изгибаться. Я не заметил, как в руке монаха появился нож. Все же передвигался он медленно, и человек у костра прекратил читать и уставился в небо.
Воздух вокруг как-то сгустился, и солнце словно стало светить слабее. Человек у костра встал. Он был высок и худ, длинную бороду трепал ветер, поношенная одежда была явно с чужого плеча. Казалось, он смотрел прямо на меня, но не видел. В десятке локтей от него за каменными обломками распластался старик с ножом в руке.
Человек у костра вытащил из складок одежды нож, обычный нож, каким трактирщики режут караваи хлеба. Он спустил штаны, свободной рукой взял в пригоршню свой детородный орган вместе с яйцами, а руку с ножом опустил и сделал режущее движение снизу вверх. От отвращения я зажмурился, к горлу подкатил тошнотворный комок, и несколько долгих мгновений я боролся с рвотой.
Когда я вновь нашел силы взглянуть вниз, то увидел, что отец Урс борется с разбойником, который был залит кровью от живота до колен. Он путался в спущенных штанинах, а из голого паха продолжала толчками выбрасываться кровь, пятнавшая рясу старика. Через секунду кастрат сделал неудачный шаг, запнулся о складки и полетел в пропасть, едва не утянув за собой отца Урса.
Свет вокруг начал меркнуть. Силы оставили меня. Я просто смотрел, как отец Урс в надвигающемся мраке мечется по башне между книгой и костром. Сквозь завывания ветра я слышал его крики: «Скорее! Скорее!» обращенные к самому себе. У края солнечного диска появилась черная тень, которая наползала на светило. Прислонившись к ледяному камню, я видел, как ко мне вприпрыжку движется Урс, и нож в его руке не обещал мне ничего хорошего. Рука моя сама по себе нащупала пистоль в голенище сапога.
Тьма сгущалась. Солнце превратилось в уменьшавшийся полумесяц, повисший прямо над башней, и на фоне этого полумесяца на меня двигалась фигура безумного старика с ножом в руке. С трудом я поднял руку с пистолью и выстрелил в черную фигуру, не целясь. Вспышка осветила отца Урса, его сумасшедшие глаза, удивленно округленный рот, и все вокруг окутала тьма.
Кажется, я потерял сознание, и когда пришел в себя, вокруг было светло. У моих ног хрипел старик. Он был еще жив, но я видел столько умирающих на поле боя, что понял – ему остались считанные минуты. Он так и не выронил нож. Урс почувствовал мое приближение и слепо махнул вооруженной рукой, но вышло жалко, и из его рта вытекло немного черной крови. Я чувствовал себя гораздо лучше, тошнота и слабость отступили, осталось только головокружение. Ногой я выбил нож из пальцев старика и посмотрел ему в лицо.
– Глупец, – прохрипел он, – ты помешал мне…
– Ты хотел отравить меня, – сказал я.
– Глупец, – повторил он, – третий обет… Твоя жизнь ничего не стоит по сравнению…
Урс закашлялся, снова испачкав кровью подбородок и грудь. Он смотрел на меня, на губах пузырилась кровавая пена. Он поднес ко рту другую руку, – не ту, в которой держал нож, – и зубами стянул с нее перчатку.
Это не была рука человека: из-под рукава рясы блеснул серый металл. Пальцы были сделаны из железа и соединялись между собой при помощи заклепок, спиц и пружин. Я уже видел такую искусственную руку у одного генерала, получившего увечье в бою. Только его рука была позолоченной и украшена гравировкой. С ее помощью он мог не только держать в руке меч, но и управляться с приборами за едой и даже писать.
Я посмотрел на железную руку, застывшие в одном положении пальцы, и все понял.
– Ты сам хотел призвать дьявола? – спросил я умирающего старика. – А этот помешал тебе, украв книгу?
Старик медленно закрыл глаза, а потом снова открыл.
– Теперь все потеряно, – сказал он. – Этот мир не достоин жизни. Здесь на кострах сжигают ученых, философов и докторов. Я хотел все исправить, пока мракобесие церковников не поглотило все.
Он закрыл глаза и затих. Костер на башне почти догорел, оставив кучу углей.
– Зачем тебе нужен был я?
Урс открыл глаза. Он уже впадал в предсмертное забытье.
– Только скопец может принести третий обет, отрекаясь от самого себя. Но я уже был оскоплен, и мне нужна была человеческая жертва, принесенная моей рукой. Ты был слаб после ранения, зелье сделало тебя еще слабее. До следующего затмения я мог бы не дожить. Теперь все кончено. Не мешай мне, дай умереть.
Больше он ничего не сказал, спустя минуту я понял, что старик мертв. Я оставил его, а сам пошел на южную башню и заглянул за край. Внизу, почти неразличимое, на скалах лежало изломанное тело. Я посмотрел на книгу. Чтобы страницы не трепал ветер, похититель придавил их камнями. Несколько капель крови попало на листы. Я забрал книгу с собой, прочее оставив нетронутым.
Вот и вся история, отче.
* * *
– Я не понимаю, сын мой, – проговорил священник в замешательстве.
Слушая этот рассказ, он ни разу не задремал.
– Сейчас поймешь.
Удар расколол резную перегородку исповедальни, и сильная рука схватила старика за горло. От ужаса помутилось в голове, перед глазами плыл туман, который мешал рассмотреть человека снаружи. Понятно было, что он высок и силен.
– Через три дня тут будет солнечное затмение, – проговорил человек тихо, пока старик слабыми руками пытался разжать хватку, – а я пока принес только один обет.
Человек показал руку в перчатке, пальцы которой безжизненно застыли.
– Та самая, – сказал человек, – кроме книги, я забрал с башни еще кое-что.
Старик закатил глаза и начал хрипеть.
– Я долго решался, – продолжал человек, – но у меня было достаточно лет на раздумья. Я прочел эту книгу много раз. Потом попал в плен, мне грозили топор и плаха. В темнице я вспомнил прочитанное и принес первый обет. Все получилось, бесы помогли мне сбежать. Я решил – а почему бы не попробовать? Мне этот мир тоже не очень по душе.
Человек чуть ослабил руку, и в легкие хрипящего священника проник воздух.
– Недавно я встретил человека, который пятнадцать лет провел в тайной секте скопцов. С помощью настойки опия они делают эту операцию почти безболезненной. Почти.
Человек усмехнулся. Старик несколько раз царапнул пальцами по руке, сжимавшей горло, и затих. Человек отпустил священника, тело безвольно сползло на лавку. Мужчина вытащил из ножен на поясе короткую дагу и сказал:
– Время принести второй обет. Надеюсь, в лампадах найдется достаточно огня и масла.
Даниил Азаров
Тебе все равно никто не