Но что привело к идее подобного отождествления? Всего лишь ощущение невозможности, даже абсурдности крещения русского города в конце XII века. То, что многие окраины Руси и после этого не были еще полностью христианизированы, во внимание не принималось.
Интересно присутствие среди сторонников идеи отождествления архимандрита Мисаила, настоятеля Благовещенского монастыря в Муроме. Хотя для священнослужителя, да еще и муромского жителя, логичнее было бы держаться версии исторической достоверности жития, Мисаил поддержал тех, кто утверждал, что Ярослав и Константин – одно лицо. И даже в своем «Опыте исторического исследования», опубликованном в 1906 году, написал, что у Благовещенского собора похоронен Ярослав, хотя к тому моменту уже было известно, что этого князя похоронили на территории муромского кремля. Мисаил тоже обвинил переписчиков жития, которые, мол, ошиблись годом (то есть должен быть 1092-й от Рождества Христова, или 6600-й, а не 6700-й от сотворения мира) и крестильное имя не то указали (Константин вместо Панкратия). По всей видимости, для Мисаила тот факт, что даже спустя двести лет после прихода христианства на Руси оставались язычники, был более неприемлем, чем отказ от веры в реальность святого, которому до этого истово молился. Иначе как он мог написать следующее: «Отодвигать принятие Муромом христианства к началу XIII века, как это делает житие, мы не имеем никаких оснований. Совершенно не естественно, что в Муроме в течение столетия (с 1097 до 1192 или даже до 1223 года) существовала религиозная рознь между правящим классом и народом. Христианство утвердилось в ближайших к Мурому областях – Ростовской и Суздальской». В запале полемики он даже сделал вывод, что «годы… не могут быть даже приблизительно верными, а другие данные тоже противоречивы. В летописях князя Константина не значится».
В противоположность Мисаилу современный исследователь Г.В. Хлебов сумел, отталкиваясь от жития и текста на клеймах житийной иконы Константина, Михаила и Феодора, выстроить вполне непротиворечивую гипотезу о реальности Константина, жившего в начале XIII века, и нетождественности его с Ярославом Святославичем, княжившим столетием ранее. Хлебов предположил, что Константин не был правящим князем – в городе властвовали упомянутые летописями князья. Константин же прибыл в Муром с единственной целью – внедрения христианства среди язычников, никак на престол не претендуя. А сын его Феодор потому похоронен вместе с ним, что если сам Константин с Давыдом ладили, то этого нельзя было сказать об их сыновьях – и сын Давыда, заняв престол после смерти отца, позаботился об устранении возможного конкурента, ведь Феодор был княжьего рода и уж на муромский-то престол мог теоретически претендовать. А отцом Константина по версии Хлебова действительно был черниговский князь Святослав – только не Ярославич, а Всеволодович (умерший в 1194 году), который вполне мог в 1192 году благословить своего младшего сына на духовный подвиг – раз уж тот не мог претендовать ни на черниговский, ни на киевский престолы, ни на что-нибудь помельче. Логично, правдоподобно и даже красиво. Вот только у Святослава Всеволодовича не было сына Константина. На что Хлебов предположил, что Константин – крестильное имя Ярослава. Увы, но и такого сына у Святослава Всеволодовича летописи не упоминают. Что же тогда стало опорой для этой гипотезы? Всего лишь выловленная у В.О. Ключевского фраза «В XII веке Муромо-Рязанский князь Ярослав, младший сын Святослава Черниговского, стал князем-изгоем, вышедшим из общего порядка получения великокняжеского престола ввиду своего младшенства». Однако Ключевский, с одной стороны, нигде не назвал Святослава Черниговского Всеволодовичем, а с другой – прямо указал, что Ярослав был муромским князем. То есть речь шла о том самом князе, которого многие отождествляют с Константином – Ключевский всего лишь имел в виду, что большая часть его правления пришлась на XII век. Так единственная деталь, выдернутая из стройной конструкции, обращает ее в руины.
А вот что писал о муромских святых в своей работе «Древнерусские жития святых как исторический источник» сам В.О. Ключевский:
«В рукописях были распространены с XVI века две службы муромским святым: одна из них на память кн. Константина и детей его Михаила и Феодора приписывается господину Михаилу мниху, в другой на память Петра и Февронии первый канон написан Похомием мнихом, второй тем же Михаилом. Эти службы составлены были около 1547 года, когда собор установил местное празднование муромским чудотворцам; может быть, авторам их принадлежит и литературная обработка сказаний о тех же святых, хотя в рукописях нет прямого указания на это».
Любопытно – один и тот же инок причастен к обеим службам, однако ни в одной не говорится, что святые жили в одно время (как и в житиях), хотя обычно агиографы таких фактов не игнорировали – особенно, если это был один автор. Кстати, вышупомянутый Мисаил поддержал Ключевского, обратившего на это внимание. Однако что еще Ключевский говорил о самом Константине?
«…Повесть о князе Константине и его сыновьях сохранилась в нескольких редакциях. В полном своем составе она содержит сказания о древнейшем состоянии города Мурома, о водворении в нем христианства Константином, о восстановлении города князем Юрием, далее поэтическую легенду о епископе Василии и рассказ о обретении мощей муромских просветителей в 1553 году. Эта повесть имеет чисто историческую основу; но едва ли можно воспользоваться ее подробностями. Редакции ее несогласны в показаниях о времени события, из которых ни одно, впрочем, не заслуживает веры: полная относит прибытие Константина в Муром к 6731 (1223) году, замечая, однако ж, что это было немного после св. Владимира; краткая неопределенно обозначает событие цифрой 6700. Притом в местном предании, на котором основана повесть, автор не нашел уже живых действительных черт события и должен был заменять их приемами риторического изобретения и чертами, взятыми из рассказа летописи о крещении Киева. Наконец, в повести есть эпизод, относящийся к гораздо позднейшему времени и позволяющий видеть, как автор распоряжался фактами: рассказывая о восстановлении города Мурома князем Юрием Ярославичем, он говорит, что и этот князь пришел из Киева и «устроил» в Муроме епископа Василия. Поэтому было бы напрасно пытаться примирить все черты повести, не предполагая в них ошибок, с сохранившимися известиями летописи о древнем Муроме. Помогая лишь установить в самом общем виде основный факт, неизвестный из других источников, повесть сообщает несколько известий об остатках языческих обрядов на Руси и намеков на ее отношение к восточным инородцам в XVI веке».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});