала. Как выяснилась, направилась она в голову каравана, где находились предназначенные для продажи лошади. Твой полоумный попугай убил одну из них, и вдобавок догадался, гад, вернуться сюда. Вместе с ним пришли и те люди, которых вы сейчас встретили, и потребовали плату за лошадь. Взяли все наши деньги и еще недовольны остались. На предложение взять с собой еще и попугая не согласились.
— У нас новости не лучше, — сказал Конан, велев Счастливчику вылезать из фургона, где разговор могли подслушать, и перебираться на верблюда.
Когда трое друзей отъехали на расстояние, достаточное для того, чтобы не бояться быть услышанными, Сигурд начал рассказ о разговоре со стигийским купцом.
— Мы только что имели беседу с одним из «лиловых», — сказал он. — А может с человеком, который хочет выдать себя за «лилового». Он предостерег нас от поездки в Бирафир. При том, дав понять, что о нашем плане догадывается. Настроен вроде был благожелательно, правда, имени своего не назвал.
— Счастливчик, ты видел графа Бирафира, — спросил Конан, — когда он приезжал в Сартос, чтобы отблагодарить тебя? Его кто-нибудь вообще тогда видел?
— Нет. Только его людей, — ответил зингарец. — Но я думал, что это не имеет значения.
— Похоже, что имеет, — сказал Сигурд.
— И немалое, — добавил киммериец.
— Бирафир! — воскликнул Зелт. — Бирафир! Культ проклятый жрецами Кхарии. Бирафир-бессмертный! Бирафир-вечный! Тот что был и будет! Бирафир!
— Проклятая птица! — прорычал киммериец и попытался ударить попугая задней стороной ладони, но тот ловко избежал этого подлого покушения на своё здоровье и перепархнул на противоположное от Конана плечо Сигурда. — И без тебя настроение хуже некуда. Надеюсь, что хоть с новостями на сегодня покончено.
По лицам спутников капитана «Вестрела» было понятно, что они полностью согласны с озвученной точкой зрения.
* * *
Эмилио стоял на коленях. Голова его была опущена. Из-за этого длинные волосы постоянно попадали в глаза, и ему приходилось отодвигать их рукой назад. Тщательно подбирая слова, он возносил молитву своей богине.
Храм Дэркето в поместье в Бирафир был одним из самых первых строений, которое видит путник, прибывший со стороны Побережья. Это было одно из самых высоких зданий в Бирафире. И одно из самых красивых. Наибольший интерес вызывали фрески из разноцветной слюды, на которых были изображены девушки, предававшиеся всевозможным любовным утехам. Эмилио к своему стыду даже признал, что кое-что из увиденного он даже вообразить себе до этого дня не мог.
Желание вознести молитву своей богине было совершенно импульсивным. Свою благодарность Дэркето он обычно выражал простым упоминанием её имени, ну и тем, что иногда проводил ночи кабацкими девицами, которые, вроде как, тоже считались жрицами богини. Однако в последнее время удача стала ему сопутствовать слишком уж часто, и чтобы её не отбивать, он решил пожертвовать квадрансом своего времени и парой-тройкой серебряных монет.
Служба во имя Дэркето, как выяснилось, коренным образом отличалась от поклонения другим богам. Когда Эмилио вошел в двери храма, его взяла под руку хорошенькая темноволосая девушка и начала рассказывать о том, что ему предстоит совершить внутри. Сначала Эмилио показалось, что всё очень даже просто. Когда он войдет в основное помещение храма, то в противоположном конце увидит статую богини. Он должен опуститься на колени и начать созерцать красоту Деркето, а потом глядя в пол в молитве описать все прелести богини, расписать красоту тела её, величину желания, что охватывает каждого при виде её, ну и прочее. Затем надлежит снова поднять взор на богиню, и попытаться увидеть что-то новое, что не сумел он заметить сразу, ну и, конечно же, рассказать об этом в следующей молитве. И так далее. Чем больше, тем лучше. Богиня отблагодарит. Правда есть одна мелочь: нельзя ни что отвлекаться. Ни в коем случае, иначе богиня обидится.
Когда девушка отодвинула штору, закрывавшую вход, аргосец подумал, что вряд ли можно назвать увиденные препятствия мелочью. Еще он понял, почему внутри, кроме него, только два паломника. Мало, кто захочет навлечь на себя гнев богини. Разве что, как он, по незнанию. Помимо статуи пред его взором предстали два десятка соблазнительнейших девиц, у которых из одежды были только венки на головах (точно такой же красовался и на статуе). Чтобы отвлечь от молитвы двух предшественников аргосца, они разыгрывали перед ними представление, некоторые детали которого были явно почерпнуты из фресок снаружи. Мысль о том, что надо возносить хвалу какой-то каменюке, пусть и олицетворяющей богиню, когда вокруг творится подобное, казалась Эмилио сродни бреду.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});