Работы по строительству «Ковчега», как называли зимнюю станцию, шли одновременно с отладкой систем корабля для далекого обратного путешествия. Еще неизвестно было, что рискованнее, — провести долгую зиму на Флюидусе или совершить долгий обратный путь к Земле. И все-таки главная тревога была за тех, кто оставался здесь.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Многие месяцы возвращения они не знали, что делалось после них на Флюидусе. Первое, что они попросили, войдя в Солнечную систему, — чтобы им показали последние передачи с Флюидуса. Конечно, это тоже было уже давно. И все же передачи шли с Флюидуса быстрее, чем их корабль, — так что они могли посмотреть то, что происходило спустя несколько месяцев после отлета. Их и было-то с тех пор всего две передачи — маленькая колония на Флюидусе должна была экономить энергию.
В первой рассказывалось подробно о «Ковчеге», о наступлении зимы на Флюидусе.
Во второй были новости о Матильде. Она вновь уходила в стволы и возвращалась. Удалось даже заснять момент, когда ствол открывался. Причем Матильда уверяла, что открывается он по ее просьбе.
— Я хочу, чтобы он открылся, и он открывается.
— А почему же, когда ты с нами, он не открывается?
— С вами он открываться не хочет.
— Почему?
— Не хочет потому что.
Она все еще отвечала частенько на вопросы, как ребенок
— Ты кого-нибудь видишь там?
— Нет, конечно, — там ведь теперь совсем нет запахов.
— А что же ты там делаешь?
— Сплю и ем.
— Чем ешь?
— Кожей и немного ртом.
— А если тебя кто-нибудь тронет?
— Как кто-нибудь? Они? Нет, они меня любят. Они и вас любят.
— Кто?
— Ну, стволы, наверное.
Аня удивлялась и тому, как отличается рассказываемое теперь Матильдой от того, что она рассказывала в первый раз, и тому, что ей никто не напоминает об этом. Словно уловив Анину мысль, Сергей Сергеевич сделал успокаивающий знак — мол, терпение и еще раз терпение нужны в этом деле. И взгляд Матильды на Сергея Сергеевича — таким взглядом еще недавно Матильда смотрела на нее, Аню.
«Интересно, какие сны видит маленькая Матильда? — думала Аня, скучая по ней и немного ревнуя ее к Сергею Сергеевичу и Тихой. — Эти два ее «интервью» о том, что она делает и видит в стволах, можно было бы принять за сон или чистые фантазии, если бы она на самом деле не умела входить в стволы!»
Земля была почти рядом, но ступить на нее им еще не было дано. Они проходили период стерилизации и адаптации. Однако у них теперь была постоянная телевизионная связь с Землей, и на связь к Ане выходили Фима и его мама. Перед первым разговором с Фимой Аня очень нервничала, но все прошло прекрасно, она не была ни дурочкой, ни дурнушкой, чему свидетелями были и монитор, и Заряна, сидевшая неподалеку. Но почему-то после этого разговора Аня расплакалась.
— Ну чего ты, дурашка? — успокаивала ее Заряна.
— Это я просто так, от волнения, — сказала Аня, и соврала. Уж очень много Фима расспрашивал, а лучше бы просто смотрел неотрывно, как смотрел на нее, прощаясь, Сергей? Сергеевич… А еще ей грустно почему-то было, что Фима очень повзрослел.
Их теперь то и дело показывали землянам, а Землю — им. Словно зная, как соскучились они не по красотам, а по мелким подробностям земной жизни, им показывали дворы ж лужайки, фермы и скверы, детей и стариков. Аня шмыгала носом и оглядывалась смущенно. Плакали все, кроме Михеича, но и у него ежились морщинки. И все же, казалось Ане, ее слезы иные — не такие, как у других. Она плакала еще и оттого, что ни на одной из этих лужаек, ни в одном из этих дворов не встретит ни Тихую, ни бабушку, ни ее удивительного двойника — теперешнюю Матильду.
Когда они приземлились, их встречала, казалось, вся планета. Они ехали на высокой машине, так что всем были видны. И видели тоже всё — море цветов и флагов, море разноцветных косынок и платков. И странное чувство не оставляло Аню — чувство двухмерности этого мира после того, как она долго пробыла в мире трехмерном, чувство широкости этого мира по сравнению с теснотой мира Флюидуса, чувство прозрачности и в то же время устойчивости и определенности этого мира по сравнению с неопределенной текучестью мира того. И еще: Аня уже забыла, что может быть рядом столько человеческих лиц, столько голосов. Иногда ей казалось, что в толпе она видит маленькие острые глазки Тихой, манерную улыбку бабушки Матильды. Старушки подходили ближе и оказывались совсем иными.
Когда они стояли на трибуне, приветствовать Аню выскочила девчушка лет десяти.
— Наша дорогая Матильда! — выпалила она. — Фу, я хочу сказать — Нюня! Ой! — Девчушка уже пылала от смущения, а все не могла вспомнить, как следует назвать Аню.
Она попятилась, готовая сбежать, но Аня подхватила ее, обняла, и та уже на руках выпалила:
— Дорогая наша Анна!
Где-то далеко осталась нежная, наивная, загадочная в новом своем существовании Матильда. И еще дальше и невозвратнее была маленькая, не старше этой девчушки, неугомонная, готовая удивляться и угадывать голенастая Анюня — она превратилась в Анну, и сколько таких превращений ждало еще впереди!
***
Теперь ее главным занятием были встречи, выступления, беседы, дискуссии и интервью.
Больше всего расспрашивали Аню о бабушках.
— Тихая осталась там, чтобы ей дефилиппусы тоже вбрызнули живой воды, когда она умрет? — спрашивали дети.
— Когда любишь, об этом не думаешь, — отвечала Аня. — А Тихая любит Матильду. Может, это и есть та живая вода, которую удалось ей испробовать на старости лет.
— Посмотрите, как мы делаем упражнения на бревне и на шведской стенке, — говорили дети. — Возьмите нас на Флюидус!
— У меня в саду тоже растет живое дерево, честное слово! — уверяла белокурая девочка.
А серьезный, как маленький Фима, мальчик допытывался, сколько все же стадий метаморфоза насчитывают на Флюидусе и какова точная формула гормона дефилиппуса.
Что касается взрослых, то они задавали вопросы, которые еще недавно задавала себе Аня сама.
— Случай с вашей бабушкой — это начало бессмертия? — спрашивали ее.
Всем им казалось, что она коснулась бессмертия. Но Аня знала о нем не больше, чем они. Вокруг них было все земное, привычное, и поэтому они не догадывались даже, что каждого из них ежеминутно касается бессмертие. Просто Аня увидела жизнь и бессмертие с необычной, неземной точки зрения.
Однако нужно было отвечать на вопросы.
— Считаю ли я началом бессмертия историю с Матильдой? Нет, скорее второй жизнью.
— Второй жизнью кого? Бабоныки?
— Второй жизнью ее генотипа.
— Что вы думаете о бессмертии? Нужно ли оно? Если нужно, то какое?
— А вы? Что думаете о нем вы? — спрашивала в свою очередь Аня. И рассказывала: — В полете к Флюидусу, в часы отдыха, мы иногда играли в игру «Отвечай». Очень интересная игра. Один задает вопрос, а остальные отвечают. Я задала как-то вопрос: «Может ли человек быть бессмертен, ну, скажем, как амеба?» Потому что ведь амеба, как вам известно, практически бессмертна. Она просто делится надвое, точь-в-точь повторяя исходную амебу. Она удваивает свое существование, только и всего. И вот на мой вопрос, может ли человек быть бессмертен, как амеба, мои товарищи ответили так. Заряна Иванова: «Человек, не может быть бессмертен, как амеба, — только как человек». Сергей Сергеевич: «кому нужно такое бессмертие, как у амебы? Мне — нет». Михеич: «Бессмертные амебы остались амебами, смертные стали людьми. «Умри и возродись». Какие-то амебы менялись и усложнялись — они-то и положили начало эволюции Листья отмирают, превращаясь в побеги дерева. Листья отмирают, давая расти дереву». Как вы думаете, что имел в виду Заряна, говоря, что человек бессмертен по-иному?
— А разве вы не спрашивали потом об этом?
— Нет. Я не люблю переспрашивать — я люблю думать. Я люблю думать, каким воспринимает и чувствует, ощущает, каким представляет мир и человека вот эта женщина и вот этот мужчина, те, что уже ушли, и те, которые еще совсем дети. Потому что, мне кажется, ответить на вопрос, нужно ли человеку бессмертие и если нужно, то какое, можно, только если ответить на вопрос, что такое мир и что такое человек. Если мир и человек дошли до вершины — это одно, если же они развиваются — тогда, я думаю, совсем другое.
Все горячее, все взволнованнее был разговор, и вдруг Аня увидела прямо перед собой, в пятом ряду, Фиму и на миг потеряла нить мысли, на миг перестала слышать слова…
***
На другой день Фима повез ее в свою лабораторию. Навстречу им бросился щенок спаниель с длинными ушами и ласковыми глазами. Спаниель и Аню лизнул попутно, а вокруг Фимы так и выписывал восьмерки.
— Я вижу, вы тут не работаете, а наслаждаетесь жизнью, — засмеялась Аня.