Стремяков отошел от палатки и, последовав за выступавшим по рынку трио каких-то полуголых варваров, исчез в толпе.
Возле шлифовальщика остановился индус матрос, принесший в починку запястье, то ли полученное от возлюбленной, то ли украденное. Служитель какого-то храма прогнал мимо палатки несколько коров. Продавщик бетеля, остановившись среди улицы, разругался с водовозом, хлюпнувшим нечаянно водой в его корзину.
Группа горожан мусульман и индусов остановилась возле одного фокусника и поощряла его криками на дальнейшие номера. Предостерегая увлекшихся от несчастья, захрипела сирена автомобиля, прокладывающего себе дорогу. Где то гудели еще большие толпы…
Сосед Варис, он же организатор необыкновенно задуманного заговора — Пройда, начал торговаться с матросом о цене за работу, а когда рынок стал пустеть, закрыл палатку и направился в город.
Вечером в одном из задних помещений редакции туземной газеты «Сварадж», в квартире учительницы женской школы Лотики Гора, для того, чтобы познакомиться друг с другом и отдохнуть в товарищеской среде, собрались прибывшие из далекого пути товарищи и несколько человек участников местной организации коммунистов.
Из этих местных товарищей, кроме самой Лотики, была еще возглавлявшая тайную организацию нач-герлей Кукумини Бай, два руководителя студенческих обществ и метранпаж из типографии газеты Бенарджи.
Бенарджи был за морем, хотел учиться в Англии, но лишился помощи со стороны отправившего его туда прежнего редактора газеты — националиста и, возвратившись после этого на родину, снова поступил в типографию, для работы по своей прежней профессии, а, кроме того, занялся методической подпольной деятельностью, применяя на практике те свои сведения о коммунистической борьбе, которые он получил от встреченных активных большевиков Европы, во время неудачной попытки ознакомиться с наукой английских университетов. Лотика Гора была одной из тех самостоятельных индусских девушек, которых пробудившееся национальное самосознание заставило отречься от «пурда»[23] и «зенана»[24]; оставить глубокие покои задних женских комнат в домах родственников и попытать свои силы на арене общественной деятельности.
Таких женщин уже не мало занималось в Индии обучением своих соплеменниц, их организацией, журналистикой и различной культурной деятельностью.
Из знакомых уже нам друзей и товарищей Пройды, явились Таскаев, Стремяков, Партаб-Синг и Дадабай.
Пока Лотика готовила в медном кувшине шербет, Дадабай и Кукумини расположились на одной циновке и весело болтали о своих профессиональных делах, а Пройда, Бенарджи и студенты живо спорили о том, нужно ли из Дели переезжать куда-нибудь национальному собранию.
Бенарджи приводил доводы за то, что Дели менять на Бенарес не имеет никакого смысла. Ни в одном, ни в другом городе нет пролетариата.
Таскаев устроился на диване и, чувствуя себя после долгого пути в кругу товарищей, «как у Христа за пазухой», с блаженным спокойствием то следил за болтавшими девушками, то переводил довольные глаза на мужчин и едва не смеялся радостным смехом.
Стремяков сидел прямо на полу возле дивана, как бродяжка нищий, допущенный к празднику живущих в довольстве людей.
Всем было хорошо.
Когда вошла Лотика и разлила в чашечки шербет, раз говор стал общим. Заговорили о том, что английские империалисты очевидно готовятся к подавлению восстания, раз они присылают к берегам Индии крейсера. С другой стороны, все теперь зависело от того; как поведет себя национальное собрание.
— Если правительство заставит выпустить с крейсеров хоть один снаряд в мирное население, вся Индия восстанет от дельты Ганга до Солемановых гор, как один человек! — сказал Бенарджи. — Во всяком случае оружие и бомбы у нас есть… Студенты и рабочие объединили тайные дружины в один штаб. Левые националисты решили всячески поддерживать коммунистов. Посмотрим!..
— А правительство это сделает, конечно, раз присылает сюда эскадру, — произнесла Лотика.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Каждый из собравшихся, отхлебывая шербет, думал свою думу.
— Чем все это кончится в Европе, скажите нам, товарищи русские? — воскликнула снова Лотика. — К чему приведут фашистские авантюры и открытые насилия капиталистов? Сколько из-за них по всему миру прольется крови? Неужели они разобьют нас, а потом объявят войну советам и пойдут против Москвы?
Таскаев улыбнулся. Бенарджи энергично повел плечами и сжал по швам белых штанов кулаки, как будто собирался отшвырнуть всякого, кто задумает что-нибудь не только против Индии, это еще куда бы там ни шло, а против советов. Студенты вопросительно взглянули на Пройду.
Пройда засмеялся.
— Без войны и крови, конечно, не обойдется ни здесь, ни в Европе. А кончится это… Знаете, чем это кончится?
Все вперли глаза в сухого, как будто он был отродясь испечен солнцем, рабочего большевика, которого в его пагре, белом кафтане, широких штанах, с кольцами в ушах и козловых кожаных туфлях с изогнутыми носками, не отличила бы даже его собственная мать от парсиса.
Пройда, повернувшись лицом к собравшимся, блеснул довольными глазами.
— Это кончится тем, что все мы через несколько месяцев из Индии торжественной делегацией поедем в Москву, на великий съезд большевиков всех стран. Поедет Кукумини, Бенарджи, Лотика, Дадабай и сотни других наших братьев и сестер. Москва по случаю победы народных масс в Индии будет утопать в знаменах, шуметь и гудеть. Кукумини, Бенарджи и Дадабай сядут в автомобиль… Массы московского пролетариата будут кричать «ура» представителям и представительницам свободной Индии. «Джаратер Бая!» «Хиндустани Дже!». Дадабай, Кукумини и Бенарджи поднимут руки, разовьют шарфы, крикнут «слава! Слава!» Дадабай объявят председательницей комсомолок всех стран. Радуйся, Дадабай певучая!
Пройда вдруг остановил взгляд на унесшейся куда-то в счастливой мечте подруге Кукумини. Дадабай сидела на цыновке и, отдавшись всецело тому, что говорил большевик, ритмически в такт своим мыслям двигала пальцами босых ног, как будто она в самом деле сидела в автомобиле и блаженно важничала под шелковыми зонтами.
Остальные гости, пившие шербет, оглянувшись также по направлению взгляда Пройды, вдруг увидели, как Дадабай в полном самозабвении то сжимает, то разжимает пальцы ног, плотно стиснув губы и из-подо лба глядя далеко перед собой.
Девушка, очнувшись, увидела, что на нее смотрят, и также с недоумением посмотрела себе на ноги.
— Ай! — воскликнула она, поняв почему на нее все уставились. И, вспыхнув, как уголек, она упала головой к себе в ноги, пряча в них глаза.
Дружный товарищеский хохот засвидетельствовал девушке сочувствие собравшихся к ее мечтам. Студенты воскликнули «ура!»
Кукумини вскочила и обняла подругу.
— Ах, простушка, простушка, певучая дикарка Дадабай!
Друзья успокоились от взрыва веселья. Они заговорили о том, как использует партия Индии чудесные аппараты Таскаева, как использовать, изменившееся в сторону вооруженной борьбы, настроение националистов и народных масс.
По пятам врага
Петряк и Первин неотступно следовали за Бурсоном с его агентами, вскоре выехавшими из Майенвили. Им пришлось побывать в Калькутте, Рангуне, Банкоке и, наконец, они очутились в камбоджийском областном городке Пном Пенхе на реке Меконг, населенном, кроме камбоджийцев и индусов, еще анамитами, китайцами, малайцами и небольшим количеством европейских чиновников, которые в стремлении к успеху, попытав счастья на родине и не достигнув удовлетворения, оказались в этой части колоний, чтобы здесь всеми мерами насилия над туземцами создавать себе положение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Здесь население еще находилось под впечатлением только что подавленного восстания камбоджийцев и индусов. Сенегальцы солдаты под командой французских офицеров и теперь были наготове возле казарм. Полицейское бюро производило усиленную работу по проверке населения, вынюхиванию участников восстания и поискам оружия. Французские офицеры, сержанты и чиновники резидента-губернатора ходили мимо белых плоскокрытых домов туземцев с видом победителей.